Кельтский круг
Шрифт:
— Зачем же вам понадобились сразу трое? — поинтересовался он.
— Разве это вас касается?
— Нас все касается, драгоценная.
— Пожалуйста, господин Хафнер, — прорычал Зельтманн. — Я считаю неуместным разговаривать таким тоном с дамой, которая вызвалась нам помочь. А еще зайдите завтра в десять в мой кабинет, и мы поговорим о вашей проблеме с курением.
Хафнер удалился, оставляя позади себя спиралевидный шлейф дыма.
Беседе о борьбе с курением так и не суждено было состояться.
— Спасибо,
— Ладно, забудем бесцеремонность коллеги Хафнера, — заговорил он снова. — Но вопрос, пусть даже он касается интимных вещей, все-таки справедлив. Сейчас мы не вправе проявлять разборчивость в отношении того, что мы имеем право знать, а что нет.
— Господин Тойер, сейчас я намерен проявить свою власть. И я говорю: нет! Мы не вправе вторгаться в интимную жизнь свидетельницы. Мы должны арестовать Плазму. Это несомненно. И мы должны выяснить, как он мог знать про… — сейчас я выражусь откровенно… — щекотливые, да, сокровенные, если не…
— Интимные, — устало подсказал Лейдиг.
— Совершенно верно, спасибо, господин Лейдиг, прекрасно, что хотя бы один человек тут думает вместе со мной. Как мог Плазма знать об интимных связях фрау Людевиг? Вот в чем вопрос.
Тойер взглянул шефу в лицо:
— Это расследование веду я, доктор Зельтманн. Вы даже не владеете всей информацией. И теперь я хотел бы продолжить беседу со свидетельницей наедине.
Зельтманн побледнел. Все, кроме Людевиг и Тойера, затаили дыхание. Начальник полиции встал со стула.
— Что ж, господин Тойер, тогда продолжайте. Милостивая государыня, — он галантно поклонился, — потом, если желаете, зайдите ко мне. Если почувствуете, что с вами обращались в какой-либо мере неадекватно, дайте мне знать.
— Верхний этаж, направо и до конца коридора, — спокойно договорил Тойер. Краешком глаза он уловил ухмылки на лицах своих парней. Зельтманн с преувеличенной небрежностью покинул кабинет.
— Я иначе представляла себе полицию, — чопорно заявила свидетельница.
Тойер, изучавший ее удостоверение личности, не поддержал такое направление разговора:
— Вы живете на склоне Шлирбаха.
— На самом верху. Последний дом. Дальше уже лес.
— Дорогое там место.
— Я риелтор, торгую недвижимостью. В последнее время стало хуже, но в целом все эти годы были благоприятными. Скажите, мы с вами прежде не встречались?
Она обращалась к Штерну. Тот недовольно кивнул:
— Как-то раз вы показывали нам дом в Зандхаузене. Стены были покрыты плесенью…
— Припоминаю. Ваш отец, кажется, заинтересовался…
— Вы одна там живете? — перебил ее старший гаупткомиссар.
— Нет, — ответила свидетельница, — в какой-то степени, впрочем, да, но вообще нет. Я живу там с мужем.
Тойер выпрямился, вновь забыв про усталость, и взглянул на коллег. Те тоже заметно насторожились.
— Я знаю, что вы подумали, — усмехнулась она.
Дверь распахнулась. Вошел Хафнер.
— Все верно. Дама так точно описала причиндалы господ покойников, что хоть фотороботы составляй. Я говорил по мобильнику с одним из
В нескольких фразах Тойер сообщил своему дерзкому подчиненному новую информацию и хмуро добавил, что Людевиг обо всем расскажет наверху.
Хафнер и глазом не моргнул:
— Судя по всему, господин супруг вполне может оказаться тем, кто нас интересует. Надо сбросить листовки для этого идиота Плазмы — он может выползать из своего убежища.
— Если вы позволите мне продолжить, — насмешливо проговорила Людевиг, — у вас появится шанс узнать еще кое-что полезное.
— Продолжайте, пожалуйста, — вежливо разрешил Тойер, не сводя с нее глаз.
— Уже много лет, а точнее, шесть лет мы с мужем живем каждый своей жизнью. Наш брак распался в 1996 году. Муж ездил со своим классом в школьный лагерь, тогда он был учителем гимназии в Неккаргемюнде. Хотя такого трудно ожидать от педагога, но у него начались шуры-муры с девочкой из старшей группы. Ночью он отправился с ней на прогулку и, голый, прыгнул головой вниз с дерева в неглубокий пруд. Охваченный желанием понравиться, он, к сожалению, совсем не подумал о том, что так можно сломать шею. Как раз это и случилось. Причем высоко в горах. У него оказались слишком слабые руки, он вообще не умел за что-то держаться. Теперь он ездит в инвалидном кресле и почти всегда сидит дома. Даже если бы он очень захотел, все равно не смог бы отправить кого-то на тот свет.
Полицейские молчали. Наконец Тойер заговорил снова:
— Вы представляли себе полицию по-другому. А как? Мы обычные люди. Я тоже иначе представлял себе успешного риелтора с виллой в Шлирбахском лесу и мужем-инвалидом.
— Терпеливой и верной? — холодно уточнила Людевиг.
— Нет, не обязательно; но, вероятно, разведенной. Слушайте, — сказал он после недолгих размышлений. — Сейчас вы едете втроем в Плёк, встречаетесь с Брехтом и предупреждаете его, чтобы он по возможности не выходил из дома. На мой взгляд, он имеет право знать, что оказался в группе риска. Только не сообщайте ему, что объединяет его с двумя другими жертвами. Если он проболтается, его ждут большие неприятности. В любом случае он должен соблюдать осторожность, не открывать незнакомым людям и так далее. Потом мы снова соберемся здесь и обсудим результаты.
— Все трое? — спросил Лейдиг с легкой обидой.
Тойер кивнул.
— Ладно, пошли, — сказал Хафнер. — Шеф хочет заняться психологией, так что лучше оставить его одного.
— Итак, — продолжил Тойер, когда его комиссары отправились собирать информацию, — у вас трое любовников. Двое убиты. Вы утверждаете, что ваш муж вне подозрений, что он не мог совершить эти преступления. А заказчиком он мог стать? Я имею в виду, что у вас много денег…
— Много денег лишь у меня, — заявила Людевиг. — У него только пенсия по инвалидности и некоторые суммы, которые даю ему я. Киллера на них не наймешь, нет. Исключено. Если вы намекаете на это.