Кэнто
Шрифт:
Все пришельцы выглядели одинаково: высокие, худые, с лицом сорокалетнего мужчины, гладко выбритым, с коротко подстриженными волосами. Все носили тёмно-бордовые пиджаки на чёрную рубашку без галстука и чёрные брюки. Эмоции никак не проявлялись в их речи и мимике – по крайней мере Кэнто ни разу таковых не заметил. Они казались Кэнто машинами: ему было удобно так представлять их себе. Другие игроки рассказывали, будто бы видели смеющегося Ошаспеля, но Кэнто не мог в это поверить и считал рассказы выдумкой.
Ошаспель сидел неподвижно и смотрел на него. «Что это, если не машина?» – подумал Кэнто, садясь в такое же, как у пришельца, кресло. Круглый стол между ними был ярко освещён, посередине
23
Кэса-гири – диагональный удар мечом сверху вниз в упражнениях тамэсигири.
– Мы готовы начать Игру? – задал Ошаспель обычный вопрос. Голос его был похож на голос диктора новостей: подчёркнуто правильное произношение, токийский акцент.
– Да, – ответил Кэнто и впился взглядом в колоду.
Ошаспель закрыл глаза. Как только веки его сомкнулись, карты колоды взлетели над столом и тут же упали вниз, заняв свои места: четыре ряда по четыре. Лишние карты пропали. Это происходило так быстро, что невозможно было уследить за движением даже одной карты: что-то мелькало в воздухе над столом, пропадало – и вот перед тобой шестнадцать карт, шестнадцать узких тёмно-серых прямоугольников с тонкой серебряной линией вдоль края и диагональной полоской в центре. Один человек из Фукусимы как-то сказал Кэнто, что будто бы увидел рисунки карт, когда те зависли над столом. После этого Кэнто бросал дома обычные игральные карты на стол, моргая глазами и тренируясь быстро замечать рисунок. «Этот парень наврал, – утвердился в своём мнении Кэнто, когда карты легли перед ним. – Невозможно ничего увидеть».
Кэнто старался быть спокойным, сосредоточенным на удаче, но хотя в голове его как будто сложилась желанная атмосфера, тело Кэнто вело себя так, как ведёт себя тело человека при большом волнении, при угрозе жизни: руки становились ватными и тяжёлыми, сердце часто билось, становилось жарко, на лбу выступали капли пота. Кэнто сжал зубы и протянул вперёд правую руку. Он задержал её над ближним к себе четвёртым рядом, затем передвинул вперёд и вправо и прикоснулся к третьей карте второго ряда – угловой карте «внутреннего квадрата» (так называли игроки четыре центральные карты). Кэнто убрал руку, и карта, поднявшись и сделав мгновенное движение в воздухе, перевернулась.
Чёрный круг!
Глаза Кэнто расширились, дыхание сбилось. Он радостно улыбнулся и сразу открыл вторую: Кэнто знал, что удача часто приходит не одна, и что нельзя терять времени. Первая карта третьего ряда моргнула в воздухе.
Снова чёрный круг!
Первыми двумя он открыл пару, означавшую удачу. Они не закроются. Теперь это его, Кэнто Хасэгавы, удача. Что дальше? Играть дальше? Он не знал. В прошлой партии он тоже взял первую удачу рано, а после была одна неудача, вторая… Может быть, на столе больше нет хороших карт. По крайней мере, вероятность, что они там есть, стала меньше. Значит, надо закончить на сегодня. Выгоднее прийти завтра и сыграть с начала, с шестнадцати.
– Я закончил, – произнёс Кэнто, и сразу повторил: – Я закончил.
Ему нравилось его решение, ему нравился его голос. Он чувствовал себя профессионалом, подготовившимся к партии, сделавшим правильный выбор, а
Свет над столом потускнел, двери открылись.
Ошаспель молча и без движения сидел в своём кресле, смотря не то на Кэнто, не то сквозь него. Кэнто встал, кивнул и вышел.
5
Кэнто стоял на ровно уложенных камнях и смотрел вверх. Над ним до самого горизонта тянулась бесконечная лазурь неба, не запятнанного ни единым белым штрихом. Он улыбнулся, вспоминая только что случившуюся партию. Он хотел бы снова сыграть, сегодня, сейчас. «Жаль, что Оши разрешают играть только один раз в день», – подумал он и огляделся. Вдалеке, у выхода с площади, стоял невысокий полный человек в плаще. Когда Кэнто посмотрел в его сторону, человек натянул на голову капюшон и скрылся за оградой. Скамейки были по-прежнему пусты. Возле здания мэрии несколько человек переносили большие картонные коробки. Коробки были тяжёлыми, непрочными и разваливались в руках, отчего их приходилось постоянно ставить и поправлять, затягивать бечёвку или наматывать новую. «Странно, что Комната расположена позади мэрии. Это странно», – подумал Кэнто. Сзади послышалось быстрое прерывистое дыхание. Кэнто обернулся. В открытых дверях овального здания Комнаты стоял молодой парень с копной рыжих волос. Он тяжело дышал. На вид ему было около двадцати. «Хафу 24 », – решил Кэнто, рассматривая черты лица игрока. Тот всё стоял между чёрных створок, не позволяя им закрыться.
24
Человек полуяпонского происхождения с точки зрения японца.
– Эй, парень, ты чего? – Кэнто хотел было вытащить его из дверей, но остановился. Он не знал, как на такое отреагируют хозяева Комнаты: игрокам запрещалось не только прикасаться друг к другу внутри здания, но даже говорить друг с другом.
– Я никуда не уйду отсюда! – крикнул вдруг рыжеволосый и уставился на Кэнто большими серо-голубыми глазами. Рот его оставался приоткрытым, подбородок подрагивал.
– Да выйди ты, дай другим играть, – Кэнто всё же схватил его за рукав тёплой бейсбольной куртки и потянул наружу. Тот не сопротивлялся. Двери тихо закрылись.
– Что с тобой?
– Не уйду. Сяду здесь, – сказал молодой игрок тихим голосом. Он опустился на камень у чёрной стены, обхватил колени и положил голову на руки.
– Я проигрался, – продолжил он, не поднимая головы. – Нечестная игра, четыре неудачи. Знаешь, что это означает?
Кэнто вздрогнул. Одна неудача не представляла особой опасности. Двойная была штукой посерьёзнее: получив двойную, Кэнто разбил служебный фургон и потерял работу. Тройная могла стоить человеку карьеры, здоровья, счастья.
Четыре неудачи почти неминуемо приводили к смерти.
Игроки избегали копить неудачи. Они ждали свершения неизбежного малого зла и с «нулевым счётом» шли играть снова. Кэнто сказал Одзаве, что потерял свой счёт – это было неправдой. Кэнто знал точно, что за ним одна неудача и он не был уверен в том, разрешилась ли она. «Может быть, – думал он сегодня утром, размешивая дешёвые хлопья палочками в молоке, – царапины на спине или ночной кошмар – это моя неудача. А может и не она. Я не стану рисковать. Если не пойдёт, буду закрывать и уйду». Свою двойную он схватил тогда в одной партии.