Кэнто

Александров Дмитрий Б.

– Отыграешься, – повторил он, развернулся и зашагал прочь. Он не мог больше смотреть ни на Ясуо, ни на Чёрную комнату. Мысли его путались; ему захотелось вернуться домой.

6

Шестнадцатого ноября Кэнто встретил профессора Мидзусиму.

Нацуки в этот день работала на ферме. Она поднялась рано, прибралась, тихо приготовила завтрак для себя и Кэнто, тихо вышла. Завтрак в коробке, оставленный женой, однажды привёл Кэнто в бешенство. Он стал причиной их самой долгой ссоры. Обычный завтрак – забота, которую Кэнто мог отчего-то посчитать издевательством, насмешкой над собой. Сейчас, смотря на простую коробку бэнто 30

с рисом и овощами, он подумал, что такие коробки получают от своих жён и девушек тысячи и тысячи людей, и все они рады. Сложно увидеть в этом умысел, намёк: это просто забота. Кэнто вспомнил, как отдал вчера онигири незнакомому парню. В тот момент мысли его были похожи на горячую рисовую кашу каю и ощущались такими же болезненными 31 , однако взгляд парня и его благодарность вызвали в Кэнто чувство превосходства. Тогда это чувство не оформилось ещё достаточно, чтобы наслаждаться им, но сейчас время его пришло, и бэнто, которое Кэнто должен был принять, как такое же подаяние, как заботу, выглядело в его глазах противоположным этому превосходству. Он сжал губы, достал коробку с хлопьями, поставил их на стол, затем шумно выдохнул и произнёс вслух:

30

Бэнто – еда, уложенная в специальную коробку. Выполняет функцию обеда, который можно взять с собой.

31

Каю (или о-каю) – разваренный до слизистого состояния рис. Исторически употреблялся для кормления больных как лёгкая для усвоения пища (отсюда ассоциации с болезнью).

– Там поем.

У Кэнто не было никакого плана на этот день.

Облаков стало много, и как будто похолодало. Засунув руки в карманы, Кэнто шёл в сторону университетской школы, рядом с которой можно было недорого позавтракать. Новое здание школы, гладкое, современное, с большими окнами, белой вороной стояло посреди старых домиков с огородами и ухоженных или, наоборот, разросшихся за невысокими заборами деревьев. Навстречу Кэнто шёл высокий старик в пальто и шарфе, с кожаным портфелем в руке. Ветер трепал его редкие седые волосы, дул в лицо, заставляя старика щуриться и придерживать полы не застёгнутого пальто правой рукой. Не поворачивая головы, он ступил на белую полоску перехода. Кэнто в этот момент только вышел из-за угла здания и тотчас обернулся направо: оттуда раздавался звук быстро едущего автомобиля. Под протяжный скрип заблокированных тормозами колёс, оставляющих резину на грязном неровном асфальте, Кэнто бросился к старику и оттолкнул его назад, уводя с дороги. За завесой лобового стекла водитель с перекошенным лицом и широко раскрытыми глазами пытался сохранить контроль над машиной. Остановившись уже за перекрёстком, он некоторое время просто сидел, повернув голову и рассматривая двоих людей у столба так, будто не верил, что всё обошлось. Затем, не выходя из машины и даже не опуская стекла, он нажал на газ и скрылся за поворотом.

– Что за идиот! Как можно так ездить? – Кэнто отпустил руку старика и принялся поправлять рубашку. – Простите, это было очень опасно!

– Нет, это вы меня простите! Моя невнимательность чуть не навлекла беду на нас обоих.

Произнося «нас обоих», старик сделал лёгкий жест рукой: сначала в свою сторону, затем в сторону Кэнто. После этого он замер, позволяя собеседнику соблюсти этикет и представиться первым. Кэнто не сразу разобрал намёк и некоторое время смотрел на незнакомца.

– Кэнто Хасэгава, – поняв наконец выжидательную позу собеседника, произнёс он и поклонился.

– Сюнъити Мидзусима, университет Токива, – представился старик и церемонно поклонился. – Позвольте поблагодарить вас ещё раз, Хасэгава-сан. Я вам обязан.

– Нет-нет, – ответил Кэнто. Старик говорил на кэйго 32 , и Кэнто не мог поддерживать разговор на том же уровне.

– Я должен быть сейчас в школе – прошу меня простить, что не могу уделить вам время. Хасэгава-сан, если вы свободны сегодня вечером, для меня будет честью принять вас в своём доме.

32

Кэйго – стиль вежливой речи в японском языке. Существует несколько уровней кэйго. В кэйго используются: замена слов на специальные синонимы, особые выражения, особые грамматические правила. Далеко не все японцы хорошо владеют кэйго.

– С радостью посещу вас, – путаясь в кэйго, ответил Кэнто. Мидзусима

протянул ему визитную карточку. Кэнто взял её и посмотрел на профессора взглядом ребёнка:

– Кажется, у меня нет с собой…

– Всё в порядке, не затрудняйте себя. Вам будет удобно в шесть?

– Да.

– Замечательно! А пока – прошу меня простить… – он поклонился, и Кэнто ответил на поклон, стараясь скопировать профессора 33 .

* * *

Сюнъити Мидзусима жил один. Его скромный, не новый, но ухоженный домик в два этажа с чердаком и традиционной двухскатной крышей прятался за невысоким забором на восточной окраине района Мива, неподалёку от парка и железной дороги. Кэнто приехал заранее и некоторое время прогуливался по окрестностям. «Кажется, мы лазили по складам, что за железной дорогой, – вспоминал он. – Да, точно: Дзюбэй утащил оттуда какие-то детали, весь перемазался. А на этом мосту я любил стоять и смотреть, как внизу проезжают длинные грузовые поезда. Помню, как привёл сюда Эми, мою первую любовь. Какая глупость! Ей совсем не понравился мост, и, кажется, на этой ошибке красная ниточка порвалась».

33

Глубина и длительность поклона в Японии различаются в зависимости от ситуации и статуса. Копирование поклона собеседника обычно приводит к нарушению этикета.

Кэнто опасался формальностей при встрече, боялся показать свою необразованность и грубость, но профессор встретил Кэнто просто и тепло, так, как встречают друзей. Кэнто представлял, что они будут сидеть в строго обставленной васицу, однако внутри дом профессора больше напоминал дом из западных кинофильмов. В гостиной стояли два больших кресла и широкий диван. По стенам располагались шкафы с книгами и керамикой, причём книги могли делить одну полку с горшками, вазами и фигурками. Кэнто почувствовал себя легко в этой странной обстановке. Профессор принёс чай. Кэнто не мог припомнить, когда он пил чёрный чай в последний раз.

Они поговорили о чае, и Кэнто смог по крайней мере отчасти поддержать эту тему. Затем разговор перешёл к работе. Кэнто было стыдно назвать профессору университета даже прежнюю свою должность, а тем более признаться, что он не работает.

– Хасэгава-сан, вы играете? – неожиданно спросил профессор.

«Что же я должен ответить? – растерялся Кэнто. – Такие люди, должно быть, ни во что не ставят игроков. Я слышал, все они презирают Ошей, но ещё более презирают тех людей, кто ходит в Чёрные комнаты».

– Да, иногда играю, – прямо ответил он, решив положиться на судьбу. Вопреки ожиданиям Кэнто, лицо профессора расплылось в улыбке:

– Хасэгава-сан, это прекрасно! Сама судьба познакомила нас!

– Вы не считаете Игру злом? – удивился Кэнто.

– Скажем так: я считаю Игру величайшей математической загадкой. Вы очень удивлены, и я должен объясниться. Сам я никогда не играл. Во-первых, я не думаю, что моя нервная система подходит для этого. Кроме того, есть ещё некоторые соображения, которые станут вам очевидны немного позже. Итак, я не играю. Моя область науки – теория чисел. Если вся математика – это Япония, то теория чисел на ней всего лишь одна из префектур, маленькая и не слишком населённая. Я изучаю Игру давно, в основном по той информации, которая всем известна. Игра представляется мне вовсе не развлечением пришельцев, основанном на слепом случае. Наоборот! Игра есть сложная система.

– Вы тоже считаете, что существует система? – Кэнто, забыв обо всех приличиях, чуть не вскочил со своего кресла. – Простите меня, профессор.

– Пустяки. Итак – система, – продолжил Мидзусима. – Вероятно вы удивитесь, узнав, что число уникальных карт, то есть изображений на них, превышает четыре миллиарда. Ошаспели используют систему счисления с очень большим основанием. Говоря проще, изображения на картах – это их цифры. Правда людей интересуют только две из них, означающие удачу и неудачу. Моя гипотеза предполагает, что это крайние цифры системы. Да, я не сказал, что это симметричная система?

– Простите, профессор, у меня сложно с математикой, – развёл руками Кэнто.

– Не беда. Это не так сложно. В симметричной системе отрицательные числа изображаются без использования знака «минус». Минус единица – одна картинка. Ноль – другая. Плюс единица – третья. То, что вы называете неудачей, на самом деле означает вот что… – Мидзусима достал тетрадь, щёлкнул ручкой и написал в центре листа:

– 2 147 483 647.

– Минус два миллиарда сто сорок семь миллионов четыреста восемьдесят три тысячи шестьсот сорок семь, – медленно произнёс профессор вслух. Слова прозвучали сухо, зловеще, и у Кэнто невольно пробежал холодок по спине.