Кесарево свечение
Шрифт:
— Тут, между прочим, есть некоторая амбивалентность, — сказал Дельфин. — Она сказала, что Троя погибнет из-за этого коня, но что это было — предсказание или предупреждение? Если бы троянцы вняли предупреждению, тогда и предсказание бы не состоялось, верно? Такого рода логические тупики присутствуют во всей культуре древних. Двоякость творит великие метафоры. Не будь предательства Иуды, не состоялся бы подвиг Христа. Не было бы низости, не воздвиглось бы величие. То же самое происходит и сейчас. Вся история завязана на таких парадоксах, которые говорят об ограниченности человеческого сознания. Когда-нибудь в будущем мы посмеемся над своими логическими мучениями.
— Кто это мы? — проворчал Ваксино. Он старался не подать вида, что его занимает эта тема.
— Люди будущего, — улыбнулся Дельфин.
— То
Бэби Кассандра
В начале 1980-х, точную дату не припомним, в ходе нашего долгого странствия мы достигли юго-запада Вашингтона, Дистрикт Коламбия, и сняли там двухкомнатную квартиру в большом жилом доме. В этом районе, с его геометрически правильными кварталами шестиэтажек, мы все время пребывали в состоянии сонливого замедленного движения. Шаркаешь ногами из кухни, с чашкой кофе в руке, к окну в гостиной. Потягиваешь тепленький напиток перед окном с видом на робкий, если не слезливый, пейзаж. Ничего особенного в поле зрения не определяется, кроме паклевидных облаков да ряда одинаковых окон со стоящими в них то тут, то там одинокими фигурами соседей, потягивающих тепленький кофе.
В редких случаях можно увидеть в небесах альбатроса на пути из Гренландии к мысу Горн. Он совершает круг над кварталами юго-запада, а потом, явно напуганный монотонностью этих мест, быстро взмывает к облакам; выше, выше, исчез! Ну и птичка, говорим мы сами себе, экая огромная чайка! Месяц за месяцем она летит над ревущим и пенящимся океаном; разве можно сравнить чеховскую дачную пьесу с этими головокружительными водоворотами! В конце концов она приземляется на предназначенном ей утесе возле мыса Горн и начинает там свои любовные игры. Посылает там звуковые сигналы противоположному полу своего вида, и противоположный пол посылает тысячи звуковых сигналов новичку. Тысячи негативных калькуляций имеют место перед тем, как возникает одна-единственная позитивная калькуляция, после чего два альбатроса, он и она, начинают летать вместе, показывая уникальную, почти безупречную синхронность.
Мы имитируем волну какого-то воображения, сильные эмоции, но потом оставляем скучное, обезальбатроссенное окно и плетемся к своему полуспальному дивану. Кружка остается на полу, никакого осадка на дне.
«Это как раз то, что вам нужно, — говорит наш сосед, психолог доктор Казимир Макс. — Лучшая терапевтическая среда для блуждающего народа. Оставайтесь здесь так долго, как можете, и избавитесь от изнуряющей мигрени, кожного зуда и сыпи, депрессии духа и угнетения либидо — всех этих последствий культурного шока. Посмотрите на меня, я поселился здесь двадцать пять лет назад, сразу после того, как мой апартамент в Будапеште был поражен танковым снарядом, и с тех пор с удовольствием ощущаю постоянное улучшение моего состояния».
Так случилось, что сразу после этого увещевания мы нашли новую квартиру и переехали в маленький кондоминиум в районе Адамс-Морган. Ошеломляющий опыт, мы должны признать, равный, скажем, эмиграции из Исландии в Бразилию или из Минска в Париж. Нечто сродни переходу из сна в реальность, или наоборот. Теперь из большущего окна нашей гостиной открывается вид на мешанину домов Адамс-Моргана и Дюпона, с ее башенками, куполами, бесчисленными типами террас и деков, огромным разнообразием антенн, а дальше церковные шпили, отдаленные колоннады нашего правительства и гигантская фараонская колонна-символ, в конечном счете. Добавьте к этому аэролайнер, что через каждые две минуты скользит, словно разумное существо, вниз к порту Нэшнл, и вы получите полную картину.
С другой стороны окна нашей спальни выходили на оживленную деловую улицу с ее неиссякаемым потоком машин, множеством маленьких шопов, торгующих любыми необходимыми предметами, от французских булочек до камней, домашних любимчиков. На одном углу саксофон играл каждую ночь до рассветного часа, на другом безостановочно завывал проповедник, поставивший своей целью пресечь зловредный гедонизм человечества.
Мы,
116
Смысл (жизни) (фр.).
Ароматы всевозможных мазей и кремов смешивались тут с мочой, разные сорта табака — с порохом и ацетоном, трупный яд — с хелебором, гиацинты — с экскрементами, с потом и слизью всевозможных происхождений. Такова была ароматическая палитра этого района, и она, после всеобъемлющей санитарии юго-запада, возвращала нас в контекст человечества. Нашего несусветного мирового становища.
Второе сильное ощущение возникало под влиянием человеческих взглядов, как мимолетных, так и пристальных. Там, где мы раньше жили, редкий встречный как-то слепо взглядывал исподлобья во время обмена малоразборчивым «гуд-морнинг». Здесь каждый прежде всего старался встретиться с вами глазами, чтобы затем улыбнуться, или подмигнуть, или то и другое, или сделать комическую гримасу, как будто он чрезвычайно впечатлен чем-то в вашем облике, будь это пакет с апельсинами или плюмаж на вашей шляпе.
Мы должны признаться, что Адамс-Морган заставил нас вернуться к нашему любимому, еще со времен Старого Мира, времяпрепровождению — бесцельным прогулкам. День-деньской мы шлялись вокруг перекрестка Коламбия-роуд и Восемнадцатой, привыкая к множеству гортанных диалектов, переминаясь с ноги на ногу в толпе, слушающей бочковый оркестр, вглядываясь в витрины магазинчиков курьезов или в бесчисленные храмы еды, а также жуя что-нибудь на ходу, насвистывая новые мотивчики, приобщаясь к специфической местной легковесной достоверности.
Вскоре мы стали знатоками этой общины. Наши соседи, красочная смесь англос, ирландцев, афроамериканцев, афроафриканцев, славян, индонезийцев, индусов, монголов, китайцев, вьетнамцев, узбеков, евреев, всех видов латино, скотцев, французов, непальцев (надеюсь, мы не забыли перечислить армян), сердечно нас приветствовали и на вопрос «как у вас сегодня?» не ограничивались неизменным «файн!», но всякий раз старались пояснить, почему это так уж файн сегодня.
«Капитан квартала», отставной коммодор Трои Крэнк-шоу, всегда был горазд устроить какое-нибудь светское событие прямо на улице — будь то выставка аквариумов с рыбками, или сбор сыпучих субстанций для нуждающихся, или просто «сэй-хеллоу» [117] — вечеринку, сдобренную особым сортом крепленого сидра из его родной Западной Вирджинии.
117
От англ. Say hello — Скажи привет! (простенькая вечеринка).
Проходили у нас также парады «Голубого достоинства», международные фестивали (в основном в области кулинарии), случались массовые потасовки и кикбоксинг, пожары, спасательные операции и пиротехника. Люди здесь были склонны показывать пальцами в небеса, как будто что-то приближается. С другой стороны, они никогда долго не думали перед тем, как швырнуть опустошенную бутылку в стену. Словом, здесь процветал довольно веселый и слегка чокнутый образ жизни.
После нескольких визитов к нам наш друг доктор Макс наконец осознал, что созрел, то есть в достаточной степени поправился для переезда в Адамс-Морган. Здешний народ с его чудачествами составит, он полагал, порядочный круг его пациентов. Он открыл здесь свой офис под названием «Психокафе», оборудованный стендом для пончиков и машиной «экспрессе». Все устаканится, господа, поговаривал он на языке своих прежних обидчиков, все постепенно устаканится. Признаться, мы немного опасались: не слишком ли?