Кетцалькоатль
Шрифт:
Скорее всего, в Ичсме знали, где мы и куда движемся. Несмотря на отсутствие продвинутых средств связи, информация сейчас разлетается очень быстро. Погони пока не было. Может, еще не догнала, а может, уже ждет впереди. Наверняка есть эстафетная почта с городами, расположенными южнее на берегу Тихого океана, в которых прислушаются к просьбе ичсмских жрецов. Так что я все время был начеку. Впрочем, это было для меня естественным состоянием во время путешествий во все эпохи. За порогом твоего дома война. Попадешь на нее или нет — дело случая.
63
Не скажу точно, сколько дней мы шли, наверное, больше месяца. Последние мои эпохи хороши тем, что в них нет острой необходимости в часах и
Слева от нас были горы, довольно высокие. На некоторых вершинах даже сейчас, в конце теплого периода, был снег. Одна выдавала время от времени, как трубка курильщика, мощные струи дыма. Мы наблюдали ее последние несколько дней, постепенно приближаясь. Перед ней находилась группа из трех высоких вулканов и нескольких пониже, которые сейчас отдыхали после перекура, наверное. Между ними и дымящимся находился каньон, очень глубокий. Боюсь соврать, но по моим прикидкам в одном месте глубина была около километра. По дну протекала шустрая горная речка, полноводная, благодаря дождям. По обе стороны каньона находилось несколько деревень и очень много террас с полями, на большей части которых уже собрали урожай. По северному краю каньона со стороны океана вглубь материка шла довольно широкая и нахоженная дорога. Обычно такие ведут к городам. Эта территория уже не входила в зону влияния Ичсмы, поэтому я решил посмотреть, кто и как там живет. Заодно пересечем Анды и дальше пойдем по восточному склону, пока не наткнемся на подходящую реку.
Оказалось, что географию я знаю плохо. Был уверен, что Анды — это одна горная гряда. Оказалось, что их не меньше двух, причем вторая, восточная, если и ниже западной, то не намного. Между ними было нагорье, напомнившее мне Мексиканское. Разница была в том, что большую часть этого занимало огромное озеро. Моих познаний в географии хватило, чтобы понять, что это Титикака.
Навстречу нам по дороге двигались шестеро мужчин, скорее всего, крестьян, которые возвращались с рынка, потому что вели на поводу по ламе, каждая из которых несла две полупустые корзины. Наверное, утром отвезли на городской рынок излишки урожая и обменяли на самое необходимое, что не умеют производить. У каждого крестьянина во второй руке длинная палка с заостренным и обожженным на костре, верхним концом или за кожаным поясом деревянная дубинка, что лучше всяких слов сообщало, что на дорогах шалят. Странно, что на нас ни разу не напали за все время путешествия. Подозреваю, что мой странный вид сбивал с толку. Пока обсуждали, кто я такой и откуда приперся в их края, уже поздно было грабить.
— Титикака? — показав в сторону озера, спросил я у переднего — угрюмого типа со свернутым широком носом, который больше походил на бандита, чем на крестьянина.
— Мамакота, — поправил он.
Я показал на поселение, издали похожее на нагромождение валунов на берегу озера, и изобразил неосведомленность.
— Хатун, — подсказал крестьянин.
Дальше допрашивать я не стал, потому что по усилению угрюмости собеседника догадался, что тот исчерпал лимит слов на сегодня.
Хатун оказался довольно таки большим городом, тысяч на пять жителей. Центральная часть его, примыкающая одной стороной к берегу озера, защищена стеной разной высоты от четырех до шести метров, сложенной из больших камней, где-то подогнанных плотно, где-то скрепленных раствором. С других трех сторон к крепости жались слободы, населенные беднотой. В отличие от других городов, в которых я побывал в эту эпоху, в этом нет четкой ориентации улиц
В одежде хатунцы предпочитают ткани из шерсти альпаки. Хлопок здесь, видимо, не растет, поэтому дорог. Да и зимой на такой высоте, а я предполагаю, что километра полтора-два над уровнем моря, должно быть холодновато, особенно по ночам. В зависимости от достатка, ткани разных цветов и с яркими узорами по большей части геометрическими, набитыми или вышитыми. Головной убор обязателен у взрослых, а у детворы встречается не всегда. Это разного типа вязаные шапки и шляпы, причем последние часто в форме тарелки, иногда расположенной вверх дном, иногда вниз. Несмотря на теплое время года, у многих накидки или плащи самой разной формы, но классическое пончо не попадалось мне. Рубахи с длинными рукавами. На одном мужчине видел что-то типа вязанных гетр.
Обычно полиглотами становятся дипломаты, купцы и содержатели постоялых дворов. Пока найдешь таких, приходится использовать язык жестов. Поскольку, завидев меня, аборигены останавливались и пялились с разным выражением лица, иногда обмениваясь замечаниями, я обратился к троице мужчин, довольно активно обсуждавших меня, показав жестами, что хочу спать, и произнес название постоялого двора на языке жителей побережья. Мои жесты или слово поняли и показали на расположенный немного дальше и на противоположной стороне кривой улицы, каменный забор метра три высотой, примерно в центре которого был трапециевидный проход, довольно широкий, видимо, рассчитанной на проход ламы с двумя тюками груза по бокам.
На небольшом дворе слева от входа у стены, судя по вони, выделено двумя низкими каменными стеночками отхожее место и дальше, занимая часть левого крыла, оградой из брусьев — загон для лам, в данный момент пустой. Остаток левого крыла, правое и центральную часть занимали комнаты для постояльцев, складывания товаров и жилье хозяина, выскочившего из одной из них сразу, как только я зашел. Несмотря на смуглую кожу, плоское круглое лицо, широкий нос и иссиня-черные волосы он показался мне истинным арийцем из-за горласто-командной манеры поведения. Увидев, что я с ламой и слугой, то есть не беден, хозяин, абсолютно не интересуясь моим мнением, сразу показал мне, где должен разместиться — в лучшей комнате, вход в которую закрывался деревянной дверью, а в остальные — кожаным пологом, и Гуаму — куда отвести ламу после разгрузки.
— Сколько стоит в день? — спросил я на языке жителей побережья, показав морскую раковину.
— Одна раковина в день за всё, — ответил он на том же языке, причем быстро, не задумываясь, как человек достаточно хорошо владеющий им.
Что именно входило в местный вариант «all inclusive», я не знал, но по радостному блеску в глазах хозяина постоялого двора сделал вывод, что переплатил, поэтому мы с Гуамом и лама Мама уж точно будем накормлены на ужин и завтрак.
Солнце уже садилось, прогуливаться по городу было поздно, поэтому я потратил время до ужина на допрос хозяина постоялого двора, которого звали Ванка (Глыба). В свою очередь он допрашивал меня, после двух-трех моих вопросов задавая свой.
— Вы чанка? — первым делом поинтересовался я.
— Нет. Племена с побережья называют нас аймаракая, а мы себя зовем хаке (люди). Мое племя — колья (горцы), — поведал он.
— Откуда знаешь язык жителей побережья? — задал я следующий вопрос.
— Мой отец был купцом и я сначала тоже, много раз посещал Ичсму и даже Чан-Ане бывал. Возили туда ткани, а оттуда соль, вяленую рыбу, разные изделия из металлов и глины. В Чан-Ане очень искусные мастера. Иногда надолго там задерживались, вот и выучил их язык, — рассказал он и в свою очередь спросил: — А ты откуда прибыл и куда направляешься?