Кетцалькоатль
Шрифт:
Отведя глаза, задавив раздражение и выдавив улыбку на черных пухлых губах, жрец задал вопрос:
— Ты хочешь узнать свое будущее, чужестранец?
— Да, но сначала прошлое, чтобы знал, насколько доверять предсказанию о будущем, — ответил я.
— Ты не веришь в силу бога Ичсмы?! — возмущенно до театральности воскликнул он, всё еще опасаясь встретиться со мной взглядами.
Меня на такой мякине не проведешь. Я еще в первой своей жизни научился задавать каверзные вопросы и, как в дзюдо, использовать динамику ответов оппонента.
— Это ты не веришь в его силу, — парировал я. — Ичсма заранее
— Я искренне верю в него! — выдал пожилой младший жрец опять таки театральненько, потому, неверное, что знал истиную цену предсказаниям.
— Если бы это было так, ты бы не приписывал мне то, в чем грешен сам, — сказал я.
Догадавшись, что в диспуте меня не победит, он решил задавить экономически:
— Двойное предсказание будет стоить дорого.
— А сколько это — дорого?! — шутливо поинтересовался я. — В два раза больше, чем платят другие?
— В три раза! — попался пожилой младший жрец. — Пятнадцать красивых морских раковин!
— Этого хватит? — предложил я бронзовую пластину, которая тяжелее топорика раза в полтора.
— Нет, еще пять раковин! — потребовал он.
— Для Ичсмы мне ничего не жалко! — усмехнувшись, сказал я и добавил морские раковины.
Пожилой младший жрец долго вертел их перед своим носом с прогнутой переносицей, дотошно рассматривая со всех сторон, и даже обнюхивал. Неужели бывают подделки?! Наверное, просто тянул время.
— Ищешь предлог отказать мне, потому что не веришь в величие Ичсмы?! — ехидно поинтересовался я и, видимо, угадал.
Побагровев всем лицом сразу, пожилой младший жрец перешел к угрозам:
— Я прощаю тебе эти дерзкие слова только потому, что ты чужеземец! Местный за такое остался бы без языка вместе с головой!
— Меня Ичсма простит, а ты делай свое дело, — отрезал я.
Скривившись, как от пощечины, он потопал вверх по каменной лестнице, ступеньки которой было порядком стерты. Представляю, по сколько раз младшие жрецы каждый день снуют вверх-вниз, добывая на пропитание старшим, которые, вполне возможно, преодолевают этот маршрут всего несколько раз в год, по большим праздникам. Вернулся пожилой младший жрец не так быстро, как его коллеги. Возможно, советовался с руководством, что ответить наглому чужеземцу.
— По поводу твоего прошлого бог Ичсма передал, что твой путь сюда был долог и полон всяких опасностей, но ты умело преодолел их, а в будущем будь осторожен на дорогах, — сообщил он.
— И всё?! — изобразил я удивление, потому что ожидал подобные общие фразы. — Не думаю, что это слова самого бога. Он-то знает обо мне всё, в том числе и то, что надо было сказать, чтобы я поверил.
Нимало не смутившись, пожилой младший жрец улыбнулся плутовато и сообщил:
— Я не всё передал тебе, не захотел огорчать. Скоро ты умрешь!
— Неужели?! — с издевкой произнес я, после чего решил нагнуть его еще ниже: — А ведь твои родители перед тем, как отдать тебя в жрецы, наверняка спрашивали, что тебя ждет. Не сомневаюсь, что предсказание звучало многообещающе, иначе бы занимался чем-нибудь другим. И вот ты уже старый, а всё еще вместе с такими же дурачками, только молодыми, бегаешь по лестнице целый день,
Видимо, подобные выводы он и сам уже сделал, потому что опять скривился, после чего со злобной улыбкой бросил:
— Зато проживу дольше тебя!
— Разве это жизнь?! — пожав плечами, молвил я, развернулся и пошел мимо длинной изогнутой очереди, которая внимательно слушала наш разговор, но не уверен, что кто-либо из этих забитых крестьян сделал из него правильный вывод, потому что вера там, где нет ума.
61
Я отнесся на полном серьезе к словам пожилого младшего жреца, пообещавшего, что скоро умру. Такое предсказание очень легко выполнить, если есть подготовленные люди, а их достаточно, и уверенность, что наказание не последует, а она обещана властью. Будет наглядный пример высокого качества работы бога Ичсмы, так сказать, удачная рекламная акция. Поэтому я заспешил на постоялый двор, чтобы собрать барахлишко и умотать из этой физической и духовной помойки. Мне кажется, эти качества всегда ходят парой, как по одной стороне человеческого пути, так и по противоположной.
Качи очень расстроился, узнав, что я в срочном порядке покидаю его заведение, которое, благодаря мне, стало самым известным в этой части города, если не во всём. Зеваки приходили толпами полюбоваться диковинным чужеземцем.
— Что случилось, почему покидаешь нас так быстро?! — с искренним сожалением поинтересовался он.
— Ичсма предсказал, что я испорчу всех твоих дочек, если задержусь в городе, — пошутил я.
Хозяин постоялого двора отнесся к моим словам на полном серьёзе, молвил покорно:
— Если он предсказал, значит, так тому и быть…
— Ты хороший человек, и дочки твои достойны хорошей судьбы, поэтому лучше я уйду, — поняв, что имею дело с покорной скотиной, сказал я.
Якобы опасаясь нападения разбойников на дороге, я снарядился по-боевому, только шлем не надел, приготовил оружие. Остальное мое имущество Гуама погрузил на нашу ламу, которую я в честь застрявшей в памяти строчки из какого-то стишка «лама-дочь и лама-мама» назвал Мамой, и мы отправились по дороге в сторону Парамонги. Киче я сказал, что пойдем именно туда. Он человек, конечно, хороший, но ненадежный, обязательно проболтается жрецам. На первом же перекрестке мы повернули на восток, в горы, а на следующем двинулись генеральным курсом на юг. Впрочем, маршрут наш проследить будет не трудно. Меня, длинного по местным меркам, светлокожего, светловолосого и сероглазого, обязательно заметят и запомнят. Такие здесь раньше не встречались и в будущем не скоро появятся.
Возвращаться в Чан-Ан я не рискнул, поскольку, как рассказывал купец Пурик, влияние Ичсмы распространялось на всю прибрежную зону в обе стороны на пару недель пути. Одни жрецы быстро договорятся с другими. Оставалось двигаться на юг, где нет больших городов и больших воинских отрядов. От маленьких как-нибудь отобьемся. Если будут сильно напрягать, двинем в горы, где обитают разные племена, в том числе чанка, напавшие на наш караван и давно уже находившиеся в немилости у жителей побережья. Познакомлюсь с ними поближе. Никто не ценит нас так высоко, как побежденные враги