Кевларовые парни
Шрифт:
Подумаешь, полосу предоставил для коммерческого самолета. Имею право! Летные документы в порядке, а что грузят — не царское дело выяснять… Самым ужасным было то, что через месяц сдавался в эксплуатацию пятиэтажный дом, на квартиру в котором претендовал подполковник. При этом раскладе можно было про новую жилплощадь забыть.
Городок оставил гнетущее впечатление. Обшарпанные казармы, неубранный мусор на дорожках, некрашеные, покосившиеся заборы. Зверские физиономии «отличников боевой и политической подготовки», намалеванные самодеятельными художниками, только усугубляли картину.
— Словно из книги Ломброзо, — усмехнулся Олег, увидев эти портреты.
— Что поделаешь, хорошо хоть такие. Замполитов не стало, так все наперекосяк. Раньше хоть они за этим следили, а сейчас некому. Летчикам наглядная агитация до фонаря. У них полеты… То ночные, то дневные. Отлетал и свободен. Не до солдат. А денег на ремонт и прочее уже несколько месяцев не отпускалось…
Вильнув по аллейкам, машина выкатила к летному полю. Длинная бетонная полоса упиралась в горизонт. Накрытые брезентом самолеты стояли в капонирах.
— Где виновники торжества? — полюбопытствовал Олег.
— Пока в ангарах. — Особист поискал кого-то глазами. — Прапорщик, открывай.
Подтянутый прапорщик в новенькой голубой фуражке лихо спрыгнул с велосипеда. Не в пример сержанту службу знал и честь подполковнику в форме отдал без напоминания.
Воротина отъехала в сторону, открыв новенькие, «муха не сидела», броники. Бэтээры стояли лобастые, как быки.
— Пулемет воткнуть — три минуты дел, — хмыкнул Дед, протискиваясь между машинами. От них пахло чем-то далеким, почти забытым.
— Завод тоже надо понять: денег нет, рабочим платить нечем, а этим добром весь полигон забит, — продолжил начатый в машине разговор опер из Управления. — Армия не берет, денег нет. Ничего другого пока не научились делать. Да зачем что-то придумывать? Производство налажено, технологии отработаны, люди обучены. Такой технике на Востоке цены нет. Вот и продали на Восток… только на наш. И не за рубли. Если бы завод имел такое право, так богаче его в области не было бы.
— Понять можно, только не все здесь стыкуется: продают боевой вариант, а в накладной и лицензии — тягач…
— Так на треть же дороже! Заводу какая разница, что продавать, если разрешение есть? Но дороже-то лучше. Кстати на основе бэтээров и тягачи бортовые на заводе делают.
Олег любовно погладил машину.
— Знакомая штука? — полюбопытствовал опер.
— Да уж…
Машина была знакома очень хорошо. И снова афганский ветер дунул в лицо. И снова камни хрустят под ногами, песок забивает глаза, нос, хлещет по опаленной коже. И снова ремень врезается в саднящую кожу плеча, тянет вниз… И страшно хочется пить. Но фляга пуста…
— Стоят пока. Завтра отправители обозначатся — представители завода. Ждем не дождемся: сейчас такой бардак, что и под охраной армии рискованно оставлять. Вот, смотри, уже лопаты и пилы с бортов поснимали. Потом зеркала исчезнут, фары, затем радиоаппаратура. Прапорщик, в чем дело?
Тот пожал плечами и начал заглядывать под колеса, словно злоумышленник именно там спрятал шанцевый инструмент. Прапорщик искал активно, что вызывало обоснованные подозрения. Впрочем, на ответственное хранение никто не принимал, а потому и спроса нет. В армейском хозяйстве и пила пригодится…
— Неделю постоят — совсем «коробки» разденут.
— «Эль» — посредник?
— По показаниям — да. По документам не фигурирует. Дело-то серьезное, нормальный человек предпочтет держаться в стороне… Скорее всего, содействие за бабки. Подписи получить, визы, документы в нужную папку положить. Правда, остальные подзалетели, и здорово, — улыбается опер. — По действующему законодательству на всех участников сделки налагается штраф в десятикратном размере от стоимости груза. На завод, акционерную авиакомпанию, посредника. С получателя — шиш, Азербайджан — иностранное государство, а с этого «Эля»…
— Как бы еще иск не вчинили за срыв коммерческой сделки, — сказал Олег.
— А что, и вчинят! — Опера распирала информация. — Тут у нас похлеще идиотизм был. Некая фирма, кстати, московская, уж не знаю, под что, получила лицензию на вывоз из страны отходов алюминия. Конечно, отходы на улице не валяются, так она нашла залежи этого самого алюминия, а точнее изделий из него — товарные емкости для перевозки сыпучих продуктов. На нашей базе «Роспродторга». Ну, такие, знаешь — с надписями «Мука», «Сахар» и прочее. Для бакалеи. Подкатились к начальнику базы — продай. Тот продает. По шесть рублей ящик. Грузят на машины и в Москву, сразу на завод «Серп и молот». Там под пресс и делают алюминиевые брикеты. Потом на машины и в Германию. Представляешь? Наш директор «Вторчермета» — на базу: Христом Богом просит, продай, говорит, завод стоит — начальник базы ни в какую. А ящички — тю-тю, в Германию.
— Но ведь дорого. — Дед не понял логики.
— Не скажи. — Опер сел на своего конька. — Алюминий из чего производят?
— Ну, из руды.
— Не «ну, из руды», а из бокситов, которые мы покупаем в Австралии и Болгарии.
— Так за валюту?
— Естественно. Но производство алюминия из вторичного металла позволяет экономить до девяноста процентов электроэнергии. И, самое главное, минимум риска для экологии…
— Насколько я знаю, из-за Братского алюминиевого завода на сто пятьдесят километров уничтожена тайга, а в генофонде людей начались необратимые изменения. — Олег недавно читал эту информацию в экологической сводке.
— Именно. Но и этих самых бокситов сегодня не хватает. Цены на мировом рынке поднимаются. В Братск из Австралии привезти их — о-го-го! Это раз. — Опер загнул палец. — Прокатные цеха стоят, нет алюминия — это два. Завод по производству тех же самых ящиков для бакалеи лихорадит — это три. Сыпучие продукты возим в неприспособленной таре, то есть хищения, утраты — четыре. А в это время готовые ящики переводятся в брикеты, которые вывозятся за границу. Там они из вторичного металла переплавляются. Без ущерба для экологии и на сэкономленной электроэнергии. Из них делают ящики для бакалеи и продают нам. О! Сюжет!