Кевларовые парни
Шрифт:
— Странно. Создается впечатление, что, уходя, ты как бы ставишь под сомнение нашу порядочность, офицерскую честь, что ли.
— Не обижайся. Я никогда так не думал и не подумаю. Более того, я прошу вас остаться. Я стар. Вам же возрождать отечество. Если не вы, то сюда придут те, кто выполнит любое сумасбродное поручение. Я ухожу, чтобы на вас не падала тень вчерашнего КГБ. Чем скорее уйдут старики, тем быстрее вы сможете восстановить доверие к органам госбезопасности. Потом все станет на свои места. История даст оценку и этому. Считай это тактическим ходом ради высокой стратегии. И не обижайся. Я никогда не сомневался в порядочности
— И когда уходишь?
— Завтра последний день. Сегодня на тебя подпишут приказ.
8
В.И. провожали по высшему разряду. Так квалифицировал это мероприятие Дед, не задумываясь о том, что разряды в основном относятся к категории похорон. И тем не менее был действительно высший разряд. Собрались коллеги, большинства из которых Олег не знал. Они были знакомы по рассказам, по репликам, по воспоминаниям. Некоторые слыли просто легендами — о них если и упоминали, то исключительно с большой буквы.
Среди провожавших был уникальный человек со странной по совпадению фамилией — Шарапов. Вайнеровский Шарапов казался щенком рядом с этим опером. Шарапов живой был истинным волкодавом, за свою жизнь разоблачившим не одну сотню гитлеровских карателей и пособников. Он разработал уникальную по своей универсальности систему розыска, которая давала поразительные результаты. Но передавать этот опыт Шарапову было практически некому. Увы, профессия розыскника стала уходить в прошлое вместе с уходом из жизни предметов поиска. Охотников до копания в «окаменевшем дерьме», тех, кто желал искать власовцев, полицаев, нацистских преступников, становилось все меньше. Шарапову было что рассказать, но слушали его, в основном, школьники старших классов. Старый опер был бессменным участником дней памяти в подшефных школах, часто наведывался в вузы. Сегодня он констатировал, что через несколько лет молодежь не сможет назвать не только основные сражения Великой Отечественной войны, но и вообще рассказать хоть что-то об этой войне. И это было не старческое брюзжанье.
За свою долгую жизнь Шарапов трижды представлялся к ордену и всякий раз слишком рано начинал отмечать торжественное событие. Представления отзывали… Награда героя так и не нашла, однако сам герой не очень сокрушался по этому поводу. Погоревав немного и посетовав на себя, он с не меньшим рвением продолжал свое дело.
На проводах В.И. Шарапов вел стол. Чувствовалась рука мастера коллективных возлияний.
— Дорогой друг! Сегодня ты вступаешь в самую многочисленную армию самых достойных людей — армию ветеранов. И несмотря на то что ты покидаешь Лубянку, помни: для чекистов ни отставки, ни запаса не бывает. Твое имя навечно занесено в Красную книгу, а точнее книжечку, на которой сверкают золотом три буквы — «КГБ».
Были речи, были подарки, были адреса. Был светлый вечер воспоминаний, вечер товарищеского участия и дружеского тепла.
— Они живут среди нас, но мы не знаем их имен. Они ходят рядом с нами по улицам, мы задеваем их плечами, но узнаем о них, только когда приходит беда. Они принимают ее удар на себя. И остаются безымянными… — вслух рассуждал Олег, стоя у окна теперь уже своего кабинета, бывшего кабинета В.И.
Здесь многое оставалось, как было раньше, но многое и изменилось. Нормальный телевизор, нормальный видеомагнитофон, на столе компьютер.
— Резонерство —
— Цитата, — сказал Олег. — Человек, говорящий цитатами, общественно опасен. Но ты не расстраивайся. Мы сегодня все общественно опасны. Есть предложение обменяться цитатами по интересующему всех нас вопросу. Насчет СП «Эль». Основным докладчиком предлагаю сделать Адмирала.
Последние недели пристального внимания дали неплохие результаты. Несколько томов дела, сотни сводок — богатая пища для размышлений в узком кругу.
— Хитрая контора. Кто только ее не бомбил! И милиция, и налоговая инспекция, и финансовые органы. — Адмирал перелистал свои записи. — Оснований для проверок — выше крыши. Но каждая проверка заканчивается пшиком. Примечание: практически все проверяющие после посещения «Эля» стремительно идут в гору. А материалы исчезают. С концами. Как в кино.
— Может, их просто покупают?
— Если бы! Результаты проверок и выявленные нарушения докладывают по инстанциям. Проверяющих хвалят, отмечают. Документы начинают слоняться по кабинетам. Участники акции возмездия идут на повышение. А материалы испаряются.
— Что же тут странного? — Олег уже взял себя в руки. Он был деловит и спокоен. — Папашка как держал рычаги в руках, так их и держит. Вспомни, как он упаковывал нашими руками очкастого. Как мы ни сопротивлялись. Большой человек — и дела большие. Кинуть за четыре прута какого-нибудь чайника — много ума не надо. А вот отметить за свои дела, но, как говорится, за государственный счет ничего не подозревающего… Тут не один приводной ремешок надо иметь. Так что мы имеем дело с гигантом. Такие при любых условиях только крепчают, как хороший цемент, и всегда на коне. Что ему демократы, сопливые щенки, не искушенные в аппаратных боях? Этот на митинге орать не будет: «Пока мы едины, мы непобедимы!» Свое единство они не афишируют. Им нужно не упоение властью, а реальная власть. Они ее извлекут из любой ситуации. Помнишь: «Только диктатура пролетариата может освободить народы от гнета капитала»? Великая борьба продолжается. Борцы только знак у слова «гнет» поменяли.
— Гостиница «Метрополь». Мозаика на фронтоне. Исполнена Врубелем. В конце подпись: «В.И. Ленин», — неожиданно подал голос Дед. Брови Олега поползли вверх.
— Шеф! Дед у нас еще и любитель архитектуры? — Адмирал был в восторге.
— Дед, между прочим, в архитектурный институт поступал.
— Не поступил, к вашему счастью. На рисовании срезали, — сделал Дед существенное уточнение.
— Хрущевки не ты, часом, придумал? Совмещенный сортир со столовой? — оживился Адмирал. — Сколько живу в такой квартире, столько архитектору свечки ставлю. Мысленно.
— Не отвлекайся, — скомандовал Олег. — Дальше!
— А дальше больше, — продолжил Адмирал. — Лицензии вроде бы санкционируются первыми лицами. Распоряжения такие, знаешь, на именных «флажках» печатаются. Но подпись на «флажках» не всегда принадлежит первому лицу. Бывает, еще печати ставят. Так и тут расхождения.
— То есть?
— Ну, допустим, отдает распоряжение первое лицо — так и печать на распоряжении: номер один, общий отдел. А тут то номер десять, то номер двенадцать.
— Что это значит, как думаешь? — свежее наблюдение привлекло внимание Олега.