Кевларовые парни

Михайлов Александр Георгиевич

— Грация как грация, — сказал Дед. — Кевларовая. Мы их, если помнишь, полгода покорнейше выпрашивали, эти бронежилеты. Перевооружается общество— перевооружаемся мы. Диалектика! А жилетка — класс. Надевается под рубашку — значит, не мозолит глаза. Держит и «калашникова», и «макарова». Гематомы — да. Контузии — тоже. Переломы ребер — почти гарантия. Но пулю держит.

— А можно теперь о чем-нибудь полегче? — сказал Адмирал.

— Олег, у тебя какая машина?

— «Пятерка». А что?

— Твоим адресочком, домашним, я имею в виду, интересовались в ГАИ.

— Кто? — Информация настораживает.

— Оперуполномоченный РУВД Михейкин.

— Что ему нужно?

— Что-то

плел сначала про автотранспортное происшествие. Будто разыскивает владельца какой-то автомашины и вот названивает по кругу. Я бы его послал, но тут звонок из адресного бюро. Старшая секции сообщила, что был запрос по твоим данным. Посему я с этим Михейкиным уже по-настоящему пообщался.

— И что там на самом деле?

— Говорит, приятель просил его разыскать старого школьного товарища. Вечер встречи в школе, старенькая учительница, то, се…

— И кто этот мой старый школьный товарищ? — Тема становится любопытной.

— Дед выяснил. Некто Панков. Звучит?

— Еще как.

— Ты поосторожней. Ночи темные, керосина в стране нет. Может, подстраховать?

— Брось, Адмирал. Малолетку нашел. Если кто-то в ЦАБ звонит, значит кому-то очень нужно. Всего-то и выяснить осталось: зачем?

— А зачем домашние адреса выясняют? Сначала адрес, потом состав семьи. Старо, как мир.

10

Лестничная площадка старого московского дома. Пустынная широкая лестница. Пыльные окна. Безлюдье. Никто не мешает двум мужчинам в спецовках ковыряться в телефонной коробке. Откручивается винт крышки, вскрывается паутина проводов, находится нужный, ведущий в квартиру. Несколько поворотов отвертки, и под этим нужным укрепляется телефонный проводок с черной коробочкой, залитой компаундом. Отвертка загоняет винт на место.

— Пошли. — Старший удовлетворенно гладит крышку коробки, затем, словно спохватившись, вытирает ее носовым платком. — Береженого Бог бережет, сказала монашка, одевая на морковку презерватив. — Скалится в улыбке — при этом видны четыре золотых зуба — и внимательно оглядывает рабочее место: не осталось ли чего. Пока они собирают инструмент, внизу хлопает дверь. Слышен топот бегущих ног. Он приближается, отражаясь эхом от стен и мраморных ступеней.

— Менты, — заглянув в пролет, дергается второй, роняя чемодан с инструментом. — Бежим!

— Иди ровно! — Старший спокоен как баобаб. Или делает вид, что спокоен. — Нет ничего более неприметного, чем человек в военной форме или рабочей спецовке. Натяни берет на уши и чеши, будто ты здесь самый главный.

Трое запыхавшихся милиционеров не обращают на «телефонистов» никакого внимания. Манипулируя в телефонной гребенке, «мастера» тронули чью-то сигнализацию. Вспыхнула лампочка на пульте вневедомственной охраны, ПМГ вылетела, как на пожар… Два сержанта и старшина мчатся к «встревоженной» квартире.

Во дворе, притулившись боком к мусорным бачкам, стоит новенькая «девятка». Навороченная внутри, она напоминает новогоднюю елку. Зеркала, подушки, подлокотники и прочая мишура, скорее мешающая, чем создающая комфорт. На правом переднем сиденье странная конструкция: что-то вроде гибрида коротковолнового приемника с магнитофоном в военном варианте. Длинная, словно ус таракана, антенна, закрепленная на заднем бампере, дрожит от каждого шевеления в салоне. Старший достает из сумки баночное пиво. Дергает кольцо.

— Так вот, сынок, о спецовке, — продолжает наставлять он «салагу». — Нет ничего более неприметного, чем рабочая спецовка. В ней все на одно лицо, и фоторобот несопоставим с оригиналом. Каждый свидетель дает приметы того человека,

которого он видел или постоянно видит в спецовке, синем халате или комбинезоне, а еще лучше в солдатской форме. Лет пять назад пришли трое рабочих в комбинезонах в кабинет ректора МГУ. Говорят: «Ковер чистить будем!» Сворачивают ковер пять на шесть и уносят. Месяц проходит — нет ковра, второй — нет ковра. Ректор спрашивает завхоза: «Когда ковер привезут из чистки?» А тот: «Какой ковер?» Во, сюжет! Стали вспоминать, никто не вспомнил — кто приходил, кто ковер уносил. А вот еще случай. Давно дело было. В те времена, когда коллективных антенн не было, и все пользовались антеннами индивидуальными. Ну, знаешь, две медные трубки на палке. Тогда вся Москва была сплошной лес антенн. Воровали эти трубки страшнейшим образом! Ну, что делать, как вынести длинную трубу? Ты, конечно, знаешь, что крыло метровой антенны должно быть не меньше метра. И вот мы с корешком берем две шестиметровые трубы, связываем их, а потом, как метром, начинаем мерить территорию завода. Раз повернули — отметка мелом на асфальте, два — отметка, три… Так доходим до ворот. «Отворяй», — кричим. Вохровец таращит глаза: «Что это вы делаете?» — «Коллектор меряем канализационный». «А-а!» — и открывает ворота. Вот так мы по улице Землячки до Пятницкой и дошли. А там во двор. Распилили на метровые трубки — и в метро. Учись, сынок! А то так и будешь ключи подавать! — гогочет старший.

Сколько сторожить здесь — неизвестно. «Шпион» поставлен — надо проверить первым звонком. Компаньоны пьют пиво. Но ожидание длится недолго. Молчащий приемник наконец начинает подавать признаки жизни. Слышится треск набираемого телефонного номера.

— Нормалек, — удовлетворенно отхлебывает пиво старший.

Слышны длинные гудки, затем детский голос: «Алле!»

— Леночка, мамочку позови, — заплетается пьяный голос.

— Мамы нет дома. Я папу позову. Папа!

— Папу не надо! — Длинные гудки.

— Хай класс! — восхищается молодой.

— Ты эту штуку сам придумал?

— Ага. На пару с химиком этим. Тимирязевым. Теперь определим, куда он звонил. — Нажимается кнопка перемотки ленты. Воспроизводится запись.

— Та-та-та-та…

— Четыреста, — считает умелец.

— Та-та…

— Двадцать.

— Та-та-та-та…

— Четыре. Четыреста двадцать четыре…

— Слушай, а откуда в квартире пьянь? — наконец соображает «телефонист» помоложе.

— Сосед. Советские чекисты, как самые лучшие чекисты в мире, живут в коммуналках. И соседей не выбирают. Ну, порядок. Завтра начинаем.

Движок схватывает с полтычка. Старший лихо, с визгом рвет с места, едва не сшибая мусорник.

Лестничная клетка в Управлении — местный Гайд-парк. Кто курит, кто просто так расслабляется, байки слушает, благо есть кому потравить. Сегодня очередь Деда.

— Накануне Олимпиады это было. Счастливое времечко, скажу я вам, вспомнишь — слезы по щекам… Получаем мы информацию: какая-то группировка орудует под крышей КГБ и ГАИ. Таксисты снимают в аэропорту иностранцев, прихватывают попутных девочек. На дороге их останавливает ГАИ. Два-три мужика достают ксивы КГБ и начинают иностранцев шмонать. Тогда слово «КГБ» срабатывало почище нервно-паралитического газа, так что шмон всегда был с прибылью. Однажды едет ночью из Шереметьева ПМГ. Темнота — глаз коли. Вдруг видят: по обочине в лучах фар белые трусы рысью бегут. Подъехали вот с такими глазами — а это негр в одних трусах молотит, весь бледный от пережитых волнений. Ну, началась раскрутка — иностранец, скандал. Поскольку дело на контроле — быстренько вышли на банду и около Первого часового завода всех свинтили.