КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ
Шрифт:
Стало светлее; зажглись лампы, вмонтированные в здания – где-то нудно загудела помирающая лампа, характерно потрескивая, готовая потухнуть навсегда, – и дневной свет, какой-то больной, слепящий, мертвенно-голубоватый, залил улицы. Пепельный снег прекратился – должно быть, ветер разогнал тучи, а Черный, бродя по городу, так нас никуда и не вывел. Он просто бесцельно блуждал по пустым тихим улицам, рассматривая достопримечательности, и никаких мыслей в его голове не было. Совсем.
Всеми своими силами я прислушивался к нему – я очень хотел услышать то, что он думает! И в любой другой
Но он был словно мертвый; с удивлением я смотрел в знакомое лицо, рассматривал блестящие пряжки на его одежде и прочие, такие привычные мелочи – и не узнавал его.
Я его не чувствовал; словно со мной шел мертвый человек…
Робот…
Господи, а кто это идет рядом со мной?!
Поздновато я спохватился!
Я оглянулся на других спутников, прислушиваясь – и с ужасом понял, что не слышу и не чувствую ни одного из них.
Они все молчали. Разум их был девственно-чист, как белый лист бумаги, на котором можно было написать что угодно… и кто будет писать?!
Неужели я?!
Мне стало страшно, так страшно, как бывает только в дурных снах, которые подчиняют тебя своим абсурдным законам, и в которых ты плывешь по течению, зажатый серой страшной массой, и понимаешь, что все кругом – враги и чудовища, даже те, кто похож на твоих знакомых, друзей, потому что они всего лишь похожи, а внутри – пустота, мертвая пустота… и малейший твой крик выдаст тебя, единственного живого в толпе зомби…
Я с трудом справился с нахлынувшим на меня ярким видением; снова оглянулся по сторонам – мир снова казался реальным, а не из страшного сна. Но люди, окружавшие меня, ближе и понятнее не стали.
Старый город был полон странных шумов, потрескиваний и стуков; где-то осыпались стены; где-то трескались от старости плиты; шелестели струйки стекающей каменной крошки с размытой дождями стены – казалось, что призраки переговариваются в этом бесцветном белесом мире шепчущими всхлипывающими голосами. Вода в лужах тоже была мертвой – она была прозрачна, абсолютно прозрачна, как спирт, и на дне видны были мелкий каменный мусор, крошево, обломки каких-то раздавленных металлических деталей. Ни единой зеленой крошки не было в этих лужах, ни одной ниточки травы или ряски. Застывшие тихие башни, развалины огромных залов, величественных комнат, сквозь дверные проемы и пустые окна которых просматривались какие-то другие залы и комнаты… мир был хрупок и полупрозрачен, как высохший осенний серый лист. Жилки его еще сохранились, а клеточки меж ними постепенно выпадают, выкрашиваются и теряются безвозвратно…
Покинутая стройка, или разнесенные войной развалины... Останки мяча – я в удивлении поднял почти целую, не искрошившуюся половинку детского мяча, выгоревшего почти до бела, но бывшего когда-то синим, и странно было видеть этот продукт цивилизации в руке варвара, человека из глубокого средневековья, в грубо сшитой меховой рукавице из некрашеной кожи.
Как мы смогли встретиться с останками этой игрушки?
Кто я?
Как я попал сюда?
Откуда я пришел? И пришел ли – или я тоже призрак, бестелесный гость из Вселенной, чей-то странный сон, странный
Или эта ночь, так стремительно опускающаяся на землю, теперь будет вечно длиться – так же, как и моя странная жизнь?
И я в этом городе – из прошлого или будущего?
Эта игрушка – она умерла, или я не родился?
Я долго смотрел на неё, словно не понимая, что это такое. Разум мой оцепенел. Он отказывался состыковывать два этих предмета – варварские рукавицы и старый детский резиновый мяч, крошащийся в мелкие кусочки…
Я подумал на миг, что попал домой. В свой мир.
Только он умер.
Мяч в моей руке превратился в крошки, рассыпался…
Долго бродить Черному без цели, конечно, не дали; трудно было не заметить, как агенты – пусть и в ссоре! – выводили его в нужном им направлении. Профессионально; как волки на охоте загоняют добычу.
Агенты реагировали на звуки мертвого города – но они поворачивались лишь в ту сторону, которая им была нужна. Когда за моей спиной упал камень и обрушилась часть тонкой стены, они и не глянули на неё. Но когда слева потекла в прах струйка песка, чуть слышно, как змея, как лунный свет, оба они кинулись туда – и, охваченные их нервозностью, Ур и Черный последовали за ними.
Это походило на безумие; на охоту на приведения, на тени, которые прятались за углом...
– Там кто-то есть! – выкрикнула Ненси, метнувшись в сторону, как сумасшедшая, и Ур нырнул в темноту за ней.
Это был, наверное, храм. Огромный зал, сводчатый потолок, высокие окна… в окна светит фосфорное сияние, со стен пластами сходила штукатурка, как кожа от ожогов, пол под ногами отвечал оглушительными, как пистолетные выстрелы, щелчками, и каждый шаг многократно отдавался эхом от стен.
– Кто здесь?! – орала Ненси, крутясь на мете, и шаги – её? Чужие? – не смолкали, стреляли из угла в угол, и казалось, что целая толпа народа убегает от нас куда-то вверх по ступеням..
И Черный, странно подчиняясь этой игре, гнался за щелкающими гулкими шагами, и снова на меня накатился страх и безумие. И я бежал за ним, крича:
– Стой! Остановись!
Я сходил с ума в это месте, словно то, что убило этот город, начало убивать меня…
И мы вышли к Тому Месту – что было описано в книге. Я мог бы узнать его, даже если б и не видел картинки, потому что разум сразу троих человек вспыхнул яркой вспышкой мысли «Здесь!».
И Черный так подумал.
Он знал это место.
Он его видел раньше.
Хотя никогда здесь не был.
И я чувствовал, что этот узел чувств, знаний, воспоминаний, что запутан вокруг этих людей и этого места, душит меня.
– Кто здесь?! – еще раз выкрикнула Ненси. Её колотило; кажется, истерика её была настоящей.
Усилием воли я успокоил вихрь, что крутился в моей голове; тихо, я сказал!
Ненси, глядя на белый купол, дрожала; в её глазах стояли слёзы, страх и мука – на миг мелькнула усталость, страшная, тяжелая, как плита, и мысль о том, что это выдержать невозможно, это невыносимо! Она плакала; она рыдала навзрыд от кошмара, в который погрузилась, но никто не обращал внимания на это.