КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ

Квилессе

– Ерунда, – вдруг легко согласился Черный, светлея лицом. – Убери свой товар, купец. Право же, убери. Пусть такие, как он, смотрят на неё и облизываются. А цвет…что ж, установим моду на новый цвет! Из черни… Тащи самый дорогой черный бархат, весь, что есть! Я из черни, да! Я буду знать свое место, и весь мир будет знать, что я – из черни! Но клянусь тебе, благородный Ляфей, что я и состариться не успею, когда люди забудут о том, что фиолетовый благороднее черного! Я заставлю их так думать!

– Не надо, – пискнул я. – Зачем же так? Возьми синий, вон, зеленый хорош… Да мало ли как еще можно одеться! Посмотри, какая кожа – из неё можно пошить великолеп…

–

Черный! – страшным голосом перебил меня Черный. – Черный бархат – и все серебряные нити, что есть в наличии! Тесьму – ту, что я смотрел! Это что, кожа? – Черный ухватил кусок кожи, бархатистой, выделанной так нежно и тонко, что она казалась скорее тканью. Ляфей от злости скрежетнул зубами. – Закажи мне сапоги из неё!

– Господин, но это очень дорого! – не стерпел купец.- Возможно, тебе не по карману!

– Что?! Спорить со мной?! Делай, что говорю! Перед тобой не уличный шарлатан! Не бойся, тебе заплатят за твою работу! Тесьму давай – ту, с алмазами! И эти застежки; Хочу, чтоб твои вышивальщицы вышили и мою одежду – вот этот узор, – Черный подхватил образец такой красоты и сложности, что у меня в глазах зарябило. – Рукав до локтя, и всю грудь, чтоб места живого не было! И вдоль внешнего шва на штанах.

– Господин!

– А чтоб работа спорилась веселее, – не слушая причитания портного (Черный делал заказ астрономический, и если пошитую вещь он не возьмет, то не возьмет уж никто) продолжил он, – возьми-ка золотой. Это поднимет твой дух!

Портной округлил глаза; Драконьим золотом с ним не расплачивался никто.

– Кроме того, пошьешь еще костюмов, на все случаи жизни, – уже не так горячась, продолжал Черный. – Походный – вот этим узором его украсишь, – и для боя…

– Ты всех вдов в городе на год оставишь без траура, – иронично произнес Ляфей. Черный молниеносно оглянулся на него; глаза его горели как угли:

– Так пусть носят фиолетовое, – процедил он.

******************************* Вечером Ляфей вновь посетил наш дом.

Я слышал, как он перепирается с дворецким – точнее, наш дворецкий, едва не вырывая с корнем все свои волосы, упрашивал его как можно скорее уйти, пока столовое серебро точно цело, а Ляфей абсолютно гнусным замороженным голосом отвечал, что он никуда не уйдет, пока ему не позволят увидеть хотя бы одного из принцев.

Дом у нас не особо большой, как я уже и говорил, маленькое каменное крылечко, холл с камином, лестница на второй этаж, где располагалась гостиная, наши спальни, да еще пара-тройка комнат, без которых приличным людям не обойтись – столовая да гостевые, вот и все. Нет, вру – внизу еще были купальня, кухня и что-то вроде склада или гардеробной – теперь все. Но это не важно; важно другое – раз нудный глас Ляфея мы слыхали аж у себя под дверями, значит, он преодолел и крыльцо, и холл, и уже поднялся по лестнице. Надо бы поставить охрану, черт подери, а не то всякий будет врываться… впрочем, нам охрана еще не положена. Но скоро – будет.

– Вот поганый аристократ! – выругался Черный, прислушиваясь к монотонному гудению. Мы как раз расположились у камина в гостиной, и Черный решил набить трубочку, а тут этот скандалист. По лицу Черного было видно, что ему страсть как не хочется подниматься и идти разбираться, чего там нужно этому надутому индюку. – Что еще ему нужно?

– Не вздумай выйти ему навстречу! – предостерег я. – Веди уже себя подобающе!

– В смысле?

– В том смысле, что пока дворецкий не скажет: «К вам это чмо, сэр!», сэр этого чма видеть не должен, даже если чмо пляшет голяком на его

столе! Слишком много чести – обращать на него внимание! А Ляфей и вообще обнаглел. Кто-то сегодня говорил о своем месте в обществе – вот и пусть знает свое место!

– Вот дела! А если чмо нагадит на столе?!

– Вышибешь дух из слуг за то, что твой стол засидели мухи!

– А и правда! А ведь ты прав, я же сам читал Свод Правил, касающихся этикета и прочих премудрых штук… Притом я чуть ли не экзамен по нему сдавал. Никогда бы не подумал, что это пригодится мне на практике.

Я еще много чего посоветовал бы своему несдержанному другу – правила я тоже читал, и, возможно, педантично им пытался следовать, но тут двери с треском распахнулись, словно по створке кто наподдал ногой, и на пороге возник Ляфей, а за ним безутешный, заламывающий руки дворецкий.

Ляфей, я так полагаю, решил нас добить и унизить окончательно. Не нравились ему мы – а мы, не побоюсь этих откровений, были самые неотесанные и самые невежественные из всех принцев в этом мире, и ему, такому утонченному и образованному уступали во всем. Почему все почести нам?! Несправедливо! Весь его вид говорил о том, что он встал на тропу войны.

Во-первых, он, конечно, был весь в фиолетовом. Это был очень старый наряд, вытертый и потерявший былую яркость, но все еще великолепный и прекрасный. Длинный, до колена камзол, красиво отделанный золотой тесьмой, с золотистыми пуговицами, с золотистыми шнурами и мелкими, как слезы, рубинами, поблескивающими на груди. На напомаженных гладких волосах Ляфея возлежал смешной старинный берет – тоже фиолетовый, роскошный, с белоснежным пером, спускающимся аж до самого плеча. Перо крепилось драгоценной брошью, несомненно, старинной.

А во-вторых, на груди Ляфея висела медаль с изображением собаки – о, это уже серьезней! Это был родовой герб Ляфея, и коли он вспомнил о гербах и прочей геральдической дряни, то, значит, мы нанесли оскорбление не просто какому-то Ляфею, а господину графу Ляфею из рода Собак. Ссориться со знатью себе дороже; и за распри внутри государства Дракон по головке не погладит… А ну, как они все взбунтуются?!

– Требую аудиенции! – проскрипел он, величественно останавливаясь прямо перед нами, заслоняя ярко пылающий камин. Дворецкий, умирая от страха, навытяжку стоял рядышком, ожидая, когда вспыльчивый господин Зед вышибет из него мозги за то, что незваный гость прорвался к нам и нарушил наш покой.

Но Зед почему-то был само спокойствие.

Неторопливо и тщательно набивал он трубку красного дерева с костяным мундштуком и медными кольцами прекрасным эшебским табаком, нет, у нас такого не выращивают – эту трубку где-то откопали прилежные слуги Алкиноста, когда тот узнал, что Зед курит! Его табакерка, просто произведение искусств, стояла рядышком, на маленьком столике с полированной столешницей и тонкими резными ножками, и один вид её – маленькой, изящной вещицы, скорее предмета роскоши, чем предмета обихода, – вызвал нервный тик у Ляфея. Впрочем, нервный тик у него мог возникнуть и по другой причине – от злости, например. Это потому, что все то время, пока Зед неторопливо набивал свою прекрасную трубку душистым табаком, а потом еще и любовался табакеркой, вырезанной искусным резчиком из пахучего дерева, с черепаховой крышечкой, с инкрустацией и даже крохотным замочком – м-м, загляденье! – Ляфей вынужден был стоять перед ним и ждать. Его плащ, намокший под мелким весенним дождиком, начал подсыхать от жара нашего камина, и от него явно поднимался пар – а Зед все не обращал внимание на гостя.