КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ
Шрифт:
– Уже все? – культурно спросил спокойный Черный. – Уже можно говорить?
– Можно, – подтвердил Хёгуната. – Спасибо, что дал высказаться человеку Крови.
Черный важно поднялся, оправил свой алый кушак поверх зеленых штанов и выступил вперед.
– Из всех перечисленных выше преступлений я признаю только первое, – спокойно сказал он. – Я хотел купить благородный фиолетовый бархат.
Вздох изумления вновь пронесся над скамейкой людей.
– А как же остальные два? – спросил Хёгуната. – Ты признал самое легкое из предъявленных тебе обвинений. Что до меня, то я нахожу его просто смехотворным по целому ряду причин, но не мне перекраивать людские законы. Два других обвинения более
– Но и всей правды не договаривает, – многозначительно ответил Черный, и Ляфей подскочил, как ужаленный. – Или перевирает все так, как выгодно ему.
– Так расскажи ты, как все было, – велел Хёгуната. – Но если ты солжешь, я тотчас об этом узнаю.
– Я не солгу, – пообещал Черный, – но если я добавлю то, о чем умолчал Ляфей, ты узнаешь ли?
– Непременно!
Черный пожал плечами и выступил вперед, как это делал до него Ляфей.
– Высокий Совет, – произнес он и отвесил церемонный поклон на все четыре стороны. – Мы собрались здесь сегодня вовсе не для того, чтобы примирить двух человек, нет – мы собрались для того, чтобы не дать развязаться Цветной Войне, чтобы Черный и Фиолетовый не воевали, а жили как прежде в мире – разве нет?
– Истинно, – поддакнул Хёгуната. Люди замолчали, напряженные.
– И я уже пожалел, что взял в руки эту тряпку, – продолжил Черный. Ляфей на своем месте закипятился. – Вот! Смотрите все – не я зачинщик ссоры! Даже сейчас мой противник продолжает отстаивать цвет, но не мир… ему важнее всего его видимое благородство. Пусть так. Говорю всем: я отказываюсь носить фиолетовый отныне и до конца своей жизни!
Снова вздох изумления. Ах, какая речь! Но я до сих пор не понимаю, куда он клонит.
– Хотя, – продолжил Черный, – я и имею на это право. Разве нет?
– Нет! – выкрикнул Ляфей.
– Я дам на это ответ позже, – продолжил речь Черный. – Теперь о втором обвинении, о том, что черный я поставлю превыше фиолетового, – снова затаенное дыхание. – Это правда, – шумное «ах!» словно скатились вниз с американских горок. – Я отныне и впредь объявляю своим личным цветом черный. Я буду носить только черный. Пусть все видят, что я из черни. Я отказываюсь от права носить фиолетовый, и вместе с тем я клянусь, что своими делами и поступками я покрою этот цвет – черный – такой славой, что он засияет благороднее фиолетового. Именно это я имел ввиду. «Не успею я и состариться, а люди забудут, что фиолетовый благороднее черного!» Так я говорил?
– Да, ты тоже не лжешь, – согласился Хёгуната, – и в твоих словах я не вижу преступления. Напротив – твое стремление похвально. Не нацеплять на себя мнимое благородство, но стать им – чувствуешь разницу, человек Крови? Ну, а третье обвинение? Что скажешь об этом?
Черный вмиг преобразился; лицо его стало злым и гадким.
– Третье? – скрипучим неприятным голосом произнес он. – А разве ты приходил в мой дом, благородный Ляфей?
Образовалась пауза, молчание, ничем не заполненное. Хёгуната, повертев головой, не надумал ничего и сунул свою морду в молчаливый паланкин – посоветоваться, надо полагать. Он советовался недолго. Вынырнув из-под занавесок, он велел:
– Поясни, принц Зед. Второй Хранитель настаивает, что оба вы не лжете, хотя и утверждаете прямо противоположные вещи.
Я начал понимать, куда клонит Черный; теперь я уже понимал, почему смеялся Хёгуната. Ликование чуть не смыло меня с места.
– Алкиност Натх, – Черный обернулся у Алкиносту с поклоном, – подтверждаешь ли ты, что я твой принц, несмотря на то, что коронации еще не было?
– Подтверждаю и не отрекусь, что бы ты ни сказал, – ответил Алкиност.
– И, если не ошибаюсь, существует некий этикет, согласно
– Несомненно, – ответил Алкиност спокойно.
– Ляфей пренебрег этим этикетом, – резко сказал Черный. – Он действительно приходил в наш дом – но, спрашиваю я вас, отчего человек, сегодня требующий уважения к своему благородству, не уважает чужого? Или он, так пылко рассказывающий о законах людей, подзабыл законы Драконов?
– Поясни, – попросил Хёгуната.
– Охотно! Одним своим визитом он нарушил четыре закона!
Первый – он явился без приглашения. Где это видано, чтоб к принцу вваливался кто угодно, когда ему заблагорассудится?! Да еще и раскрыв двери пинком – на косяке до сих пор хранится след его сапога. Хотите, покажу? Это, что ли, твое хваленое уважение хотя бы просто к человеку?
Второй – явившись, он пренебрег отказом в аудиенции, то есть начал перечить воле принца, и ввалился в комнату, где мы отдыхали, продолжая настаивать на аудиенции!
Третий – когда мы проигнорировали его приход, он не удалился, о нет! Это привело его в ярость. И он начал крушить мои личные вещи – что это, смелость или глупое высокомерие?
И четвертый – когда, наконец, нам пришлось признать его присутствие, подчиняясь его грубости, он не снизошел к нам с высот своей фиолетовой крови и не стал придерживаться этикета, как должно. Он ушел, не объяснив о цели своего визита. А значит, он не посещал моего дома. Или ты все-таки признаешь свое невежество и неуважение к моему дому, ко мне как к человеку и ко мне, как к принцу Дракона, Ляфей?
Хёгуната, наконец, смог расхохотаться, не таясь.
– Алкиност Натх, – посмеявшись, сказал он, – ты приобрел ловкого дипломата!
Алкиност польщено кивнул.
– Но одно меня беспокоит больше всего, – продолжил Хёгуната. – Вы, люди, видно, забываете, кто вами правит и кому тебе должно подчиняться безоговорочно! – он приблизил свои горящие глаза к Ляфею, и тот струхнул, ибо тон, которым это было сказано, был грозен. – Не так ли, Ляфей благородный?! Ты так цепляешься за свое благородное происхождение, что забываешь о тех, кто выше тебя! Да, принц Зед из черни. Но одно слово Дракона, твоего господина, делает его выше тебя по положению, и Дракон это слово сказал – и сегодня повторил его еще раз. Вот поэтому Зед имеет право на отстаиваемый тобою благородный цвет; поэтому я счел твое обвинение смехотворным.
Еще хуже другое. Ты рожден человеком Крови, но силы в тебе нет. Ты пуст; а Зед, хоть и из черни, полон этой силы – почему ты отказываешься уважать его? Отчего ты, существо более негодное, настаиваешь на своем превосходстве? Да еще и затеваешь эту войну – посмотри, сколько людей уже готово драться из-за цвета! Зед принес свои сожаления и даже принес жертву – что сделаешь ты, чтобы погасить эту распрю? Молчишь? Скверно; скверно, что из-за пустого упрямства эта война продолжается, ведь даже один ты – воин. Скверно; скверно еще и потому, что забыв, кто твой суверен, ты ровняешь его принца с обычными людьми и не видишь в нем никаких отличий от «простого горожанина», хотя должен был бы видеть – хотя бы своего господина, коим он назначен не абы кем – самим Драконом. Но этого ты делать не желаешь; этим самим ты противишься воле Дракона – и это мягко сказано! Ты просто нарушаешь всякие рамки приличий и пытаешься поставить себя выше воли и слова твоего Императора. Придется нам вмешаться, хотя мне и обидно до слез, что люди оказались столь неблагодарными. До сей поры мы не настаивали в регламенте о цветах и прочих привилегиях, и даже промолчали, когда простые люди, вроде тебя, посмели перенять кое-какие привилегии принцев… мы думали, что люди сами разберутся с этим и считали цвета тряпок такой мелочью!