Киносценарии и повести

Козловский Евгений Антонович

Художник сидел оцепенелый: губы только слегка шевелились то ли в подсчетах каких, то ли в молитве.

Человечек встал и снова принялся осматривать картины. Снял одну со стены:

– Не подарите? Разумеется - не в зачет.

– Берите, - равнодушно согласился хозяин.
– Черт с вами.

– Тонкое замечание, - оценил Человечек.
– Но - спасибо. А по поводу цены - я ж вас предупреждал.

– Согласен, - отозвался Художник.
– Я согласен.

Благородный Карась свернул на Садовую и уткнулся в широкую и глубокую канаву, перегородившую

проезд. Возле канавы сидел молодой парень, лузгал семечки и слушал через наушники музыку, воспроизводимую с висящего на шее импортного плейера. Карась дал задний ход, развернулся, направился в объезд. Но и с другого переулка пути не было: небольшой специализированный тракторок заканчивал траншею. Водитель его высунулся из кабинки и сказал Карасю:

– Водопровод, папаша, роем. Водопровод! Так что вали, пока цел.

Сытый, самодовольный Мужчина за письменным столом в ампирном кабинете хохотал ото всей души. Когда прохохотался, сказал Человечку:

– Да публикуйте, сколько заблагорассудится! Думаете, хоть один человек! из тех, кому это интересно! не знает меня как облупленного?

– Но все-таки!
– на сей раз обескуражен был Человечек, - все-таки публичный скандал.

– Первый, что ли? Ну снимут отсюда, - обвел хозяин рукою лепную роскошь, - еще выше посадят. Эх вы, горе-шантажер! Идите отсюда, идите! Сто рублей хотите? Ну вас, до слез рассмешил, - отмахивался от Человечка ладошкою.
– Ступайте!

Благородный Карась дернул калиточку, но та оказалась запертою. Постучал. Постучал настойчивее.

– Кого принесло?
– раздался нелюбезный голос из-за забора.

– Мне бы!
– промямлил Карась, - Иннокентия Всеволодовича.

– Нету его, - буркнули по ту сторону досок.

– А где он? Когда будет?

– По делам уехал. На сколько - не докладывался.

– А нельзя ли, - не унимался Карась, припершийся в такую даль в поисках сына, - нельзя ли его московский адрес узнать? Или хоть телефончик.

– Не положено!
– отрезал зазаборный.

– А вы!
– решился осведомиться Благородный Карась, - вы его сотрудник?

– Сотрудник-сотрудник, - согласился голос, и заскрипели по дорожке удаляющиеся шаги.

Благородный Карась прильнул к забору, выискивая щель, и увидел-таки, как усаживается в шезлонг здоровенный бугай, затягивается сигареткою и аккуратно стряхивает пепел в один из розовых цветков. Увидел - и тут же, почувствовав на плече неласковое прикосновение, обернулся.

– Нехорошо подглядывать-то!
– столь же неласково, как прикоснулся, произнес парень с плейером.
– А еще с виду - приличный человек.

– Да ладно!
– панибратски обратился Человечек к Главному Редактору Модного Журнала, в кабинете которого и шел разговор.
– Чего вам особенно стоит-то напечатать мою статейку? Вы даже можете пометочку сделать: не все, дескать, опубликованное выражает мнение редакции.

– Да у нас уже восемь номеров наперед сверстано, странный вы человек!
– объяснялся Редактор.
– Вы просто

не в курсе специфики работы.

– Сергей Константинович, - сказал Человечек.
– А вы вот это вот почитайте, пожалуйста. В смысле специфики, - и протянул Редактору лист бумаги.

Редактор сначала вздохнул от назойливости упрямого и глупого посетителя, потом со скукою взглянул на лист, потом скука сменилась любопытством, любопытство - удивлением, а оно, в свою очередь, - скорбной озабоченностью.

– Откуда это у вас?

– О!
– сплеснул руками Человечек.
– У нас такого добра сколько угодно. Как дерьма мамонта.

– И все - только на меня?
– несколько даже удивился Главный Редактор, как бы оставляя в подтексте: и когда это я столько успел нагадить?

– Что вы, не только!
– успокоил Человечек.

– А на кого еще?
– скорбная озабоченность отлетела, уступив место азартному интересу.
– Садитесь-ка, садитесь поближе!
– пригласил, а в микрофон, нажав кнопку селектора, бросил: - Люда, я занят. Ни с кем не соединяй, никого не впускай.

Потом повернулся к Человечку, звонко хлопнул его ладошками по ляжкам, улыбнулся широко:

– Да мы с вами! мы с вами, дорогой вы мой человек, мы с вами, если правильно дело поставить! мы с вами горы свернем!

Подвал прибрали, хоть от былого великолепия порядка не осталось и следа: шкафы косо сдвинули в два угла, папки стопками разложили по полу, тут же рядом, за письменным столом, бывшим следовательским, расположился Интеллектуал лет под тридцать, разбирающий бумаги в свете настольной лампы. А двухметровое пространство у дальней стены огородили вмурованной в цемент пола стальной решеткою, в результате чего получилась камера для Полковника: кушетка, столик, парашное ведро!

Полковник сидел на кушетке, погруженный во внутренний мир, когда дверь отворилась, и вслед молодым людям, несущим компьютер, ксерокс, пачки бумаги и упаковки характерной вытянутой формы голубых конвертов, вошел Человечек, одетый в полковничий парадный китель.

– Сюда поставьте, - распорядился.
– Подключите и свободны. А вы, отнесся к Интеллектуалу, - подите покурите, полюбуйтесь на розы. Я позову.

Пока распоряжения его исполнялись, Человечек приблизился к Полковнику, рассмотрел, как обезьянку в зоопарке.

– Нелличка сказала: дело идет на поправку. Да! здоровье у вас! Завидую, честное слово, завидую. Положению - отнюдь, а здоровью! Но согласитесь: ничего нет и дороже на свете. Вы, надеюсь, не против?
– продемонстрировал китель.
– Для вживания, так сказать, в образ. Система Станиславского.

Полковник поднял голову и поглядел на Человечка с ненавистью.

– А и зря вы так сверкаете очами, Иннокентий Всеволодович, ей-Богу, зря! Я ведь с хорошими известиями. Дело-то наше с вами закрутилось! Пробные шарики пущены и почти все сработали отлично. Капэдэ - девяносто процентов. Очень высокий капэдэ! И стоит ли так переживать личное несчастье, когда торжествует Идея?!