Киносценарии и повести
Шрифт:
– Как то есть никак?
– обмер не столько Карась как личность, сколько - независимо от личности - весь его организм.
– Часовой без пропуска задержит, - пояснил Молодой Человек.
– Так напишите пропуск!
– Увы - не в моей компетенции, - посетовал собеседник.
– А в чьей?
– Товарища майора.
– Так проведите к нему!
– Я уже сказал, - терпеливо, как ребенку, объяснил Молодой Человек, что ему о вас доложено. Ждите.
– Я!..
– взвился Благородный Карась, - я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! Лишать человека свободы без малейших на то оснований!
– Ой, как вы правы!
– посочувствовал Карасю Молодой Человек.
– Ой, как правы! Но медленно еще идет у нас перестройка. Эти старые инструкции! А!..
– махнул рукою.
– Просто не говорите!
– Сердце на удивление крепкое. Для такого возраста!
– поднесла Чернокудрая Человечку кардиограмму.
– А давление так и вообще: восемьдесят на сто двадцать.
– Ну, спасибо, Нелличка, спасибо, родная, - поцеловал Человечек ручку Очаровательнице.
– Езжай, - и вернулся к Полковнику: - Тут вот ящичек на мою букву целым случайно оказался. Я пересмотрел внимательно, но своей фамилии не встретил. И сделал вывод, что не всех вы, кто через вас прошел, в картотеку заносили, а тех только, кто раскололся. Прочих предпочитали признать как бы не существующими. Феномен удивительный. И опасный. А вы для меня, знаете, существовали всегда. С тех самых пор. Я по делу о подпольной рубашечной фабрике проходил. В шестьдесят четвертом. Так и не вспомнили? Сколько ж в ваших руках силы было сосредоточено: тут и тюрьма Лефортовская, и полная изоляция от мира, и не менее полная ваша бесконтрольность, безнаказанность! И лагерные года в ваших руках: два, десять, пятнадцать! И даже - страшно подумать!
– расстрел. А в моральном отношении?! Вы ведь действовали от лица всего государства! Народа, так сказать! А при этом - сколько корректности, объективности! эдакого! равенства в беседе. Будто совсем и не важно, кто по какую сторону стола. Философский диалог исключительно в интересах Истины. Вот я и подумал тогда! Знаете, такая! юношеская мечта! Окажись, мол, вы в моих руках, как я в ваших! Что бы сделалось тогда с вашими! убеждениями? С моральной правотою? А вдруг - подумал - вы и согласились бы, что экономика не бывает теневая или не теневая. Что она либо выпускает рубахи, либо нет. Что ваша мафия ничуть не лучше нашей. Хуже! Разветвленней, мощнее и безжалостнее: давит каждого, кто отказывается отстегивать ей девяносто пять, а то и все девяносто девять процентов?! У нас-то - не больше чем исполу!
Несколько разнервничавшийся Человечек походил, успокаиваясь, по подвалу.
– Но, поверьте, только мечта, юношеская мечта. И в поле зрения я вас не держал, и не охотился, не выслеживал. Так что нынешняя встреча - результат чистой слу-чай-нос-ти. Печальной для вас, однако, ведущей! как бы слово-то подобрать? Не подсобите? Вроде нехорошо сказать по-русски: к помудрению? Вот!
– нашел, наконец, Человечек.
– К покаянию!
Судя по тому, как долго и подробно, чтоб не сказать сладострастно, вел Молодой Человек Благородного Карася в кабинет Товарища Майора коридорами и лестницами Учреждения, распоряжение помурыжить выполнял творчески и с любовью. Когда совершенно обосравшийся Карась уселся, наконец, на стул в том самом небольшом кабинетике, от благородного негодования не осталось уже и следа.
– Ну!
– сказал Товарищ Майор жестко и нетерпеливо.
– Чем обязаны счастьем видеть вас здесь?!
– Насколько мне известно, - начал Благородный Карась, - полковник Картошкин, Иннокентий Всеволодович, уволен в отставку, - и, не дождавшись от Товарища Майора ни подтверждения этой сентенции, ни опровержения, словом, никакой человеческой реакции, которая самим фактом своего существования могла уже как-никак подбодрить, вынужденно продолжил: Однако, он завладел совершенно секретными документами и использует их в личных целях.
– Ну уж секретными, - с подчеркнутым пренебрежением высказался Товарищ Майор.
– Доносы!
– и долгим спокойным взглядом посмотрел на Карася.
– Это, кажется, ваша статья?
– извлек из ящика стола толстый журнал и безошибочно раскрыл на нужной странице.
– Вы так блистательно разоблачили наши безнравственные методы! да и не вы один. Нам просто бессмысленно теперь скрывать, что мы пользуемся доносительством. А если секретные в том смысле, что раскрывают доносчиков! Так ведь революционный процесс идет, перестройка. Многим приходится несладко, тому же полковнику Картошкину. Лес, как говорится, рубят!
– И все-таки, - не без робости встрял Карась, - мне казалось, что без серьезной
– Нет-нет-нет!
– решительнейшим образом перебил товарищ Майор.
– Никак невозможно! Вот ведь!
– углубился в журнальную статейку - !сами пишете: "недопустимо, чтобы Комитет государственной безопасности занимался чем-либо, кроме наших внешних противников, а избыток освободившихся сил, коли уж никак не в состоянии сократить, обратил на борьбу с мафией и коррупцией". Так что обращайтесь в суд, что ли. Или я не знаю! в милицию. В ЖЭК!
– Отлично!
– вскочил оскорбленный Карась.
– Благодарю вас! Я получил! исчерпывающий ответ. Особенно насчет ЖЭКа.
– Что вы, не за что, - отзывчиво отозвался Товарищ Майор.
– Это наш долг.
Благородный Карась требовательно протянул руку и на наивно-вопросительный взгляд Товарища Майора пояснил:
– Пропуск! Могу я, в конце концов, выбраться из этого! здания?!
– А-а-а!
– обрадовался, что понял, Товарищ Майор.
– В конце концов разумеется. Какие могут быть разговоры! И пропуск вам выпишем. Только предварительно зафиксируйте, пожалуйста, смысл заявления, с которым вы сюда приходили. Собственноручно!
– и подвинул по столу лист бумаги и шариковый, за тридцать пять копеек, карандашик.
– Это что, - вопросил Благородный Карась, - обязательно?
– А как же! Поднимут очередную шумиху, кампанию. А у меня вот оно ваше собственноручное. Да и перед начальством отчитаться: как-никак, а минут десять служебного времени вы у меня отняли.
– Понимаю!
– протянул Карась.
– И в противном случае - не выпустите.
– Отчего же, - возразил Товарищ Майор.
– Выпустим и в противном. Рано или поздно - непременно выпустим. Согласуем с начальством!
Благородный Карась, оценив в полной мере "рано или поздно", покорно вернулся к столу и взял карандашик.
– Только будьте ласковы, без общих фраз. Как вы это!
– кивнул Товарищ Майор на журнал, - умеете. Изложите: что, почему, зачем. Чем вас лично затронуло! Да, впрочем, вы понимаете, о чем я говорю!
– Вы вот так презрительно на меня смотрите, Иннокентий Всеволодович, - не отрываясь от разбора бумаг, продолжал Человечек, но тут вошел в помещение Некто, зашептал Человечку на ухо. Тот покивал понимающе, а впитав информацию, с благодарностью гостя отпустил: - Спасибо, спасибо, милый. Все правильно.
Милый исчез. Человечек помурлыкал с минутку под нос невнятный мотивчик, после чего снова отнесся к глухо, принципиально молчащему Полковнику:
– Итак, если не возражаете, - бросил короткий, но пристальный взгляд, - а вы, судя по всему, не возражаете, я пока оставлю архив тут. Мои люди разберут его по возможности, рассортируют! Вас я тоже оставляю здесь. Но не как главного хранителя, а в предварительном заключении. Помните? Попробую с максимальной точностью воссоздать условия содержания, которые в свое время предложили мне вы. Конечно, силы у нас послабее, но и пациентов поменьше. На случай, если кто-то особенно назойливый из ваших знакомцев будет вас домогаться, мы дадим им возможность с вами встретиться! И вы с полным самообладанием, как Штирлиц, объясните, что вот, мол, приютили у себя на время! ну, скажем, племянников из Рязани. И что сейчас вам, к сожалению, совершенно недосуг. Договорились? Эти вот документики, горяченькие, по первой разборке мною обнаруженные, - потряс Человечек пачкою листов, - я забираю с собою и прямо сегодня дам им ход. Ну а со временем, когда я подготовлю для нашего с вами архива достойное его помещение, мы и его, и вас туда и перевезем. А пока отдыхайте, поправляйтесь, - и Человечек направился к выходу.
– Питание будет лефортовское, бросил, задержавшись на полпути, - из расчета тридцать восемь копеек в день. Вы, помнится, уверяли, что это очень полезно для желудка. Сейчас, правда, инфляция, но, с другой стороны, у вас и организм не молодой, как был тогда у меня, потребности меньше! Будем считать: так на так. Всего доброго. Да, чуть не забыл, - обернулся Человечек уже с порога, - чтобы у вас было больше искренности в актерских экзерсисах, если они понадобятся, ставлю вас в известность, что за вашей внучкою установлено пристальное, я бы даже сказал: ревнивое, - наблюдение. Так что в чрезвычайном случае! И не сверкайте так глазами!
– прикрикнул вдруг гневно.
– Вы уже семьдесят с лишним лет пользуете систему заложников. И - ни-че-го!