Киносценарии и повести
Шрифт:
Благородный Карась прошелся туда-назад по бетонному полу не упруго-спортивною, как прежде, как еще несколько минут назад, а шаркающей какою-то, стариковской походкой и потянулся в карман за трубкой, за кисетом, принялся набивать табак.
Полковник, краем глаза наблюдая процедуру, водворял папку номер четырнадцать в шкаф номер восемь, а когда Благородный Карась чиркнул спичкою, мягко сказал:
– Воздержитесь, если можете, Дмитрий Никитович. У меня тут с вентиляцией!
– и пустил многоточие, подкрепленное
Благородный Карась раздраженно помотал рукою, гася пламя.
– Но я мог в конце концов ошибаться!
– несколько запоздало, но с попыткой достоинства возразил.
– И потом, там действительно с талантом было!
Полковник отрицательно качнул головою и тихо сказал:
– Неужели ж вы не понимали, что означает для него такая экспертиза? И потом: писали-то - не в журнал!
Они не выдержали-таки, и получилась любовь. А сейчас, смущенные, приводили в порядок одежду.
– Я ж говорила: ты сумасшедший, - лепетала Внучка.
– А ну как полковник услышал?
– Не услышал он ничего!
– Ага, не услышал! Он у меня знаешь какой Штирлиц?
– Да вон же!
– подошел Юноша к окну.
– Его и в доме-то не было. Вон, видишь, с гостем прощается. Или не с гостем, а! как там у вас это называется?
Внучке, видать, так хорошо было после произошедшего, так тепло, так расслабленно, так нежно, что она даже решила не обратить внимание на едкое "у вас", приблизилась, обняла Юношу сзади. Полковник, действительно, прощался с кем-то у калитки.
– Постой-постой, - сказал Юноша.
– Это же!
Гость вышел, уселся в машину, заурчал мотор, вспыхнули галогенки.
– Точно! Отец!
– Кто?
– Вон, - кивнул Юноша на удаляющиеся хвостовые огни.
Внучка замерла - таким жутким голосом произнес Юноша последние слова, а потом вдруг расхохоталась:
– Ты боялся! А они - дружат! Или даже по делу!
Юноша стоял, совершенно ошарашенный:
– Но ведь этого же не может быть! чтобы у моего отца!! С твоим дедом!!
– Ты подумал, что говоришь?
– обиделась Внучка и отошла от Юноши.
– Не в том смысле, - бросился он за нею, но она вывернулась, сменила направление.
– Просто это! невероятно.
– Однако же факт!
– довольно жестко констатировала Внучка, и тут понятно вдруг стало с очевидностью, кто ее дед.
– Полковник!
– крикнула, распахнув окно.
– Не надо!
– испугался Юноша.
– Слышишь, не надо! Не надо у него ничего выяснять!
Полковник, стоявший перед тем в задумчивости, поднял голову.
– Ну я тебя умоляю, - продолжал шептать Юноша.
– Ты про нас не забыл?
– пропела Внучка голосом счастливо-беззаботным.
– Ну-ка быстро - за коньяком!
Полковник молча направился к кухоньке.
– А мы пока стол накроем, - крикнула
– Сперва я поговорю с отцом, - пояснил Юноша.
– Поговори-поговори, - ответила Внучка не без злой иронии и, взяв Юношу за руку, потянула вниз: - Пошли знакомиться. Ароматически!
Черная "Волга" давно укатила, а из подслеповатой "Тоеты" все продолжали наблюдать за домом, только к Джинсовому и Жесткоглазому прибавились - на заднем сиденье - еще трое: молодых, уголовных по виду.
Джинсовый сказал:
– А что, если они там на ночь останутся?
– Значит, приедем завтра, - отозвался Жесткоглазый.
– За-а-втра-а!
– с сожалением протянул Джинсовый.
– На завтра у меня дельце одно намечено.
– Тогда, - жестко ответил Жесткоглазый, - без тебя.
– Как без меня? Как, понял, без меня?! Я, падла, нашел, а ты!
– А ну-ка!..
– убедительно, хоть и негромко прикрикнул Жесткоглазый.
– О, смори!
– буркнул сзади один из уголовных.
И действительно: парочка, держась за руки, вышла из калитки, в проеме которой стоял, провожая, Полковник, и направилась к электричке.
Выждав некоторое время, Жесткоглазый сказал:
– Айда!
Полковник мыл посуду на кухоньке, как дверь вдруг распахнулась и обнаружила Джинсово-Усатого, за которым маячили тени.
– Ну вот, папаша, - сказал Джинсовый.
– Ты погулял в своей жизни. Теперь дай и нам. Где там подвал с брильянтами? Все по-тихому сдашь - не тронем. Понял? Вот и отлично. Пошли, - и отступил на полкорпуса, давая Полковнику дорогу.
Полковник медленно двинулся к выходу и, когда миновал Джинсового, сделал резкий выпад локтем, так что Джинсовый со стоном согнулся пополам. Еще удар - тому, кто на улице! Еще! Еще!
Хоть и не молод, хоть и работа вроде кабинетная, а тренирован был Полковник неплохо, и случись противников не пятеро, а хотя бы трое!
Минуты спустя, Полковник, скрученный бельевой веревкою, лежал на дорожке, а пришедший в себя Джинсовый пинал его с бешеной злобою:
– П-пало! У! п-пало! Фраер вонючий! Парчушка! Ментяра! Пет-тух шоколадный!
– Хватит!
– осадил Жесткоглазый.
– Кому сказал? Понесли, - и кивком показал на дом.
– Значит, - спросил, когда, привязанный к кушетке, оказался Полковник в собственном кабинете, - добром выдать ключи от подвала не желаете? Но вы ж поймите - мы без них все равно не уйдем.
Полковник презрительно молчал.
– Мы понимаем, что это штамп, - продолжал Жесткоглазый, - что так бывает только в "Вечерке" и в дурном кинематографе. Но честное слово, нам некогда тратить время на изыски, особенно, когда клиент так строг к стрелкам на брюках и так вдов, что вынужден сам поддерживать их в порядке, - и кивнул Джинсовому.