Кинжал без плаща
Шрифт:
Получается, что в соответствии с социальной алгеброй Светланы Мезенцовой, Кувшинка вначале превратилась в говно (когда стали ее перепродавать, обогащая спекулянтов), а потом и в смерть. Оказывается, Мезенцов обладал волшебной способностью преодолеть последнее «или-или», и совершить Гиннеса достойный рекорд совмещения говна со смертью.
Это очень много значило, граничило с чудом, потому что говно, как философская категория, всегда было живо, до омерзения живенько, и могло атрибутировать только живую жизнь живчиков.
Кончится ли когда-нибудь эта «Ностальжи»?!
Сигарета дотлела в пальцах до середины. Руки у Мезенцова по-прежнему твердые, не дрожат: длинный пепельный столбец нарастает в длинну – но пока держится, не осыпается…
Сигарета, к которой Мидас-Мезенцов прикасался, никогда не превращалась в говно. Наверное, оттого, что Леонард Николаевич курил только дорогие сигареты. Но она исправно, трубочка за трубочкой, отправлялась в смерть, усыпая пеплом берега Стикса и обдавая ароматами дорогого табака старика Харона.
Дождь, дождь над Берлином, тучи заволокли все небо тевтонской берлоги. Если Лека идет пешком, то наверняка весь промокнет. Или такси возьмет? Нет, он жмот – небось, сядет на трамвай, а потом по-мальчишески побежит от остановки, прикрывая голову задранным пиджаком…
Вчера, в берлинском ресторане «Гроссэгер» произошла очередная кровавая драма, связанная с разборками преступников из России. Неизвестный в резиновой маске в упор расстрелял за столиком известного русского предпринимателя Олега Горелова и крупного московского чиновника Леонарда Мезенцова.
Причины такого драматического события в настоящее время выясняются полицией, но представители общественности Берлина в один голос заявляют: русской мафии, сделавшей всех нас заложниками в своих играх, пора жестко и решительно положить конец!
Российское посольство устранилось от комментариев инцидента в «Гроссэгере». Очевидно, какая-то преступная группировка из России была недовольна распределением преимущественных квот по рыболовству в русских территориальных водах и устранила сразу как источник, так и получателя квот. Почему и с какой целью Леонард Мезенцов и Олег Горелов приехали в Берлин и как они были заманены в «Гроссэгер», так же остается неизвестным.
В этот последний миг, за секунду до смерти, он не поверил своим глазам: к их столику приближался третий, тот, кого они с Лекой собрались тут поминать! К ним по ресторанному залу приближался Алан Григорян…
Только когда в неестественно замедленном режиме Алан поднял руку и в руке засквозила черная дыра пистолетного ствола, Леонард Николаевич понял, что это резиновая американская маска Алана…
Грохот выстрела потряс тихий «Гроссэгер». Люди закричали и грушами повалились под столики. Недожевавший и недоговоривший Лека чуть выпучил глаза, падая, как пьяный, в тарелку простреленной головой. Он так и не сумел ничего увидеть, ничего понять.
Мезенцов мог больше. Он был вторым в сегодняшнем меню у смерти. Он мог видеть бешенные глаза незнакомца в прорезях резиновой маски, до боли похожей на родное лицо. Он успел привстать и нащупать в кармане легендарную отвертку, отвинтившую в России не одну жизнь. Как настоящий кшатрий, он собирался продать жизнь как можно дороже, он намеревался атаковать, пробить врага отверткой глубоко в ухо…
Пистолет синевато курил после выстрела. Сизо дымила и недокуренная сигарета в пепельнице.
– Почему так, Господи? – спросил Мезенцов.
Это был вопрос не о смерти. Смерти он давно ждал и давно заслужил. Вопрос касался деталей: почему Господь прислал напоминание об Алане? Сюда? Почему в Берлине? Почему в день памяти друга?
Лязгнул отскакивающий затвор – и желтобрюхая пуля вырвалась на оперативный простор. Мгновение – и Мезенцов почувствовал острый и колкий удар со вкусом гнильцы. Такой вкус стоял под дыхом, когда он начинал воровать в далекие семидесятые. Такого вкуса страха и стыда он потом долго не ощущал…
С грохотом упал стул, с которого Леонард Николаевич привстал – грузное тело старика ушло следом, задев соседний столик, широко распластавшись на полу.
Убийца в маске Алана подошел к Мезенцову и произвел контрольный выстрел в голову.
Потом, никем не преследуемый, ушел.
Отвертка из руки Леонарда Николаевича откатилась очень далеко, в самый угол ресторана, словно ища своей удобной пластиковой ручке нового хозяина…
История вторая. Крест & розы
Дон Чезаре Кафиеро был прямым потомком того самого Кафиеро, который в свое время, по решению совета мафии, купил русскому «революционеру» Михаилу Бакунину виллу в Швейцарии, в живописнейших курортных местах Лугано.
Мезенцов, приехавший в Палаццо-Морэ к дону Чезаре, знал не только это, но и то, что ныне у клана Кафиеро серьезные проблемы с правительством Италии.
Они сидели в плетеных креслах, на беломраморной террасе Сфорцеско, обращенной античным, сверкающим на солнце, как сахар, портиком к Женевскому озеру.
Было время утреннего капуччино, соблюдавшееся в клане Кафиеро последние три века неукоснительно, даже под муссолинистской оккупацией Сицилии…
– Мы могли бы помочь друг другу решить кое-какие проблемы… – предложил Мезенцов, отпивая с тонкого фарфора кофе под сливочной пенкой. – Дон Чезаре, если вы разберетесь с моими врагами в Москве, я смогу разобраться с вашими в Риме…
– А смысл? – удивился дон Чезаре.
– Смысл? – Мезенцов удивленно преломил бровь. У этих мафиози за три века явно мозги жиром заплыли. – Вы спрашиваете о смысле? Алиби. Полное взаимное алиби. Разве вы можете отвечать за действия русской мафии в Риме? Да и я навряд ли смогу претендовать на контроль за сицилийскими туристами в Москве…
Дон Чезаре опустил усталые глаза старого палермца и задумался. В другие времена он давно бы выставил наглого русского, но не сейчас. Клану действительно нужна была помощь. Власть в Италии перешла к тайным муссолинистам, яростным правым реваншистам, поставившим в Риме своего премьера-олигарха. Клан Кафиеро сражался с Муссолини, а до того – с неаполитанскими королями, всегда выступая союзником флорентийцев, туринцев, вообще – северян.