Кир. История одной мести
Шрифт:
Казалось, ничто в тот день не предвещало беды.
Разве, в сумрачном небе дрались два орла, а третий, распластав крылья, за ними наблюдал…
Да петух вдруг запрыгнул на стол и затряс головой, и закукарекал – так что все даже удивились и замахали на него руками…
Да хромая жена четвертого брата Кандрата просыпала перец на грудь и не на шутку расчихалась…
Да еще муравьи заползли в банку с сахаром…
«В общем, всего не упомнишь» … – покусывая губы, рассеянно пробормотала мать моя.
И
Насколько, однако, подумать, расслабленно существовали обитатели Дикого хутора.
С другой стороны, сидя дома, среди родных, купаясь в любви и понимании – страшного не ожидаешь!
Но вот из «Мерседеса» на свет появился статный мужчина в черном приталенном пальто из лайки и черных же, отполированных до блеска, полу сапогах; одной холеной рукой он держался за женщину в черном, а другой – опирался на трость, сплошь инкрустированную золотыми гадюками.
С полувзгляда на них, в общем, было понятно, что они существа – не обыкновенные.
Таких тут не помнили даже по фильмам, что крутил однорукий Пилип из Чапуня – один раз в три месяца, по понедельникам.
И также звучит фантастично, но факт: ни Кастусю с Ефимией, ни их одиннадцати сыновьям с женами и детьми даже не примерещилось, кто мог притаиться под царственными черными одеждами.
И только у Бездны при виде Альгирдаса и Даяны будто внутри что-то оборвалось…
«Пришел мой конец!» – вдруг подумалось ей.
Инстинктивно рука потянулась к супругу – да так и повисла в воздухе: место с ней рядышком пустовало!
«Ну, и где он, мой брат Гедеминас?» – прозвучало над Бездной, как выстрел.
«Брат! Брат Гедиминаса!» – обрадовались и распахнули пришельцу объятия хуторяне – но только ответом им вдруг прозвучали три предупредительных очереди из автоматического оружия.
«Не надо объятий!» – недобро скривившись, процедил гость сквозь зубы.
«А также, телячьих восторгов!» – добавила женщина.
«Именно, что обойдемся без них!» – подтвердил со зловещей ухмылкой черный двойник Гедеминаса.
Дикий хутор – застыл.
Даже детские крики притихли.
Вдалеке, донеслось, пролетел дикий шмель.
Большое и доброе сердце Бездны внезапно пронзило предчувствие беды.
Она побледнела.
Ее зазнобило.
Плечи и руки покрылись пупырышками.
Горло сдавила тоска, стало трудно дышать.
Слезы сами собой покатились из глаз.
И со дна ее памяти, будто всплыла на поверхность ужасная по своим последствиям история, рассказанная мужем вскоре же после его чудесного воскрешения…
26.
…Когда-то давно, по преданию, красавица-дочь
Обычно по тем временам обманутый муж долго не размышлял, а хватался за саблю и сплеча разрубал грешницу по вертикали на две равных половины.
Однако, не зря же по многим свидетельствам старый Иллеша слыл изувером: у глупого писаря он великодушно отнял жизнь, а неверной жене – предварительно прокляв, подло подарил…
Мария с позором вернулась к папаше (родного отца не сравнить с обманутым мужем!).
Не раз, и не два, и не три Казимир отдавал замуж дочь, а только мужья ее мёрли, и гибли – от страшных болезней, на войнах, в дворцовых интригах, и сами, бывало, кончали с собой, или, чаще, бежали от нее в ужасе, как крысы с тонущего корабля.
Благодать, подразнив, миновала Марию.
Сыновья, повзрослев, передрались до смерти.
Проклятье Иллеши, похоже, работало, как швейцарские часы.
И дальше, во все продолжение рода Гольшанских, у них, как назло, на протяжении четырех столетий родились одни близнецы, отмеченные каиновой печатью.
Вот так, частная, вроде, история об адюльтере со временем приобрела поистине библейский характер…
27.
Ужас Бездну сковал надежнее всяких цепей.
«И зачем это он объявился у нас? – размышляла она. – И для чего это с ним целых два взвода солдат с оружием наизготовку? И как вообще они их отыскали в этом забытом Богом и людьми белорусском местечке?»
Однажды, припомнилось ей, как они с ее милым лежали в лесу на синем ложе из васильков и смотрели, как над ними плывут почти призрачные перистые облака; а потом он ее целовал до самозабвенья, и она его целовала до забытья; только потом он вдруг сел и заплакал, потом ее крепко обнял и воскликнул, что за мгновение с нею готов променять все княжества этого мира; и даже, сказал, что уже променял, в подтверждение чего продемонстрировал письмо брату Альгирдасу, в котором отрекался от трона во имя любви.
Ослепленная счастьем, тогда она даже не подумала поинтересоваться, кому он доверил послание брату…
Сошлось, наконец, как нашлись эти двое – Альгирдас с Даяной!
«Вот кто был у него почтальоном! – со стоном выдохнула мать моя и повторила. – Даяна была ему почтальоном!»
«Мама моя…» – несмотря на запрет, подумал я с болью.
«Это она, Даяна, соткала и раскинула смертельную паутину, из которой нам было уже не выбраться!» – в отчаянии выкрикивала она, обливаясь слезами и брызжа слюной.