Кисельные берега
Шрифт:
Расстегнула ворот – жарко… Хотелось пить. И есть. И спать… Кстати, да! Сколько же можно не спать, в самом деле?! При воспоминании о прошедшей ночи в компании «божьих жемчужин» Киру передёрнуло.
Она решительно поднялась и углубилась под деревья. Выбрав местечко поуютнее – в корнях раскидистой, корявой сосны, устелившей землю мягкой хвоей, она первым делом ревизовала запасы снеди из Козедольской кухни, пожалованные заботливым принцем. Что ж, на пару дней вполне…
Она отломила хлебную горбушку и кусок копчёной колбасы с чесноком – ммм… божественный аромат… Да,
Кира хмыкнула и отвернулась, тщательно пережёвывая демонстративно откушенный кусок.
Пёс совсем расстроился. Поводил белесыми бровями над грустными карими гляделками, всхлипнул-скрипнул и пополз по-пластунски по направлению к владелице колбасы. Ткнулся ей носом в бедро, застонал.
«Вот чёртов вымогатель!»
Поколебавшись, она сердито разломила колбасу пополам и бросила собаке.
«Пользуешься тем, что я наорать на тебя и прогнать не могу! Ну подожди только: вот расколдуюсь – ни дня тебя, прорва блохастая, терпеть не стану!»
Получив подачку, Сырник немедленно сделал вид, что он здесь вовсе не ради колбасы и вообще – ни на чём не настаивает… Ну разве что хозяйка сама захотела угостить… А раз так, ладно, чего уж… Он задумчиво посмотрел на подачку. Медленно поднялся. И очень аккуратно, будто нехотя, поминутно роняя кусок изо рта, принялся его мусолить.
«Паршивец!» - возмутилась кормилица и, тщательно увязав продукты, подвесила сумку на ветку.
Потом угнездилась в уютной выемке между корней, подложила под голову плащ и моментально, без всяких прелюдий уснула. На земле. Без каких-либо удобств. Не морщась брезгливо и не шарахаясь от насекомых. Сладко и с удовольствием. Как будто опасностей в этом мире более не существовало. Да ну какие могут быть опасности среди теплой, солнечной умиротворённости? Впрочем… даже если и могут быть – ну и бес с ними! Подумаю об этом потом… после… пробуждения…
– -------------------------------------
Дзинь…
Кира недовольно дёрнула уголком рта и почесала нос.
Дррринь…
Замычала, пытаясь натянуть плащ на ухо.
Дззззинь-дрынь…
Открыла затуманенные сном глаза и, поморщившись, села. Стукнулась головой о котомку со снедью, свисающую с ветки.
Огляделась, с трудом возвращаясь в реальность, пытаясь определиться с тем, где находится и… обмерла, уставившись на поваленное грозой дерево.
Дерево это, видно, умирало трудно, ломалось под порывами обрушившей его бури болезненно, оставляя на иззубренном пне длинные острые щепы.
Это они сейчас так пели – одновременно пронзительно и мелодично. Их оттягивали лапой и отпускали – дзззинь!..
Медведь поёрзал на стволе дерева, поднял плюшевую морду к небу, прислушиваясь к производимой им музыке. Пожевал челюстями… И снова – дррринь!..
Кира вжалась в ствол приютившей её сосны и перестала дышать: если притвориться лесной корягой – зверь, может, и не заметит?
Дзззинь…
Музыкант повернул большую круглую голову и посмотрел прямо на неё. Неуклюже сплюхнулся со своего насеста… почесался… зевнул…
Кира сглотнула внезапно пересохшим горлом и лихорадочно заозиралась в поисках спасения…
Зверь снова зевнул, широко разинув зубастую пасть, громко взрыкнул, замотав головой и… двинулся к ней. Сомнений нет. Ещё немного и…
Кира завизжала.
Медведь сердито, раздражённо заревел. Отступил на шаг…
– Уходи! – крикнула девушка, задыхаясь. – Уходи, чёртово чудище! – и схватилась за ствол дерева, скрученная желудочной судорогой.
Медведь попятился и плюхнулся на широкий зад. На его бесстрастной от природы морде отразилось явное недоумение. Во всяком случае, так показалась Кире, когда, утирая рот, она осмелилась взглянуть на зверя.
– Ну и ну… - молвил он человеческим голосом, осматривая произведённое девчонкой земноводное. Кира икнула. – Интересный способ отпугивать хищников… Скажи-ка ещё чего-нибудь! – проявил он живейшее стремление к исследованию занимательного феномена.
«Да пошёл ты…» - утерев испарину со лба, она отодвинулась от мерзкой лужи.
«Говорящий медведь… Что ж… Почему я совсем не удивляюсь? Начинаю привыкать к окружающему безумию? – Кира вытерла ладони о траву. – Надеюсь, это безумие действительно окружающее, а не моё собственное».
– Не хочешь говорить? Нет? Ну понятно, чего уж - ты, наверное, сто раз подумаешь, прежде чем рот открыть, ага… Недавно это с тобой? Прошлый-то раз, когда ты при встрече так же верещала и ногами дрыгала, навроде полоумной, жабоплюя я у тебя не заметил…
«Так это ты, скотина, был тогда на дороге?!»
Медведь почесался.
«Преследуешь ты меня что ли?»
– Стало быть, между этими нашими двумя встречами ты успела нахамить Бригитте?
Кира открыла и закрыла рот. Она была так поражена осведомлённостью своего лесного собеседника, что даже бояться перестала.
– Чего вытаращилась? – поинтересовался он. – Угадал? Ещё бы не угадать… Её почерк-то. Жабами плевать, хых! – он одобрительно мотнул головой и хлопнул себя передними лапами по бёдрам. – Любит она всякие этакие штуки… Но ты не раскисай – подумаешь, жабы! Ерунда какая! Я знаю, она одного мужика заставила ежами оправляться – вот это жесть, ничего не скажешь! А жабы… - он пренебрежительно махнул лапой. Сверкнули длинные и загнутые, словно турецкий шамшир, когти.
Кира, не сводя глаз с разговорчивого чудища, потянула с ветки свои котомки…
– Уже уходишь? – осведомилось оно миролюбиво и подобрало под себя лапы, поднимаясь. – Жаль… Хотя, собственно, собеседница ты так себе, уж не обижайся… Куда путь-то держишь?.. Ах, да…
«Дашь ты мне уйти, зверюга мохнатая? – Кира осторожно попятилась. – Или…»
– Чего это ты? А! Боишься, съем тебя? Хых!.. Истеричку, фаршированную жабами?.. Сомнительная, знаешь ли, эстетика потребления… Да и вообще: может, ты ядовитая. Ты не ядовитая?