Китай-город
Шрифт:
И он начал ей приводить факты… Кто хозяйничает в городе? Кто распоряжается бюджетом целого немецкого герцогства? Купцы… Они занимают первые места в городском представительстве. Время прежних Титов Титычей кануло. Миллионные фирмы передаются из рода в род. Какое громадное влияние в скором будущем! Судьба населения в пять, десять, тридцать тысяч рабочих зависит от одного человека. И человек этот — не помещик, не титулованный барин, а коммерции советник или просто купец первой гильдии, крестит лоб двумя перстами. А дети его проживают в Ницце, в Париже, в Трувилле, кутят с наследными принцами, прикармливают разных упраздненных князьков. Жены их
Палтусов весь раскраснелся. Картина увлекла его самого.
— Вот как! — точно про себя вымолвила княжна. — Говорят… Я не от вас первого слышу… Какая-то здесь есть купчиха… Рогожина? Так, кажется?..
— Есть. Я бываю у нее.
— Это львица?
— Ее тятенька был калачник… да, калачник… А теперь к ней все ездят…
— Кто же все?
— Да все… Дамы из вашего же общества. Я в прошлом году танцевал там с madame Кузьминой, с княжной Пронской, с madame Opeyc, с Кидищевыми… То же общество, что у генерал-губернатора.
— Est-elle jolie? [86]
— На мой вкус — нет. Умела поставить себя… Une dame patronesse. [87]
— Она?
— А как бы вы думали?!
Княжна положила работу на колени.
— Однако, Andr'e,- заговорила она с усмешкой, — все эти ваши коммерсанты только и думают о том, как бы чин получить… или крестик… Их мечта… добиться дворянства… C'est connu… [88]
— Да, кто потщеславнее…
86
Она красива? (фр.).
87
Дама-патронесса (фр.).
88
Это известно… (фр.).
— Ils sont tous comme cela! [89]
— Есть уж и такие, которые стали сознавать свою силу. Я знаю молодых фабрикантов, заправляющих огромными делами… Они не лезут в чиновники… Кончит курс кандидатом… и остается купцом, заводчиком. Он честолюбив по-своему.
— А в конце — все-таки… il r^eve une d'ecoration! [90]
— Не все! Словом — это сила, и с ней надо уже считаться…
— И вы хотите поступать к ним… в…
Слово не сходило с губ княжны.
89
Они все таковы! (фр.).
90
Он мечтает об ордене! (фр.).
— В обучение, — подсказал Палтусов и немного покраснел. — Ничего больше — как в обучение!.. Надо у них учиться.
— Чему же, Andr'e?
— Работе, сметке, кузина, уменью производить ценности.
— Какой у вас стал язык…
— Настоящий!.. Без экономического влияния нет будущности для нас.
— Для кого?
— Для нас… Для людей нашего с вами происхождения… Если у нас есть воспитание, ум, раса наконец, надо все это дисконтировать… а не дожидаться сложа руки, чтобы господа коммерсанты съели нас — и с хвостиком.
Лицо княжны стало еще серьезнее.
— Il y a du vrai… [91] в том, что вы говорите… Но чья же вина?
— Об этом что же распространяться! Все, что есть лучшего из мужчин, женщин… Я говорю о дворянстве, о самом видном, все это принесено в жертву… Вот хоть бы вас самих взять.
— Я очень счастлива, Andr'e!..
— Положим. Спорить с вами не стану. Но теперь это к слову пришлось. Переберите свою семейную хронику… Какая пустая трата сил, денег, земли… всего, всего!
91
В этом есть правда… (фр.).
— Не везде так.
— Везде, везде!.. Я стою за породу, если в ней есть что-нибудь, но негодую за прошлое нашего сословия… Одно спасение — учиться у купцов и сесть на их место.
XXV
— Papa! — обернулась княжна к двери и привстала. Встал с своего кресла и Палтусов.
В гостиную вошел старичок очень небольшого роста. Его короткие ручки, лысая голова и бритое лицо, при черном суконном сюртуке и белом галстуке, приятно настроивали. Щеки его с мороза смотрели свежо, а глаза мигали и хмурились от света лампы.
— Князь, здравствуйте, — сказал ему громко Палтусов.
Князь был туговат на одно ухо, почему часто улыбался, когда чего-нибудь не расслышит. Он пожал руку Палтусову и ласково его обглядел.
Старичку пошел семьдесят четвертый год. Двигался он довольно бодро и каждый день, какая бы ни была погода, ходил гулять перед обедом по Пречистенскому бульвару.
— Bonjour, bonjour, — немного прошамкал он. Передних зубов он давно недосчитывался.
— Как погода? — спросила его дочь.
— Прекрасная, прекрасная погода, — повторил князь и сел на качающееся кресло.
— С бульвара? — обратился к нему Палтусов.
— Мало гуляет в этот час, мало, — проговорил князь и детски улыбнулся. — Ветерок есть. Который час?
— Пять часов, papa, — ответила княжна.
— Да, так и должно быть. Вы все ли в добром здоровье? — спросил он Палтусова. — Давно вас не было. Лида, я на полчасика… Газету принесли?
— Да, papa.
— Что есть… в депешах?
— Ничего особенного в политике. Большие холода в Париже… бедствие…
— А-а!.. Зима их одолела. Хе, хе!.. Скажите…
— Боятся, что их занесет снегом.
— Скажите пожалуйста!
Старичок зевнул, и его кругленькое чистое личико совершенно по-детски улыбнулось.
— Поди, papa…
— Я пойду…
Он встал, сделал ножкой Палтусову, подмигнул еще и вышел скорыми шажками.
Этот старичок наводит на Палтусова род усыпления. Когда он говорил, у Палтусова пробегали мурашки по затылку и по спине, точно ему кто чешет пятки мягкой щеткой.
— Как князь свеж, — сказал тихо Палтусов, когда шаги старика стихли в зале.