Китай-город
Шрифт:
— Вот как! Анна Серафимовна, это отзывает романом: русский американец, или из одной комедии Сарду… вы знаете, вероятно?
— Он совсем не американец — русаком остался… Вот это я в нем и люблю. Другие сейчас же обезьянить начнут — и шепелявость на себя напустят, и воротничок такой, и пробор… а он все тот же.
— Вот что! — сказал с ударением Палтусов и боком поглядел на нее.
XIV
— Что это вы так на меня посмотрели? — спросила Анна Серафимовна.
— Ничего! Так!..
— Ах, Андрей Дмитрич, вам-то не
Но она сказала это опять-таки легче, чем бы полгода назад.
— Что же такое? — стал с живостью оправдываться Палтусов. — Не придирайтесь ко мне… Хороший человек, молодой, понимающий, да если б вы к нему и страстно привязались, как же иначе?.. В ваших-то обстоятельствах?!
Все это он выговорил тихо, только она могла его слышать в общем гуле антракта. И ей пришелся очень по душе тон Палтусова, простота, приятельское, искреннее отношение к ней.
В ответ она подняла на него глаза и ласково остановила их на нем.
— Полноте, — выговорила она и прикрыла опять лицо веером.
— Об этом в другой раз, — уже совсем шутливо сказал Палтусов. — Так вы все одна. А кто же эта девица с длинными косами?
— Двоюродная сестра.
— Нигилистка из Татарской?
— Ха, ха! Как вы узнали?
— А в самом деле, разве нигилистка?
— Нет, какая нигилистка!.. А так — нраву моему не препятствуй, нынешняя… Они с Рубцовым препотешно воюют. Только он ее побивает… И тут вот, кажется, есть влечение.
— С ее стороны?
— Знаете, как прежде наши маменьки говорили: одно сердце страдает, другое не знает.
— Только вам с ней… тяжело?
— Да-а.
— Вам бы взять чтицу.
— Я сама об этом думаю… Да где?
— Поручите мне.
Палтусов начал говорить ей о Тасе Долгушиной. Мать ее умерла от нервного удара, разбившего ее в несколько секунд. Сиделка подавала ей ложку лекарства; она хотела проглотить и свалилась, как сноп, с своих кресел… Генерала, среди его рысканий по городу, захватила продажа с молотка домика на Спиридоновке. Палтусов умолчал о том, что он дал им поддержку, назначил род пенсиона старухам, отыскал генералу место акцизного надзирателя на табачной фабрике и уже позаботился приискать Тасе дешевую квартиру в одном немецком семействе. Но он знал ее гордость… Надо было найти ей заработок, который бы не отнимал у ней целого дня. От Грушевой он вместе с Пирожковым отвлекли ее не без труда… Они убедили ее дождаться осени для поступления в консерваторию, а пока подыскали ей руководителя из знакомых учителей словесности, хорошего чтеца… Все это сделалось в несколько дней. Палтусов действовал с такой задушевностью, что Пирожков сказал ему даже:
— Я думал, из вас Чичиков выйдет, а вы — человек-рубашка.
— Это вздор! — ответил Палтусов без всякой рисовки.
Делать толковое добро доставляло ему положительное удовольствие.
Анна Серафимовна кивала все головой, слушая его.
— Что же, — откликнулась она тотчас же, — я с радостью возьму вашу родственницу…
— Когда привезти?
— Да каждый день я дома от четырех часов.
алтусов нагнулся к ее уху:
— Вот видите, все-то теперь коммерсантам служит. Генеральская дочь — в чтицах…
— У купчихи, — подсказала Анна Серафимовна.
— Сам генерал — у табачного фабриканта в надзирателях.
— Вам досадно?
— Нет! Такая колея.
— А все у нас, — вздохнула Анна Серафимовна, — ничего нет. — Ее затрудняло слово.
— Где? — спросил заинтересованно Палтусов.
— Да и здесь, и здесь!
Она указала на голову и на сердце.
— Давят тебя со всех сторон…
— Тюки? — подсказал он.
— Да, да!
"Какая ты умница", — подумал Палтусов, встал и протянул ей руку.
Антракт кончился. Оркестр доигрывал с грехом пополам какой-то вальс. Любаша и Рубцов пробирались справа.
— Вы бываете в концертах? — спросила тихо Анна Серафимовна.
— В музыкалке?
— Так их зовут? Я не знала. Да, в музыкалке?
— Билет есть; но в эту зиму забросил… да, знаете, вроде барщины какой-то они делаются.
— Это правда… Я завтра собираюсь, — проронила Анна Серафимовна и, подавая руку, спросила: — Марья Орестовна Нетова как поживает за границей?
Палтусов быстро поглядел на нее.
— Все хворает.
"Вот что!" — прибавил он про себя и, вернувшись на свое место, задумался.
XV
Она что-нибудь подозревает, думает, может быть, что он находится в связи с Нетовой, слышала, пожалуй, про их деловые отношения. Это надо разъяснить, показать ей все в настоящем свете… Он бы никак не хотел терять в мнении именно этой женщины.
Пьеса шла туго… Бенефициантке и первому любовнику удалась одна сцена. Публика вызвала их несколько раз, но Палтусов сидел равнодушно, не хлопал, рассеянно смотрел по сторонам. Малый театр потерял для него прежнее обаяние. Не мог он себя наладить на молодое настроение… Пьеса казалась набитой ненужными вещами, хоть она и шекспировская, обстановка раздражала своей бедностью, актеры читали глухо, деревянно… Совсем не то, что бывало, когда они брали в складчину ложу и после до петухов спорили у себя в номерах за пивом… Насилу дождался он следующего антракта. К Станицыной он не поднялся. Блондин и девица с косами оставались на своих местах.
Палтусов пошел в фойе и наткнулся на Пирожкова. Иван Алексеевич ходил, не снимая своей цилиндрической шляпы.
— Не то, — сказал ему Пирожков. — Хоть не ходи в Малый театр.
— Может, мы сами не те?
— У кого был талант, те изленились, а новые из рук вон плохи…
— А Тасю давно видели? — спросил Палтусов.
— Да она здесь! Я с ней в купонах обретаюсь, пожалуйте.
— Не посмотрела на траур свой?
— Что ж траур? Страсть у нее… В последней пьесе ing'enue какая-то новая.
Пирожков взял Палтусова под руку и отвел за колонны.
— Спасибо, спасибо вам, дружище, — заговорил он, ласково глядя на Палтусова.
— А что?
— Да вот за эту девицу… Она мне все рассказала.
— Это пустяки.
— Однако вы, я говорю, сложная натура. И купцов изловлять мастер, и позывы у вас хорошие.
— А вы вот что, — перебил его Палтусов. — Пойдемте-ка к этой самой девице.
Он рассказал приятелю, какой разговор он имел со Станицыной.
Тот одобрил план.