Китай, Россия и Всечеловек
Шрифт:
Подтверждается мысль Капры: физика приближается к тому, что в интуитивном опыте открылось мудрецам Востока. Синергетика соответствует восточному пониманию мира: все развивается спонтанно, самоорганизуется, человеку остается осознать законы, дарованные ему Природой, чтобы не отпасть от нее. (Мне уже приходилось писать: в синергетике нет того, чего не было бы в Дао. Восток и Запад самопознаются друг в друге, будучи двумя сторонами Единого.)
Призвание России
Акцентируя внимание на свободе личности, ее независимости от социума, Бердяев, видимо, имеет в виду прежде всего Россию. Есть некая особенность в социальной организации России – некий камуфляж, бесплодность усилий. Так уж повелось: чиновники наращивают проблемы вместо того, чтобы решать их, одновременно изматывая тех, кто хочет делать свое дело честно. Самовоспроизводство чиновников (с тенденцией к их расширению) создает впечатление, что чиновничество – единственный класс, получивший возможность защищать свои интересы. Но в потоке слов тонут реальные дела и добрые намерения. В этом причина системного кризиса, кризиса духа, о котором говорят в последнее время, остальное – вторично.
Бюрократия везде бюрократия, но в России она превзошла себя. «Мертвые души», по Гоголю, все превращают в фикцию. Государство, славословя человека, не дает ему жить. Оттого Пушкин сокрушался: не дай Бог родиться гению в России. Оттого ослепший Николай Иванович Лобачевский умирает в нищете. Слава приходит к нему после публикации дневника немецкого математика К. Ф. Гаусса, где он называет Лобачевского гением, открывшим многообразие пространства и его геометрических соответствий. Но Россия, утратившая историческую память, все еще оглядывается на Запад.
Оттого светлый ум князя Петра Алексеевича Кропоткина принял философию анархизма, о которой ныне чаще вспоминают на Западе. Знамение времени. Мне уже приходилось писать: кончился силовой вариант истории, государства как машины подавления. Нескончаемые малые войны – укор непробужденному сознанию, ответ на обезличивающую глобализацию, то последние волны затянувшейся Кали-юги, темной эры насилия.
О Петре Кропоткине вспоминает и Алан Уоттс, рассуждая о понятии Духа в китайских учениях и о принципе центрированности. «Понятие Дух (Шэнь) – то, что переводится как врожденный Ум каждого в отдельности и мира в целом, то есть ли. Так же как любая точка на поверхности сферы может рассматриваться как центр поверхности, каждый орган тела и каждое явление космоса – его центр и повелитель. С даосской точки зрения нет того, кто управляет, ни того, кем управляют. Все происходит самоестественно (цзыжань), со-возникает… Единственная возможность войти в Дао – наблюдать процессы и образы Природы. Приведя свой ум в состояние покоя, сосредоточенности, мы поймем, что это такое, но вряд ли сможем выразить словами». [567]
Первопринцип ли Уоттс сравнивает с идеями Петра Кропоткина: «Принцип „взаимного возникновения“ гласит, что, если каждая из вещей следует своему собственому ли, она будет сгармонизирована с другими вещами. Не по причине навязанного извне правила, а благодаря взаимному резонансу, взаимопритяжению. Даосы говорят, что Вселеннная, увиденная в целом, есть Гармония (Хэ), соединение образцов, которые не могут существовать друг без друга… В политической сфере этот принцип может быть проиллюстрирован „кропоткинской анархией“ – теорией, согласно которой, если людей оставить в покое и позволить им делать то, к чему они призваны, они последуют своей природе, и общество упорядочится само собой». [568] Русские действительно предпочитали следовать естественному чувству, инстинкту свободы, а не узаконенным правилам.
К учению Кропоткина проявлял интерес В. И. Вернадский, разделяя его взгляд на Природу как на первого учителя нравственности для человека. «Два больших фактора эволюции видов живой природы борьба за существование Дарвина и принцип солидарности и взаимопомощи Кестлера и П. А. Кропоткина ». [569] По сути, речь идет о двух принципах существования: борьбы и мира . Кропоткин ратует за мирную жизнь, предполагающую нравственное пробуждение человека. Природа для него не образец борьбы за существование, как двигателя эволюции, а образ согласованного действия, «взаимопомощи». Вначале – условие выживания, со временем – осознанное действие людей, движимых чувством сострадания к ближнему. (Как у Хомякова: истина доступна совокупности людей, «связанных любовью».) Человеку остается осознать себя, пробудить чувство совести.
Так что «анархия» у Кропоткина не абсолютное отрицание власти, а отрицание власти государства, подавляющего естественную потребность во взаимопомощи, недостижимой в насильственной форме. Недоверие к государству, системе, поддерживающей общество, но не личность, – будто одно возможно без другого, – видимо, исчезнет вместе с государством. Против социального насилия и восстала русская философия, которая была выдворена из России в 1922 году. А оставшиеся оказались в лагерях или были расстреляны в Соловках, как гениальный Павел Флоренский.
Итак, лишь ощущая всеобщую связь вещей (в одном месте тронешь, в другом отзовется), осознав, что, посягая на чью-то жизнь, теряешь собственную, – вернешь свою Человечность. Будешь действовать сообразно; сама Эволюция не линейна, соразмерна Морали, со-ритмична Человеку. Об этом напоминают труды Кропоткина: «Нравственные начала анархизма» (М., 1906), «Взаимная помощь как фактор эволюции» (СПб., 1907; М., 1918), «Современная наука и анархия» (Пг.-М., 1921). Но и «анархизм», теряя духовное измерение, обрушивая вертикальную ось, становится жертвой русского беспредела, от неразвитости внутренней культуры.
Все имеет свою оборотную сторону: «Явленное Дао не есть постоянное Дао». В глубинном смысле русский опыт предвещает отмирание государства. Эта идея подвигла романтически настроенных философов поддержать поначалу революцию – в надежде на братскую помощь. Но вышло иначе. Государство усилило свои властные функции, подавляя инстинкт свободы, хотя вне Свободы человек состояться не может, доказав в трагическом разрыве, что ничего не меняется, если не меняется сознание, перекрыт источник сердечного отклика, созидающего духовную культуру.
Предчувствуя беду, Вл. Соловьев убеждал: <<Принцип человеческого достоинства, или безусловное значение каждого лица, в силу чего общество определяется как внутреннее, свободное согласие всех, – вот единственная нравственная норма»} Но в то время мало кто задумывался, что забвение нравственного начала в каждом ведет к духовному вырождению многих; что помимо условных истин, существует безусловная Истина, независимая от времени. И этим озабочен ум Соловьева: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». [570]
Наверх поднялась популяция людей бездуховных, циничных, не только в России, судя по Ницше: «…душевные больные, преступники, анархисты – все это не угнетенные классы, но отбросы всех классов бывшего до сих пор общества… больной конгломерат чандалы – общество, утратившее силу извергать из себя вредные ему элементы… Проблема: как истощенные достигли того, чтобы стать законодателями ценностей? Или иначе: как достигли власти те, которые последние? Как инстинкт зверя-человека стал вверх ногами?» [571]