Китай, Россия и Всечеловек
Шрифт:
Мистику можно понять как первооснову жизни, по Бердяеву, как всеобъемлющее чувство и понимание жизни: она повсюду разлита, повсюду есть. [336]
«Мы со всех сторон окружены тайной и повсюду символы этой тайны». Вершина мистического пути – соединение с Богом и через это соединение «обращение к миру и человеку, ко всякой божьей твари, исполнение любви и творчества» (Философия свободного духа, с. 174). А японский поэт Мацуо Басё скажет: «Возвысь свое сердце. Пережив Сатори, вернись в мир обыденный» (Такаку кокоро-о сато-рите дзоку-ни каэрубэси). Мистическое проницание Истины, проникновение в суть Бытия освобождает человеческий дух, потому и говорят о втором рождении – рождении в духе, чему учат мистики.
Если можно говорить о различии, то по форме, не по сути: каждый мистик – дитя своего времени и своей культуры, наследует свою традицию. Универсальный закон инь-ян исключает возможность сходства. Бердяев скорее прозревает янскую ипостась той же Истины, следуя традиции Огня, пути активного действия. [337] Для даосско-буддийских мистиков ближе иньская ипостась: Воды, Недеяния, необусловленного действия (акарма), ведущего к полному успокоению дхарм, погашению огненной стихии (как переводится иногда Нирвана). Наверное, Бердяеву был бы ближе Конфуций, путь разумного деяния, философ и сам напоминает цзюньцзы, одинок и всеобщ. И для Бердяева глубже богословского и метафизического учения об абсолютной бездвижности Божества – мысль о Божестве как coincidentia opposi-torum (лат. «совпадение противоположностей»). «Так и мыслили все мистики. Так мыслил и Бл. Августин. Абсолютный покой в Боге соединен в Нем с абсолютным движением. Лишь для нашего рационального сознания, в нашем природном мире, покой исключает движение, движение делает невозможным покой. Абсолютное же совершенство Божества совмещает в себе абсолютный максимум покоя с абсолютным максимумом движения» (Философия свободного духа, с. 130).
Та самая идея единства покоя-движения, Неизменного в Изменчивом, что в И цзине, две первые гексаграммы: абсолютное движение, Творчество (ян), и абсолютный покой, Исполнение (инь), едины в своей Основе.
В Тайцзи инь-ян пребывают в покое, в свернутом состоянии. Под действием «пружины» инь-ян из Небытия рождается пять видов энергии (у син) и, соответственно, все пятерицы, в том числе пять Постоянств (учан), пять признаков совершенного человека. Взаимодействуя, инь-ян ведут к Единому, если открыто сердце – обиталище духовного ци, чтобы Целое могло пульсировать, пока не исчезнет необходимость в самой пульсации и сущее не достигнет полного Покоя. В процессе пульсации энергия очищается от примеси – от того, что мешает проникнуть Свету. Несоответствие традиций Огня и Воды – ради грядущей Встречи.
Для Бердяева в Божестве пребывает лишь то, что подлинно есть, лишь реальная личность, а не призрак самоутверждающегося «я»; Перво-Божество (ungrund) и есть «абсолютное бытие». А буддисты и даосы назовут это «Небытием», миром непроявленных форм, где нерожденное уже существует, существует извечно. «В Поднебесной все вещи рождаются из бытия, а бытие рождается из Небытия». «Небытие проникает повсюду. Вот почему я знаю пользу от Недеяния» (Дао дэ цзин, 40, 43). Лао-цзы вторит Чжуанцзы: «Врата природы – Небытие. Тьма вещей выходит из Небытия. Бытие не способно стать бытием с помощью бытия, должно выйти из Небытия». «Свет пребывает в пустоте Небытия» («Лецзы»). Небытие – корень бытия, возможность восхождения к абсолютному Добру. Мир проявленный лишь частичное выражение извечного Небытия. Другие веками понимали под «небытием» после-бытие, испепеление сущего, – темное начало, меон. Апофатическое богословие, христианская мистика знали о существовании божественного Ничто, в самораскрытии которого видят богочеловеческий процесс, поднятие твари к свободному бытию в Боге. И все же в западном чувстве преобладает страх перед Ничто. Лишь в XX веке меняется к нему отношение. Такие философы, как Хайдеггер, признают реальность Ничто: «Ничто одновременно основа сущего и бездна, где это сущее исчезает» (все же «исчезает», а не рождается, как из «корня» – «бэнь»). Бергсон не соглашается с пониманием Небытия как уничтожения сущего, называя такое понимание «псевдоидеей».
«До-бытие», «после-бытие», с точки зрения восточных мудрецов, досужие разговоры. Как сказано в «Дао дэ цзине»: «Когда в Поднебесной все будут знать, что есть прекрасное, появляется безобразное (букв, «э» – зло). Когда будут знать, что есть добро, появляется недоброе. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга… Потому совершенномудрый придерживается Недеяния и обучает без слов. Ничего не предпринимая, все создает. Создавая, не обладает. Достигая успеха, его не замечает. Поскольку не замечает, успех его не покидает» (Дао дэ цзин, 2). А шестой патриарх «чань» Хуэй-нэн скажет: если спорите о том, что раньше, что позже, значит, впали в заблуждение, в непрерывный поток побед и поражений. Потому и радели мудрецы о непротивопоставлении одного другому, чтобы не исказить замысел Неба. Там же, где спорят о добре и зле, торжествует зло, ибо сам спор есть зло.
Наконец, можно еще раз вспомнить слова третьего патриарха «чань» Сэн Цаня: «Совершенный Путь подобен бездне, где нет недостатка и нет избытка. Лишь оттого, что выбираем, теряем его». Вот как понимают чаньцы «безосновность» и Путь Спасения. Значит, дело не в Праоснове, а в отношении к ней человека, который способен вызывать из Небытия зло, но способен и не делать этого, если следует Срединному Пути. «В изначальной бездне Божественного Ничто исчезают Бог и творение, Бог и человек, исчезает сама эта противоположность». Различение Творца и творения «снимается в Божественном Ничто, которое не есть уже Бог» (Философия свободного духа, с. 132). Творец возникает вместе с творением, Бог возникает вместе с человеком – Бердяеву близка апофатическая теология, идея Мейстера Экхарта: «Бог – это существо, которое можно познать лучше всего через, ничто“»; «раньше, чем стать твари, и Бог не был Богом». Бог стал Богом лишь для творения. «В темной бездне Божества, – комментирует Бердяев, – исчезает Бог и творение, Бог и человек, исчезает сама эта противоположность. Путь отрешенности погружает в неизреченное ничто, в сверхсущее». И вновь обращается к Экхарту: «Несущее бытие по ту сторону Бога, по ту сторону различности. Там был я только самим собой, там хотел я самого себя и видел самого себя как того, кто создал вот этого человека. Там я первопричина себя самого, моего вечного и временного существа… По вечной сущности моего рождения я был от века, есмь и в вечности пребуду… В моем рождении рождены были все вещи; я был сам своей первопричиной и первопричиной всех вещей. И желал бы, чтобы не было ни меня, ни их. Но не было бы меня, не было бы и Бога».
Для мистиков, где бы они ни жили, все возникает одновременно, все со-возникает и существует вечно, то появляясь, то исчезая, но исчезая не абсолютно, – появляется в новом качестве. «Движение в Боге, – говоря словами Бердяева, – которое раскрывается в духовном опыте, не есть процесс во времени, в нем ничего не следует одно за другим. Это есть в вечности происходящее идеальное свершение, вечная божественная мистерия жизни… Образ человека разлагается, когда исчезает в душе человека первообраз, когда нет в душе Бога. Искание человеком Бога есть вместе с тем искание самого себя, своей человечности… рождение Бога в человеческой душе есть подлинное рождение человека» (Философия свободного духа, с. 133).
В этом суть, а не в том, что не совпадают слова. Зеркальная на-оборотность обусловлена Необходимостью. Не отдавая себе отчета в разном смысловом наполнении слов, мы не сможем понять процесс становления Целого, и прежде всего – Целого человека, от которого зависит Спасение Земли. Так как на светлой половине абсолютного круга Тайцзи есть темная точка, на темной – светлая, то и не может быть полного несовпадения, как и полного совпадения. Несотворенное начало в душе человека, «душевная искорка», по Экхарту, единосущная с Основой, делает человека единым с Божеством через прорыв души в божественное Ничто, мистическое озарение.
Итак, если Праоснова небытийна, «безосновна», все проистекает из Небытия, из полноты непроявленного; если все возникает одновременно, не в последовательном порядке, то для познания Целого, естественно, не годится метод дискурсивного мышления или та логика, которая господствовала на Западе со времен Аристотеля. [338] Основанием этой логики служила дуальная модель мира, закон противоречия, противостояния субъекта-объекта. На буддийском Востоке возникает логика, которую называют логикой Небытия (в противоположность западной логике Бытия), логикой Целого, Праджни – целостного Разума, Мудрости. Логика Небытия есть логика абсолютной непредвзятости, непротиворечивости. Акт спонтанного, самоестественного (цзыжань) выражения сущего, как будто вещь сама себя выражает, человек не навязывает ей своей воли, лишь следует ее велению (как, скажем, «следует кисти» – дзуйхицу Сэй Сёнагон в «Записках у изголовья»).
Логику Небытия называют еще «тройственной» или «трехполюсной», ибо она предполагает не «два», а «три»: преодоление двойственности и выход на уровень Триединого, где нет противоречий (Дао есть «единое в троичности»: Неба – Земли – Человека). Не выделение чего-то одного, а видение Целого, что доступно интуиции, единству чувства-разума, и выражается языком символа. Это не столько логика познания, сколько логика переживания Свободы, сознание Пустотности сущего и, стало быть, независимости от него. Говоря словами японского буддиста Синрана (XIII в.): «Пустота и есть природа Будды. Природа Будды и есть Нёрай (Татхагата, Таковость). Нёрай есть Недеяние». Философски обосновал логику Небытия Нисида Китаро, противопоставив ее аристотелевской логике Бытия как односторонней, не имеющей отношения к конкретному бытию. Последнее постигается интуицией, «глубинным созерцанием в состоянии Ничто», в «чистом опыте», когда нет посторонних мыслей, неразличимы субъект и объект; разум, чувство, воля – все едино.