Китай, Россия и Всечеловек
Шрифт:
Это и позволяет жить в одном ритме с другими, не теряя себя. Если же Я раздвоено, существует субъект и объект, то Я превращается в тень, добавляет Дайсэцу Судзуки, в погоне за которой иссякли силы человека.
Любое существо, от цветка до человека, имеет свой центр, свою душу-сердце, через сердце сообщается с Небесным Дао, что и делает все единым. «Если у Вселенной одно Сердце, значит, каждое Сердце – Вселенная». Потому такое значение со времен древних даосов придавали чистому, искреннему сердцу. Механическое сердце все живое превращает в мертвое. «У того, кто применяет машину, сердце становится механическим. Когда сердце становится механическим, исчезают целостность и чистота. Если нет целостности и чистоты, нет и Духа. А кто вне Духа, тот вне Пути» («Чжуан-цзы» гл. XII). (В этом угроза техногенной цивилизации, которая, похоже, может обойтись без человека, сама себя восполняя.)
Закон Великого Предела
Чтобы жизнь не оборвалась, инь-ян должны пребывать в соответствии: сдвоенное ян или сдвоенное инь прерывают движение духа, ведут к гибели. Подвижное Равновесие инь-ян сообщает всему ритм Пути, ничего не навязывая, соединяет все в свободе. «Одно во всем и все в Одном». Все существует само по себе, ибо целостно и потому причастно Целому высшего порядка, образуя иерархическую связь по вертикали. Два есть одно, потому что сами инь-ян целостны, присущи друг другу, образуют целое на любом уровне макро– и микромира.
Эманируя из покоя Великого Предела (Тайцзи), сохраняют с ним родовую связь. Недаром Тайцзи называют вселенским зародышем. В Великом Пределе все уже существует в потенции, и священные тексты – вэнь, все сопряженное со словом и образом, то есть сама культура (как переводится «вэнь»). «Словно куколка прекрасной бабочки, расцвеченной самыми немыслимыми узорами, идея литературы, по мнению Лю Се, уже пребывала в своем коконе – Великом Пределе, когда мир, как таковой, еще не существовал». [359] Название сочинения Лю Се – «Дракон, изваянный в сердце письмен», «Вэньсинь даолун», говорит о том, что культура-вэнь имеет свое сердце-синь – одушевлена, сообщается с другими сердцами.
Тем более странно, что и Тайцзи умудряются переводить как «хаос», в то же время отождествляя его с Великим Единым, с Небесным Дао. Но «Свойство Дао – возвращение к истоку» (Дао дэ цзин, 40), то есть с чего все начинается, тем и завершается. (Хороша перспектива!) Не оттого ли мы так неуклонно движемся к хаосу, что с легкой руки греков приняли его за начало сущего и движемся в противоестественном направлении? Впрочем, мудрейшие из греков предвидели исход. «И самый вдумчивый познает только кажущееся и лелеет его. Но Дике настигнет лжецов и лжесвидетелей» (Гераклит). «Грядущий огонь все объемлет и всех рассудит», потому что люди не внемлют Логосу, «не понимают, как расходящееся с самим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука и лиры» (фр. В 51), ибо не умеют «говорить правду и действовать согласно природе, к ней прислушиваясь» (Гераклит, фр. В 112). А разве в наше время физики не обнаружили в вакууме не Хаос, а упорядоченность?
Почему так важно, чтобы «два» находились в согласии? Здесь мы подходим к главному выводу: когда инь-ян, две стороны одного (небесное-земное, покой-движение, женское-мужское, восток-запад), находятся в правильном отношении, не подавляя друг друга, то рождается третье – вертикальный вектор. Горизонтальные связи, информационное поле само по себе, сколь бы ни возрастало, не способно улучшить качество жизни, но под воздействием притяжения по вертикали сознание начинает тянуться к духовному плану. Видимо, это имеет в виду Лао-цзы, говоря: «Дао рождает Одно (Единое). Одно рождает два. Два рождают Третье. Третье рождает все вещи. Сверху инь, внутри ян, из изначальной энергии-ци образуют Гармонию (Хэ)» (чжан 42). Если не было бы Третьего, не было бы и Гармонии – «Совершенного Пути Поднебесной», о котором в предыдущем чжане сказано: «Дао скрыто и безымянно, но лишь оно ведет к благодеянию и Благу (Шань)». [360] Третье измерение преображает сущее, соединяя двоицу единым центром, придает всему целостный характер. Благодаря целостности одно сообщается с другим в духе. То есть Третье и есть Центр, все сущее устремляется к нему, обретая единство с самим собой. Основатель даосизма не мог говорить о вещах несущественных, не иметь в виду вечного закона, к которому устремлено сердце человека. (Древние китайцы говорили: «Для познавшего Одно (Единое) нет ни одной неясной вещи, а для не знающего Одно нет ни одной ясной вещи».)
Не мог и Чжуан-цзы говорить о второстепенном, противопоставлять одно другому, если изначально Единое: «Пока „я“ и „не-я“ не стали парой, человек являет ось Пути, пребывает в центре бесконечности» («Чжуан-цзы», гл. 2). Явленный человек не есть истинный, каков он в глубине. В человеке заложено истинно-сущее («искра божья», по Экхарту), что и делает его высшим существом, Всечелове-ком, призванным преобразить мир. Это место переводят по-разному. «То» и «это» возникают одновременно, между ними нет разрыва. «Тот, кто перестал различать „то“ и „это“, свое и чужое, не живет ради себя, тот входит в „ось Дао“. Вошедший в ось Дао пребывает в Центре круга бесконечных превращений. Достигает Просветления» («Чжуанцзы», гл. 2). [361] Наверное, и эта мысль об относительности различий носит общий характер, и хотя отношение к ней в явленном мире различно, в соответствующее время она появляется в соответствующем месте, как появилась в индийских упанишадах: «Это есть ты» (tat twam asi). А много веков спустя откликнулась в России: «Одна есть религия, – уверяет Лев Толстой. – Это та, что одно во всех… „Tat twam asi“ – „Кто ты?“ – „Я есмь ты“». Поистине, в Основе лежит Единое, вселенское Сознание, как говорят буддисты и русские философы. Разрозненное на время, по необходимости или по неведению, оно вновь устремляется к Единому. Потому мудрецы избегали разделять одно на два, ибо разделенное на части – неистинно, теряет свою природу. [362]
На даосско-буддийском Востоке не мог возникнуть моноцентризм любого рода, когда за центр принимается нечто условное. Центр везде, где есть Дао: «Дао есть сущность… центр круга, вечная точка, вне познаваний и измерений, нечто единственно правое и истинное». [363] Но что удивительно – и там, где веками противопоставляли субъект объекту, сам субъект обретает завершенность, а целостный человек не может относиться к другому как к объекту. На это обратила внимание русская философия в пору своего расцвета. Владимир Эрн понимал цель человеческого Пути, как «полное совпадение субъективно переживаемого с объективным порядком и строем Вселенной».
Есть некая закономерность, Необходимость высшего порядка в том, что в разных частях света сложились разные типы мышления, разные парадигмы, которые не могут не соотноситься по закону Дао. Ни одна из сторон не самодостаточна. Если бы Восток и Запад развивались под одним и тем же знаком, то невозможно было бы Целое на микроуровне – залог единого на высшем уровне. И если бы в Инь не было Ян, а в Ян – Инь, тоже не было бы Целого; нереальным оказалось бы Единство – цель человеческого существования. Но, не осознав различий, невозможно понять назначение каждой из сторон.
Итак, если китайцы берут за исходное Небо, то греки – Землю. Это обусловило характер их мировоззрений. Земля доступна человеку, познаваема, измерима, малоподвижна. Человек может распоряжаться ею по своему усмотрению. Земным они ограничили сферу своих притязаний. При таком взгляде на вещи естественным образом рождается антропоцентризм греческого типа и склонность к логической аргументации. Ощущая себя центром видимого мира, имеющего свои границы, человек не без успеха меняет, расширяет их. Но он не мог бы этого делать, если бы действительно был центром, то есть целым человеком. Целый человек не присваивает, не стремится расширять свои владения, он и так всеобщ; не нарушает закон Пути, принося одно в жертву другому. Целое не может не быть моральным. Не имеющее частей не существует за счет другого, не подавляет: целое – свободно, свободный не посягает на свободу другого. (Так что напрасны все усилия сделать моральным или свободным частичного человека, не пробудив в нем человеческого достоинства.) Но искусственный, надуманный центр неизбежно исчезает как не-сущее, не соответствующее Пути. Отпав от Неба, принизив Бога, человек принизил самого себя. Оставшись одиноким, «покинутым», начал искать опору в себе, изучать пройденный путь, чтобы найти себя истинного, внутреннего человека, а не сверх того.
Такая ситуация не могла сложиться там, где источником сущего было Небо. «Небо и Земля не связаны, сущее не развивается» – сказано в И цзине. В Великом Едином являет себя закон Неба (тянь ли) – напоминает Учение о Середине. Небом невозможно распоряжаться, делить его на части, возводить границы. Можно лишь наблюдать за его Переменами, Образами (Сян). Разное отношение к миру обусловило разные типы поведения. Одни полагались на Деятельность (ян), другие – на Недеяние (инь) или действие, сообразуемое с Переменами, с естественным ритмом, как на то указывает «Книга Перемен». Запад склоняется к Востоку, Восток – к Западу. Каждая гексаграмма предупреждает человека, как нужно вести себя в меняющейся ситуации. То есть И цзин радеет о человеке, напоминая ему, что не все зависит от него, существует естественный ход вещей, с которым он не может не считаться, если не хочет попасть в беду. Потому и не ставят человека в центр, чтобы не вводить в соблазн – видеть в остальном периферию или объект, данный ему в распоряжение. Человеку не станет лучше, если другим будет плохо.