Китай, Россия и Всечеловек
Шрифт:
Вслед за памятью сокращается поле культуры – условие человеческого существования. Современная культура ушла от самой себя, набирая скорость, аннигилирует. В результате все обесценивается, «вся культура переходит в режим повышенных скоростей, эффективность становится единственным критерием оценки, а все инакомыслящие обречены на вымирание» (183). Еще один парадокс превратно понятой свободы: нет большей зависимости, чем вседозволенность. Человек начинает ощущать вакуум в центре своего существования.
Человек, которому предназначено быть «мерой вещей», никак не найдет эту «меру» в себе, не найдет в себе целого человека. По словам Сократа, «душе присуща самовозрастающая мера (логос)». Не имея своей меры, возможности восходить к Логосу, человек лишает меры все остальное, загоняя себя в лабиринт парадоксов, из которых не может найти выхода. И получается: то, что призвано обогащать человека, оборачивается против него. Время, набирающее скорость, не имея промежутка, паузы, лишает человека возможности творческой жизни или смысла существования. За потоком слов не просматриваются мысли. Все та же избыточность, порабощенность временем. Оттого и бунт против словесной стихии. Когда еще прорвалось у Андрея Вознесенского: «Тишины хочу, тишины… Нервы, что ли, обожжены?»
Вне покоя нет свободы, вне свободы невозможно творчество. Но свобода недоступна «одномерному человеку», и ее он понимает односторонне, как «свободу от», а не «свободу для». Не знающий Пути, закабаленный человек не может воспользоваться свободой, ибо сам внутренне несвободен. А вне свободы все чахнет, глохнет и слепнет, пропадает инстинкт самосохранения, воля к жизни. Отсюда массовые психоневрозы. (Т. Эриксен приводит цифры: ежегодно 10 тысяч японцев умирают от стресса – «сгорают на работе»; около 20 миллионов американцев принимают антидепрессанты.) Медики говорят о массовом «синдроме усталости» – вследствие нервного перенапряжения наступает физическое и психическое истощение, апатия, утрата само-защитных свойств организма.
Но если все зависит от человека, то и человек зависит от себя. Он может изменить ритм своей жизни, осознав нефатальность происходящего, вернуть уверенность, что «не человек для субботы, а суббота для человека». Все противоестественное, противоречащее Пути в конце концов исчезает. Исчезнет и «тирания момента», если смотреть на время просветленными глазами, как, скажем, это делал Томас Карлейль, «пророк XIX века». «Знай за истину, что лишь Тени Времени погибли или могут погибнуть, – писал он в «Сартор Резартусе», – что истинная сущность всего, что было, всего, что есть, и всего, что будет, есть всегда и навеки». И дальше: «Время и пространство не суть боги, но создания Бога… У Бога есть как всеобщее Здесь, так и вечное Теперь».
Во всем есть две природы – небесная, неизменная и земная, изменчивая. Есть две природы и во Времени: Время небесное течет в ритме вечности, время земное зависит от человека. Но ход событий в конечном счете предопределен не земным, профанным временем, а небесным, сакральным, которое разворачивается на недоступном уровне, чтобы вывести человека из тупиковой ситуации, если он ее осознает.
Информация, как и Время, имеет две природы; не только сбивает с толку, но и обогащает, расширяет сознание. И эта сторона информации представлена в «Тирании момента»: она создает «образ мысли, который больше похож на фрагментарное, ассоциативное и поэтическое мышление, характерное для дописьменных цивилизаций, чем на линейное, логическое мышление, типичное для индустриального общества» (133). Тем более что нелинейный тип мышления уже не одно тысячелетие доказывает устойчивость «иероглифической» цивилизации, гибкость иероглифической культуры тех народов, которые старались следовать небесному Пути, а не своеволию человека.
Если Дао – вселенский закон, он не может не проявить себя и там, где о нем не знали и ему не следовали. «Возвращение к истоку есть свойство Дао» – Лао-цзы. Оно движется по горизонтали «туда-обратно» (шунь-ни) и восходит по вертикали (по типу двойной спирали), придавая Времени одновременно обратимый и необратимый характер. Оно не может исчерпать себя, если не господствует, не ущемляет свободу другого. «Дао скрыто и безымянно, но лишь оно ведет к совершенному Добру» (Дао дэ цзин, 41). [498] «Великое Дао растекается повсюду. Благодаря ему все сущее рождается и процветает» (78). И даос Чжуан-цзы скажет: «Кто постиг Путь Природы, Путь мудрецов, Путь предков и четырех времен года, тот все предоставляет самому себе, себя не выставляет, пребывает в покое» («Чжуан-цзы», гл. 13).
Потому на буддийско-даосском Востоке не возникло ни желания переделать мир, ни трагического мироощущения, как, скажем, у Сенеки: «Мы не можем изменить мировых отношений». Действительно, мировые отношения невозможно изменить, а главное – не нужно. Нужно действовать сообразно с ними, чтобы двигаться к совершенству. Этому и учат китайские мудрецы: «Человек следует законам Земли. Земля – Небу. Небо следует Дао, а Дао – самому себе» (Дао дэ цзин, 25). Нет над ним господина и нет подчиненного. Каждому предназначена не судьба, которая не зависит от человека, а Путь, зависящий от него. «Дао с любовью питает все существа, не считая себя их господином» (Дао дэ цзин, 34). «Кто следует Дао, не покоряет силой другие народы, зная, что это обернется против него» (Дао дэ цзин, 30).
Мудрецы древности значение придавали не количеству, а качеству времени, что требовало от человека душевной сосредоточенности, а не слепого повиновения – в ожидании конца. Мир открыт для Перемен, и человек способен вести себя сообразно с ними, не нарушая предустановленного ритма. Путь сам по себе ведет к Благу.
Не ущемляя природу отдельного, Путь дает возможность самоосуществиться каждому благодаря тому, что все центрировано, имеет свою душу, свое ли — внутреннюю форму. Каждое Ли, сообщаясь с другими, воплощает Единое в единичном. (То, что Флоренский назвал центрами, сгустками бытия, имеющими свою форму, подлежащим своим законам. Само пространство духовно, имеет внутреннюю упорядоченность.)
Алан Уоттс характеризует Ли как несимметричное, неповторяющееся и нерегулируемое, вроде течения воды или строения дерева, кристалла. (Можно сопоставить Ли с фракталами.) «Если каждая из вещей следует своему Ли, она будет сгармонизирована со всеми вещами, не по правилу, навязанному извне, а благодаря взаимному резонансу». [499] (Уоттс сравнивает учение о Ли с идеями Петра Кропоткина: «Принцип „взаимного возникновения“ гласит, что, если предоставить всему следовать своему Пути, во Вселенной воцарится гармония…». [500] )
Даосско-буддийский тип мышления исходит из идеи изначально Единого, с которым явленные формы не теряют связи: в миге заключена Вечность, в зерне – Вселенная. И Время – одно из проявлений Единого. Но буддизм воспринимает явленный мир как иллюзорный, майю. Истинно-сущие дхармы – дхарма-свабхава не подвержены воздействию времени, они несотворены и неуничтожимы, существуют вечно. Подвержены воздействию времени лишь вторичные элементы – дхарма-лакшана, которые, как и все в мире иллюзий, то появляются, то исчезают. Буддисты признают реальность мельчайшего мига-кшаны. Нирвана же есть полная остановка кармы, сопряженной с текущим временем.