Китайцы. Особенности национальной психологии
Шрифт:
В Китае клан рассматривается как нечто значительно более важное, чем входящий в него индивид; ради интересов клана индивида можно принести в жертву или им можно пренебречь. Каждый индивид должен довольствоваться своим местом и хорошо выполнять свою социальную роль. Свое мнение и свои переживания индивид должен оставлять при себе, действуя в соответствии со своей социальной ролью. Положение «социоориентированности» проливает свет на то, почему китайцы имеют тенденцию к подчинению человеку, обладающему более высоким статусом, силой, и готовы скорее принять строгий контроль своего поведения, уважительное отношение к традициям, законопослушание, нежели отстаивать личные интересы и придерживаться принципиальной позиции.
Сказанное свидетельствует о том, что традиционный интровертный характер китайцев возник не без обращения к понятию «идеального героя»,
Следование образцам в современном Китае до сих пор считается одним из важных элементов домашнего и школьного воспитания. В «Мо-цзы», в главе «Подражание образцу», излагаются идеи китайского философа Мо Ди о значении примера и его влиянии на людей. Образцом для людей моисты считают Небо, которое является воплощением всеобщей любви, «приносит людям множество пользы и не требует благодарности, его добродетель не тускнеет» [16, с. 178]. Учитель Мо-цзы сказал: «При выполнении дел в Поднебесной нельзя обойтись без подражания образцу. Без подражания образцу не было завершено ни одно дело. Даже мудрейшие служилые, будучи полководцами или советниками правителя, – все они следовали определенному методу» [16, с. 178]. Продолжая свою мысль Мо-цзы, согласно традиции, прибегает к ана логии: так же, как искусный мастер всех ремесел не может обойтись без угломера, чтобы сделать квадрат, и циркуля, чтобы начертить круг, так и люди, управляющие Поднебесной, а также те, кто управляет отдельными царствами, должны иметь метод для измерения своих дел. За образец управления нельзя принять своих родителей, учителя, своего правителя, потому что среди них человеколюбивых мало. Нечеловеколюбие не может считаться примером для подражания. [16, с. 179].
Мо-цзы считал, что предметом человеческого знания являются исторический опыт прошлых поколений – дела совершенномудрых ванов. Их высказывания должны применяться в управлении страной и исходить при этом из интересов простолюдинов Поднебесной. [16, с. 196].
Та же мысль звучит в даосском трактате «Дао дэ цзин»: «Совершенномудрый исходит не только из того, что сам видит, поэтому может видеть ясно; он не считает правым только себя, поэтому может обладать истиной; он не прославляет себя, поэтому имеет заслуженную славу; он не возвышает себя, поэтому он старший среди других…» [16, с. 121]; «Когда совершенномудрый желает возвыситься над народом, он должен ставить себя ниже других. Когда он желает быть впереди людей, он должен ставить себя позади других» [16, с. 134]; «Он отказывается от самолюбия и предпочитает невозвышение» [16, с. 136].
Совершенномудрие на протяжении столетий считалось главным качеством китайца. Немногословие, определенная скрытность характера, отсутствие стремления раскрыть свою душу (качество, столь характерное для русского человека) заставляют обывателя подозревать в каждом китайце коварство и хитрость, которые скрывает улыбка – постоянная невербальная особенность любого китайца при общении с людьми. Интровертность – особая черта китайского характера, – таким образом, вполне объяснима. «Идеальный герой» не ушел в прошлое. Он присутствует и сейчас. Только теперь это современный герой, от которого не требуется совершенная мудрость, достаточно быть преданным идее. Не таков ли, к примеру, хорошо известный в Китае «идеальный герой» Лэй Фэн?
Интерес к этой теме в современном Китае выражается в постоянных публикациях, посвященных этому вопросу. Так, в 1998 г. вышла книга Сюй Цзилиня (составителя) под названием «В пределах внутренней мудрости и внешней царственности. Избранное Лян Шумина» [108]. Философ Лян Шумин (1893–1988) был представителем концепции духовного превосходства Востока над Западом. В 1930-е гг. в Китае в исторических кругах велась дискуссия по вопросу о том, менялось ли китайское общество в течение двух-трех тысячелетий. Лян Шумин всячески отстаивал консервативную точку зрения. Противоположное мнение высказывали Ху Ши и известный историк Цянь Му [74, с. 34].
Автор монографии «Поговорим о Гу Хунмине» Хуан Синтао предлагает такой подзаголовок к книге: «Духовный мир некоего оригинала в культуре». Гу Хунмин известен в Китае как выдающийся знаток китайской и западной культур, владевший многими европейскими языками, яростно отстаивавший традиционную культуру, обычаи и нравы маньчжурского Китая. Это был человек консервативных взглядов и незаурядного таланта, блестящий острослов, который до конца своей жизни носил косу и защищал, по словам Ху Ши, «уникальные ценности» Китая, к коим относились институт наложниц, евнухов, бинтование ног у женщин, наказание палками и право плеваться на улице [130, с. 5]. Создается впечатление, что произведения подобного толка, в которых просматривается мысль «не терять традиционную совершенномудрость», появляются время от времени как некое противодействие мощнейшему натиску иных духовных ценностей, которые исходят с Запада и оказывают все большее влияние на современную китайскую молодежь.
Приверженность традиционным идеям нэй шэн вай ван и понятию «идеального героя» присутствует в современном Китае и в наши дни. Таким образом, это лишний раз доказывает, что идея да тун есть статический, устойчивый, долговременный компонент психологии китайцев. Мало того, эти идеи с некоторыми оговорками рекомендованы для изучения и подражания студентам высших учебных заведений. Исследовательница истории китайской этики Ду Сижун пишет, что хотя идеальный характер, провозглашенный конфуцианцами, и противоречит многим явлениям сегодняшнего дня, тем не менее рассуждения философов на темы взаимоотношений людей, национального характера, нравственности и морали по-прежнему достойны внимания. Под нэй шэн она понимает духовность человека, а под вай ван — духовное «самосовершенствование», «гармонию в семье», «управление страной» и «умиротворение Поднебесной». Несмотря на то что идеальные личности в работах последователей Конфуция отличались друг от друга по характеру, все же они имели много общего. И это прежде всего человеколюбие, затем самосовершенствование, мужество в борьбе с трудностями и, наконец, высокая принципиальность и готовность к самопожертвованию [80]. При этом Ду Сижун ссылается на высказывания таких авторитетов, как Фань Чжунъянь – государственного деятеля и литератора, одного из реформаторов эпохи Сун, Гу Яньъу – философа-конфуцианца, просветителя-патриота XVII в., Лу Цзююань – неоконфуцианца XII в. и др.
Сказанное выше позволяет сделать следующие выводы.
1. Интровертный характер китайцев базируется на понятии нэй шэн – «внутренняя мудрость». Как следствие, китайцы не любят говорить о себе, не стремятся в беседе навязывать свою точку зрения, ведут себя скромно. Ошибочно считая иностранца таким же интровертом, китайцы в разговоре с ним, как правило, начинают расспрашивать его о семье, об учебе, о работе, т. е. «вторгаться» в его частную жизнь, вызывая этим некоторое недоумение, а нередко и раздражение у собеседника. Рассуждения китайца просты: раз он интроверт, значит, о себе рассказывать не будет. Дай-ка я проявлю вежливость и окажу внимание гостю и сам его расспрошу обо всем.
2. Стремление китайцев подражать образцу привело к формированию стереотипного способа мышления. В начальных школах некогда существовал даже предмет под названием сю шэнь («самосовершенствование»). На занятиях дети читали тексты, в которых действовали умные, прилежные, сообразительные, почтительные по отношению к родителям персонажи, которым следовало подражать [56, с. 82]. Образец, клише, формула, стандарт, рамки, раз и навсегда принятое правило есть определенный эталон для поведения и даже творчества. Не случайно в китайском языке слово гэвай дословно переводится как «за пределами рамки», т. е. «исключительный», «особенный». Наши исследования на восприятие носителями языка китайского текста, в котором сознательно была нарушена ритмика (вырезаны паузы между ритмическими группами), показали, что взрослые китайцы такой текст на родном языке воспринимали с трудом, ибо в нем был изменен привычный для них стереотип [55, с. 104–111].
Если говорить о китайском зрителе, то его не смущает любая «модернизация» содержания, если при этом сохранена прежняя форма. Так, известный эпизод борьбы У Суна с тигром из романа «Речные заводи» был в 1980-е гг. представлен зрителям в новой, осовремененной трактовке, где, в частности, между У Суном и тигром возникает оживленный диалог. Зритель подобные новшества воспринял положительно. Традиционный китайский зритель предпочитает, чтобы во время представления все было по-домашнему. Хорошо, когда рядом с вашим сиденьем столик, на котором стоит чайничек с чаем, тут же арахисовые орешки, и зритель чувствует себя почти как дома. Точно так было в старые времена в театрах пекинской оперы.