Китайская головоломка [другой перевод]
Шрифт:
Они вошли в ночной клуб отеля, где было шумно и где, сев лицом к крикливой толпе, можно было разговаривать без опасения, что тебя услышат. Тем более что глаза всех присутствующих были прикованы к стриптизу на сцене.
Когда доктор Смит и Ремо разместились за столиком, доктор сказал:
— Вы дали тому парню чаевые в сто долларов. Сто долларов — на чай. Чьи деньги вы с такой лёгкостью транжирите?
— О! — воскликнул Ремо. — Я совсем забыл. — Он вытащил из кармана кипу банкнот и отсчитал две тысячи долларов. — Это были ваши деньги. Вот они.
Смит похлопал себя
— Вы, вероятно, ломаете голову, почему я встречаюсь с вами напрямую, минуя обычную цепочку?
Ремо как раз задал себе этот вопрос. Обычно вызов на задание осуществлялся с помощью объявления в утренней газете. После чего Ремо должен был ближайшим рейсом вылетать в аэропорт Кеннеди — первым после шести часов утра. Затем он должен был пройти в ближайший к стойке мужской туалет, подождать, пока все оттуда выйдут, и сказать самому себе вслух что-то о цветочках и солнечном свете. Из какой-либо кабинки ему должны были протянуть бумажник. Следовало убедиться, что печать на бумажнике цела. Если вскрыта, необходимо было убить человека, находившегося в кабинке. Если же печать была не тронута, он немедленно отдавал собственный бумажник, не позволяя человеку в кабинке рассмотреть своё лицо. Потом он открывал новый бумажник, знакомился со своей новой легендой, узнавая место и время встречи со Смитом. Сейчас впервые Смит лично вступил с ним в контакт.
— Да, я удивился.
— Ну, у нас нет времени для обсуждения. Вам надо встретиться с женщиной китайской национальности в аэропорту «Дорваль» в Монреале. Ваша легенда будет следующей: вы её телохранитель, выделенный секретной службой США. Вы будете при ней, когда она начнёт разыскивать некоего генерала Лиу. Вы будете оказывать ей помощь в поисках — любую. Осталось всего шесть дней. Когда генерал Лиу будет найден, вы должны оставаться с ним и охранять его жизнь, пока они оба не вернутся в Китай в целости и сохранности.
— И?
— И что?
— Каково моё задание?
— Это и есть ваше задание.
— Но меня не готовили в телохранители. Это не моя функция.
— Я знаю.
— Но именно вы всегда подчёркивали, что я должен выполнять только свои функции. Если бы я захотел сделать что-нибудь ещё для правительства, помнится, вы предлагали мне сразу же записаться в добровольцы для уборки мусора. Это ваши точные слова.
— Я знаю.
— Доктор Смит, всё это дело выглядит ужасно глупо. Некомпетентно.
— В каком-то смысле — да.
— А в каком смысле — нет?
— Мы подошли почти вплотную к достижению мира. Долгого и прочного мира на земле.
— Это не причина для того, чтобы менять мои обязанности.
— Решаете не вы.
— Хорошенький способ подставить меня под пулю!
Смит не обратил внимания на последние слова.
— И вот ещё что…
— Что ещё?
Гром труб прекратился, на сцене начался новый акт раздевания, теперь уже под мягкую, мелодичную музыку. Оба мужчины за столиком молча уставились на сцену, ожидая, когда снова зазвучат фанфары.
— Вы возьмёте с собой Чиуна. Именно поэтому я встречаюсь здесь с вами лично. Он будет работать при вас в качестве переводчика, так как говорит свободно на кантонском диалекте и диалекте «мандарин».
— Извините, доктор Смит, из этого ничего не выйдет. Ни под каким соусом. Я не могу взять с собой Чиуна ни в какую операцию, где речь идёт о китайцах. Чиун ненавидит их почти так же, как японцев.
— Однако он всё ещё профессионал. Он был профессионалом уже с детских лет.
— Кроме того, он остался корейцем из деревни Синанджу, где родился и вырос. Я никогда не видел в нём никакой ненависти, никогда, вплоть до этой поездки — китайского премьера к нам в Штаты. Но сейчас я своими глазами увидел, как он может ненавидеть. А я знаю — он сам научил меня, — что компетентность уменьшается от ненависти и гнева.
В словах Ремо слово «некомпетентность» было самым страшным ругательством. Когда твоя жизнь зависит от правильности поступков, некомпетентность — злейший враг.
— Послушайте, — сказал Смит. — Азиаты всегда воюют друг с другом!
— В отличие от кого?
— Хорошо. Но его семья веками работала на китайцев по найму.
— И он ненавидит их.
— И продолжает брать у них деньги.
— Вы хотите, чтобы меня убили. До сих пор это не удавалось. Но в конце концов вы добьётесь своего.
— Вы берётесь за задание?
Ремо на мгновение замолчал, наблюдая, как на сцене появились совсем молоденькие девушки с великолепно развитыми формами и лицами киноактрис. Красотки синхронно, как на параде, стали танцевать под резкие звуки труб.
— Ну? — спросил Смит.
Ремо с отвращением смотрел на сцену. Оказывается, можно взять человеческое тело, прекрасное человеческое тело, упаковать его в блёстки и мишуру, окружить светом прожекторов и грохочущей музыкой и превратить парад в непристойность. Тот, кто придумал это, целился в самые примитивные инстинкты — и весьма преуспел. Неужели за такой хлам и мусор он должен отдать свою жизнь?
Или, может быть, за свободу слова? Может, встать и поприветствовать это? Честно говоря, Ремо не очень хотелось слушать подобную болтовню. Джерри Рубин, Эбби Хоффман, преподобный Мак Интайр? Что уж такого ценного в свободе слова? За демагогию не расплачиваются человеческой жизнью. А Конституция? По сути — просто набор дешёвых фраз, которым он никогда не верил.
Он хотел — и это был его секрет — жить для «Кью», а не умереть за неё. Смерть это глупость. Отчего же тогда людей одевают в мундиры и гонят на смерть под музыку? Никому же не приходит в голову отправлять под музыку в спальню или на званый обед!
Может, поэтому у ирландцев так много великолепных воинственных песен и замечательных певцов? Взять, к примеру, того певца — как же его звали? — который выступал с мощным усилителем в клубе на Третьей авеню. Брайан Антони. Своим голосом он мог заставить маршировать кого угодно и куда угодно. Как известно, Ирландская Революционная Армия не идёт ни в какое сравнение с Мау-мау или любой другой террористической организацией, не говоря уже о Вьетконге. Ирландцы находили доблесть в смерти. И умирали.