Китайская роза
Шрифт:
— Пчелы сами выбирали это место, поселившись здесь — на окраине деревни в моей скромной хижине. Они выбрали этот путь, словно защитники моего жилища-храма и бесконечного пути дао, — произнес монах, угощая меня медом и душистым цветочным чаем.
— Ну, а что же с ней случилось? — спросил с нетерпением я.
— Не знаю, но она больше не возвращалась. Наверное, ее тоже одолел один из людских предрассудков, и она сбежала, покинув эти края.
— Ну, допустим. Но все же я не понимаю.
— Вы пытливый человек, а значит, в старости мудрость овладеет вами, — сказал монах. — Вы правы, я не все вам рассказал. Дело в том, что она не китаянка. Она, скорее всего, приехала к нам из Европы. Ее ненавидели из-за ее внешности и манер.
— Что же было необычного в ее манерах и внешности? — заинтересовался я.
— Ну, скорее во внешности. Дело в том, что у людей сложилось уже давно представление о порядках и законах. Они привыкли к ним так, что теперь не в силах изменить себя и эти законы. Хотя законы и порядки были сформированы именно самими людьми. А теперь сами же люди оказались во власти самих выкованных из прочной стали цепей приличия и традиций. Люди боятся всего нового и необычного. Они презирают эту вольность и страшно ее ненавидят. А эта женщина разрушила эти правила и нормы приличия, она посягнула на их святыни.
— Но, что же это? — с нетерпением спросил я.
— Эта женщина родила для Сяо ребенка. Во-первых, она была европейкой, а все китайцы не любят и относятся к таким бракам с презрением. А во-вторых, они не были в браке. Не успели, да им бы не позволили, ни люди, ни власть. Ее отовсюду выпихивали. Ее в деревне ненавидели и презирали, словно чума и ад спустилась с небес и поселилась в деревне. Этот дом обходили стороной и постоянно шептались зло, посматривая на эту женщину. Сяо тоже доставалось. Часть крестьян сгруппировалась и даже совершали нападения на его дом. Вы, наверное, видели, что он немного разбитый. Если бы не мое вмешательство тяжело ему и его семье пришлось бы. Больше всего тогда я переживал за крошечное невинное существо. У Сяо и его незаконной жены родилась дочь. Она была словно подарок солнца, от нее исходил свет любви и добра. Но люди были непоколебимы в своих решениях. И тогда она решила покинуть деревню. Но, кто знал, что это будет так долго. Вот уже три месяца, как ее нет. Поначалу, Сяо каждый день приходил на вокзал в ожидании возвращения Лидии — так ее звали. У нее были необычные волосы. Таких волос вы не встретите среди китайского населения. Огненно-рыжие, цвета солнца, они золотились в солнечных лучах, выпуская сотни лучей, радующих глаз.
Не знаю почему, но я вдруг вспомнил о рыжеволосой девушке, которую когда-то видел у отца в кабинете.
— Как же ее фамилия? — невольно спросил я.
— Я признаюсь, не помню, — честно признался монах. — Что-то мелькает в мыслях, но тут же исчезает. — Он привстал, подошел к чайнику и добавил кипятка в мою чашку. — Чай хорош, пока он горячий.
Он сел напротив меня и продолжил.
— Так, вот. Вы понимаете, как такому созданию с рыжими волосами, несвойственными для китайцев, да еще и с зелеными глазами, будут относиться здесь, в Поднебесной. Это простые люди, они живут своей устоявшейся жизнью и привычными канонами дао. Нет, они никогда бы не приняли ее в свое общество, хотя они и не звери. Просто таковы их законы, и они ничего с этим не могут поделать. Вы понимаете меня?
— О, да, даже слишком, — ответил я.
— Но эта девочка, этот родившийся младенец, не проживший еще жизнь, не почувствовавший горе и радость, не определившийся, по какому пути она пойдет, имела душу и внешность китайцев. Да, она уже была китаянкой с момента рождения. Узкие глаза, желтоватый цвет кожи, но глаза и волосы выдавали ее и ярко отличали от остальных. Она была смешением двух кровей — китайской и европейской …
После теплого приема и беседы я выяснил все интересующие меня вопросы и собирался уходить, попрощавшись с монахом, как вдруг, за моей спиной, я услышал вздох облегчения.
— Ох, ну и память же у меня, — произнес старый монах. — То она прячется, так, что и тысяча тигров ее не отыщет, то неожиданно выскакивает и ослепляет меня радостью. Я вспомнил.
— Что вы вспомнили? — удивился я.
— Я вспомнил, как ее зовут, мать девочки. Ее полное имя — Лидия Эвенс.
Как гром поражает внезапностью, так и я был поражен не памятью его, а тем, что она таила в себе.
«Лидия Эвенс», — повторил я мысленно. «И если есть Бог на свете, то он увидел бы, как плачут тысячи Будд, упав на колени, в моем сердце.
Не знаю, почему, с какой невидимой силой, но я в тот же миг, как услышал это имя, открыл внутри себя дверь, ведущую в вечный покой и пустоту. Так, я нашел свой истинный путь дао.
— Этими словами обрывается это неотправленное письмо, — произнес генерал Ли Цзя Вень, стоя у окна и вытирая сухой рукой мутные глаза, которые были тронуты этими воспоминаниями.
— У меня есть вопросы… — начал Эрик, но его перебил генерал.
— Вас, по-видимому, интересует вопрос, та ли это девочка и является ли Киу и ваша Роза одним и тем же лицом? — произнес генерал.
— Да. Я для этого и прибыл к вам, — произнес Эрик, — меня интересует подлинная история этой девушки.
— Не волнуйтесь, все, что вы услышали и еще узнаете доказано и проверено. Моя должность и этот кабинет подтвердят это. Я не люблю шутить и рассказывать небылицы, жизнь и обстоятельства сделали меня таковым, что все веселье и потеха остались позади в далеком и уже забытом детстве. И даже в те далекие времена коренных перемен в нашем обществе любая сказанная шутка могла оборвать жизнь.
Генерал отошел от окна и начал медленно прохаживаться от стены к стене. Солнечные лучи, пробивавшиеся из окна, ушли, и кабинет погрузился в тень.
— Кроме вашего вопроса об этой девушке, вас, по-видимому, интересуют еще два вопроса касательно судьбы Лидии Эвенс и моего сына. Эти три вопроса тесно переплетаются и связаны между собой. Я продолжу рассказ моего сына и расскажу вам то, что он не написал в своем письме, и то, что удалось выяснить при помощи моих людей, которых я подбирал с особой тщательностью, так как это дело касалось моей семьи. Мой сын Чен знал Лидию Эвенс. Когда ей было 15 лет, она прибыла в Китай со своей матерью и отцом, который погиб в мятеже одной из войн, поднятых так называемыми «тайными обществами» против власти. Мятеж был тогда жестоко подавлен, и погибло много китайского населения и несколько европейцев, среди них и был отец этой девушки — Лидии. Мать осталась с ней одна, и собиралась уже покинуть страну, как вдруг… Вы понимаете, я не всегда был добропорядочным служакой и часто работал на два лагеря, на бандитов и власть, иначе я бы не выжил. В общем, мне дал задание мой босс, чтобы мои люди прислали ему в качестве подарка молоденькую девушку, чистую и невинную. Он сам выбрал ее. Наверное, он где-то видел ее на улицах Гонконга. Я тогда работал офицером полиции в этом городе. Мои люди похитили эту рыжеволосую девушку и передали ему. Что случилось с ее матерью, я не знаю, скорее всего она не нашла ее и покинула страну, уехав к себе в Европу. Девушку звали Лидия Эвенс по фамилии отца. Через некоторое время моего босса при загадочных обстоятельствах нашли мертвым в его комнате, его тело висело подвешенным к потолку. Мои люди выяснили, что его сперва задушили, а потом повесили, инсценировав самоубийство — такое убийство было выгодно многим кланам. Пятнадцатилетняя Лидия попала в мои руки вместе с дюжиной проституток.
Времена менялись и люди приспосабливались к ним. У меня появился новый босс и новая должность, я переехал в Нанкин. Лидия же была очень красива, и я решил не без помощи босса, что она нам послужит шпионом. Мы подготовили ее как гейшу, и она выполняла самые разнообразные поручения: от полезной информации, переспав с нашими врагами, до убийства нежелательных конкурентов. Со своим делом она справлялась отлично. Мы дали ей прозвище: «огненный дракон». Она работала на нас пять лет. По-видимому, мой сын видел ее рядом со мной и скорее всего даже общался с ней. Все шло хорошо, дела шли вверх, пока мне не начали докладывать мои люди, что среди моих людей появился шпион. Я долго искал его, погибли невинные и преданные мне люди. И, наконец, нашел.