Киви
Шрифт:
Домэйн
ОДИН из красивейших уголков города — Домэйн, большой парк, широко раскинувшийся на нескольких невысоких холмах.
По густому ковру зелени то там, то тут разбросаны небольшие группы деревьев. В Домэйне, как и в других новозеландских парках, можно гулять по траве, отдыхать под деревьями. По газонам, не обращая внимания на людей, бродят овцы.
Нас поразила удивительная тишина, царившая здесь, в самом центре большого города.
— Как тихо в Домэйне,
— Да, это верно, — согласился бывший с нами молодой, но довольно известный в Окленде профсоюзный деятель. — Не думайте, однако, что здесь всегда было так тихо. Мой отец был свидетелем весьма бурных событий, причем происходили они как раз в Домэйне.
В 1912–1913 годах в Новой Зеландии, как и во многих других странах, поднялась волна забастовок. В 1913 году всю страну всколыхнула мощная забастовка докеров, к ним присоединились шахтеры, моряки и железнодорожники.
Правительство прибегло к чрезвычайным мерам. Из богатых фермеров и их сынков были созданы вооруженные отряды «специальных констеблей».
Вот тогда-то Домэйн и перестал быть тихим. Его превратили в большой военный лагерь. На его лужайках поставили десятки походных палаток. Между ними гарцевали на лошадях и маршировали отряды полицейских и «специальных констеблей», дымились походные кухни. На улицах Окленда происходили стычки забастовщиков с полицией и «специальными констеблями». Забастовка была подавлена силой. Буржуазные газеты страны со страхом писали, что у Новой Зеландии «нет иммунитета против революции».
Между прочим, уже в наши дни, в 1951 году, когда в Новой Зеландии проходила крупнейшая за всю ее историю забастовка, на сцене опять появились «специальные констебли», но под названием «гражданских гвардейцев». Правительством была создана «Гражданская чрезвычайная организация» («Гражданская гвардия») для борьбы с забастовщиками.
На самом высоком холме Домэйна стоит светло-серое двухэтажное здание Оклендского музея. Фасад его украшен восемью массивными колоннами. По новозеландским масштабам музей основан очень давно — в 1852 году, то есть всего через какие-то десять лет после того, как в Окленде обосновались первые переселенцы. Теперешнее здание музея было построено в 1929 году и расширено в 1960. Оно одновременно служит памятником новозеландским солдатам, павшим в двух мировых войнах.
Музей славится исключительно богатым собранием предметов маорийской культуры. Об этом нам говорил Герберт Рот — заместитель главного библиотекаря Оклендского университета.
Когда входишь в музей, бросается в глаза огромная маорийская лодка. Она занимает всю середину большого светлого со стеклянной крышей зала. В такой лодке могло поместиться около ста сорока воинов и гребцов. Весь ее корпус был выдолблен из одного ствола дерева тотара (Podocarpus totara). Просто не верится, что маорийские мастера при постройке лодки пользовались только нефритовыми топорами и теслами. Эти нехитрые инструменты экспонируются на одном из стендов музея.
Спиралевидный орнамент лодки, столь
Постройка лодки была большим событием в жизни маорийского племени. Начиная с того момента, когда срубалось предназначенное для лодки дерево, и до спуска ее на воду работе сопутствовали церемонии с пением и танцами. Прежде чем приступить к постройке лодки, мастера обращались к богу леса Тане, покровителю людей и животных, и произносили подходящие к случаю заклинания.
Европейцы при спуске корабля на воду по обычаю «крестят» судно, разбивая бутылку шампанского о его нос; маори же раскачивали новую лодку, чтобы она зачерпнула морской воды. Считалось, что после этой церемонии Тане берет лодку под свое покровительство.
Лодка, выставленная в музее, была построена в 1836 году и, как и все маорийские лодки, имеет собственное название — «Токи-а-Тапири», что означает «Топор Тапири».
У «Токи-а-Тапири» долгая история. Она участвовала во многих боевых схватках, а затем вплоть до 1863 года ее использовали вместо парома на переправе через залив Манукау.
В музее мы впервые увидели маорийские постройки. Особенно большое впечатление производил интерьер варе-рунанга — дома для собраний. Его стены были украшены вырезанными из дерева фигурами, олицетворяющими собой образы предков племени, и «панно», сплетенными из волокон новозеландского льна.
Маорийские мастера пользовались всего несколькими красками: буровато-красной, желтой, белой и черной. Но их своеобразное сочетание и оригинальный рисунок создают какой-то особый, неповторимый колорит.
В витринах были выставлены предметы маорийского быта, орудия труда, украшения. Любопытно выглядела одежда маори, особенно плащи из шкурок киви, чем-то напоминающие кавказские бурки. До сих пор маорийские вожди надевают такие плащи в торжественных случаях.
В витринах много фигурок Тики разного размера, сделанных главным образом из нефрита. Маори носят фигурки «доброго бога» на шнурке вокруг шеи. Это своего рода талисман, который мужчинам должен приносить удачу в бою, а женщинам — счастье в любви и большое потомство. Герберт Рот объяснил нам, что Тики — это стилизованное изображение человеческого зародыша, символ начала всего живого.
Привлекали внимание портреты маорийских вождей, прекрасно выполненные известным новозеландским художником Чарльзом Голди, посвятившим все свое творчество изображению маори. Татуированные лица вождей исполнены мудрости и достоинства. Плащи из шкурок киви, из новозеландского льна или из собачьих шкур распахнуты, видны могучие тела стареющих воинов.
— Да, маори — гордый народ! — сказал заведующий этнографическим отделом музея мистер В. Фишер, большой знаток маорийской старины и культуры. — Каждого, кто с ними сталкивается, не может не поразить свойственное им чувство собственного достоинства.