Клад отца Иоанна
Шрифт:
– Этот Феодор очень противный и коварный тип... Никогда не знаешь, что от него можно ждать: улыбаясь, он может и поцеловать тебя, и ударить ножом в спину!
– и я, стянув с себя футболку, стал отжимать ее от росы: - А он один был? О друзьях ничего не говорил?
– Ничего. Один, похоже... Сказал, ребяток из лагеря ищу. Мол, пошли за лисичками да и заблудились... Ну я сказал, что видел вас вчера вечером, что вы заходили попить водички да узнать дорогу на Лозниковскую поляну, - доложил хозяин.
– А что это за место?
– Да есть тут в наших лесах полянка одна. Городские ее облюбовали для своих чудных дел. Короче, в это время там обычно заезжие нимформалы тушуются!
Я невольно рассмеялся.
– Что это ты, внучок?
– удивился дедушка Сема.
– Да так, уж больно вы смешно выразились насчет этих неформалов.
–
– Неформалы тусуются!
– Да ну их! Словечки какие-то ненашенские, и не выговоришь!
– и хозяин кордона брезгливо сплюнул.
– Ну ладно, Георгий, не думай ты о них и никого не бойся. Пошли лучше поработаем! Пока наша спящая красавица не проснулась!
– А если он вернется?
– Вряд ли! Видал, как Лайма его пуганула! Больше не сунется... Я собак пока привязывать не буду, они сюда никого не пропустят, будь там хоть медведь, хоть Назар Кривой с обрезом!
От этих слов я успокоился и, еще раз взглянув на пустую дорогу, принял от дедушки Семы косу. Мы пришли на луг. Я деловито поплевал на ладони и взялся за работу. Работалось мне на редкость легко. Благо, косить траву я уже более-менее научился, пока боролся с бурьяном вокруг Преображенского храма. Я махал очень острой косой во всю ширь своих плеч. Крепкая тимофеевка, размашистая ежа, раскидистые розовые клевера, высокий мятлик, стрелки подорожника, рослые колокольчики небесных тонов, пахучая земляничка с крупными алыми каплями редких ягод, голубые россыпи вероник, лучистые зонтики тмина, душица плотно ложились в тугой и сочный рядок. Дедушка Сема не раз прерывал свое дело, чтобы полюбоваться мною, и вздыхал, видно, думая о том, что он уже совсем состарился и не может потому составить мне достойную конкуренцию. А я, то злясь на предательство брата Феодора, то радуясь от предвкушения просмотра клада отца Иоанна, то думая о том, что скоро мы вернемся в лагерь и о том, какая у меня прекрасная подруга, работал с фанатичным азартом, не замечая усталости и льющегося на глаза пота.
Э, ребята, да я гляжу, что кое-кто из вас удивляется тому, откуда у меня, человека городского, такие богатые ботанические познания! Что ж, это вовсе не секрет, скажу охотно, раз вас это обстоятельство несколько смущает. И уж простите меня, что, увлекшись своим рассказом, я не открыл вам этого раньше. Все дело в том, что после возвращения с Урала, я, к своему стыду, отметил, что почти совсем не знаю нашу родную природу! Я не мог ведь даже отличить вяза от ясеня или вербу от ольхи! А о цветах и травах и говорить-то было нечего. И тогда я, чтобы не отставать от Пашки и хоть как-то восполнить этот пробел, записался в кружок юных натуралистов, действующий при городском Доме молодежи. И вот, посещая его уже более полугода, я сделал для себя много удивительных и интересных открытий! Я крепко сдружился с природой, стал ее понимать, окликать различные растения по имени. Я перелистал десятки гербариев, просмотрел сотни журналов, газет, открыток, прочел много книг и справочников, заглянул в энциклопедии, и теперь вот уже обычные голубенькие цветочки стали для меня верониками, а лиловые весенние цветки превратились в хохлатки, а желтые капли на траве - в лютики. Было очень любопытно открывать для себя все новые и новые растения, узнавать их имена, знакомиться с ними, точно с живыми существами. Правда, в основном, все мои открытия были заочными и вот сейчас, оказавшись среди живописных июньских лугов, я буквально обалдел от разнотравья и с нескрываемой радостью узнавал тот или иной цветок во всем его реальном великолепии! И старался поделиться этими открытиями и с вами... Ведь теперь я с природой на «ты». И знаете, ребята, как это здорово - общаться с растениями, точно со своими многочисленными друзьями. Идешь, к примеру, по тропинке и приветствуешь окружающие тебя цветочки: «Привет, вероника! Здравствуй, медуничка! Эй, незабудка, а ты прекрасно выглядишь! А ты, живучка, что приуныла, жарко?» И они тебя тоже узнают и кивают в ответ своими синими, белыми, желтыми, алыми головками. Друзья мои, любите и изучайте, цените и берегите нашу милую и славную российскую природу! Она того вполне достойна, поверьте мне! Что вы говорите? У меня хорошо получаются описания природы? Ну, спасибо! Постараюсь и впредь радовать вас этими своими словесными натюрмортами и пейзажами! А теперь продолжу свой основной рассказ.
Я уже давно не работал с таким энтузиазмом, поэтому намеченный на сегодня лужок мы скосили раньше срока! Роса еще не сошла с травы, а мы уже возвращались на кордон, с гордостью неся на плечах, точно королевские гвардейцы свои ружья, сверкающие на солнце косы.
– Ну, Георгий, молодец ты! Славно поработали! Вот сын мой, Семен, подивится! Ему ведь теперь и косить-то больше не придется!
– Как полопаешь, так и поработаешь!
– пошутил я.
– Это точно!
– согласился хозяин хутора и мы весело рассмеялись.
Я почти не чувствовал усталость и продолжал помогать лесничему. Мы вывели скот на лужайки, прибрались во дворе и сараях. Вскоре к нам присоединилась и Прасковья. Она довольно умело подоила коз и корову. Потом мы сидели на лавочке в саду, пили парное молочко и ели пшеничные сухарики. О визите брата Феодора я ничего не сказал Пашке, не хотелось портить ее приподнятого настроения. По этой причине я умолчал и о сне. Когда мы немного передохнули, дедушка Сема принес кувалду и передал ее мне. Потом повел нас к одному кирпичному сараю, стоявшему неприметно в глубине двора. Там он внимательно осмотрел заднюю стенку и, указав на некоторые кирпичи, сказал мне:
– Ну, Георгий, бей сюда!
Я удивленно взглянул на него.
– Бей-бей! Не бойся!
– улыбнулся лесник.
Я опять деловито поплевал на ладони и, подняв увесистую кувалду, в 2-3 удара проделал в кладке внушительную брешь. Когда пыль сошла, дедушка Сема извлек из стены несколько туго набитых свертков и пакетов. Мы развязали их и обомлели! В ярких лучах вставшего солнца заблестели и засверкали золотые дикирий и трикирий, дискос, дарохранительница, звездица и потир. Прекрасными самоцветами засияла парчовая митра! А дедушка Сема уже бережно расстилал на досках, покрытых бумагой, омофор, орарь, фелонь и стихарь, подризник и монашескую рясу, которые когда-то принадлежали отцу Иоанну и диакону Петру. Они выглядели, как новенькие! Светились неописуемым светом, наполняя все вокруг каким-то небесным торжеством! Затем дедушка извлек из тайника несколько икон в дорогих окладах. Драгоценные каменья, позолота, серебро так искрились и переливались, что ломило глаза, а лики Спасителя и Богородицы глядели на нас так радостно и с такой нежностью и любовью, что у нас заблестели слезы... Мы были просто поражены всем увиденным. Да, этот клад, действительно, не шел ни в какое сравнение с тем, что мы обнаружили в Никольской церкви. Пашка лишь шептала:
– Красота-то какая!
– и трепетно гладила и целовала все предметы.
Я остановил старого лесника:
– Дедушка Сема, хватит, больше ничего не доставайте! А вдруг сюда нагрянут бандиты! Нельзя допустить, чтобы такое сокровище попало в их грязные руки!
– А что же там еще есть?
– поинтересовалась Пашка.
Ох уж эти любопытные девчонки!
– Много чего, ласточка ты моя!
– ответил хозяин кордона и стал вновь бережно упаковывать свертки да пакеты.
– И книги с дорогой инкрустацией, и подсвечники, и множество украшений, иконы старинные (даже есть, наверное, и чудотворные!), столики, оклады ценные, элементы Царских Врат и Престола, малые колокола с Преображенского и Никольского храмов...
– Здорово! Как здорово!
– восхищалась Прасковья.
– Каким же прекрасным станет наш храм, когда все это в него возвратится!
– Дедушка Сема, пока еще надо бы все это держать в тайне!
– сказал я.
– Давайте все вернем на место, тут надежнее! Пока по земле шастают такие иуды, как Назар Кривой, клад отца Иоанна будет в опасности. Эти люди ведь ни перед чем не остановятся, чтобы завладеть такими сокровищами! Лишь когда бандитов схватят, а Преображенский храм восстановят и батюшка Григорий начнет в нем богослужения, тогда и можно будет открыть клад людям!
– Да, ты прав, Жорик, пусть полежит пока туточки!
– согласился дедушка Семен.
– Теперь ведь уже недолго ждать-то осталось. Когда такие ребятки, как вы, взялись за дело, то уж ничего не остановит возрождения Преображенского храма и Веры нашей Православной! А потом и явим клад миру! Не прячут свечу под кроватью, а ставят на стол, чтобы всем светила!
Мы вновь спрятали свертки в тайник и заложили брешь кирпичами.
– Я скажу сыну, он опять тут все замажет и заделает, никто ни о чем не догадается, - сказал дедушка Сема, отряхивая руки от пыли.
– И вот что, ребятушки, давайте пообещаем друг другу никому не говорить о главном кладе отца Иоанна до тех пор, пока не исполнятся все те три условия, о которых сказал Жора. Так будет спокойнее...