Клад Соловья-Разбойника
Шрифт:
Воины одобрительно загудели, заговорили разом, враждебно надвинулись на Невзора. Ободренный поддержкой товарищей, Кочень горячо продолжил речь свою:
– Мы твоему Петриле нужны были на Волге, чтоб мимо булгар прорваться. Мы потом обливались, кровью умывались, могилу рыли, товарища хоронили, а как добычу делить - лишние сделались. Мы-то, конечно, лишние, а вот ты, Невзор, перед самым отплытием с Петрилой по бережку гулял: Не о твоей ли доле вы с ним беседовали? Ты, наверно, много запросил, опечалил отрока боярского, лица на нем не было, когда в ушкуй садился.
– Сдурел!
– изумился Невзор, задохнувшись от возмущения.
– Правда твоя!
– напирал Кочень.
– Только сдурели мы еще в Новгороде, когда с вами, разумниками, в поход пошли. А вы и радешеньки на нас, на дурнях, прокатиться.
– Непахано боронишь, парень, - с горькой укоризной заговорил Невзор.
– Перебираешь, чего ни попадя, как только язык поворачивается?
– А чего ты взвился-то?
– крикнул вконец разгоряченный Кочень.
– Правда глаза колет?
Невзор беспомощно оглянулся, оглядел гудящую ватагу, тут и там натыкаясь на острые шилья злых взглядов. Он не боялся, только нестерпимо обидно было выслушивать напраслину. Неподъемным камнем взвисла та обида в душе его, и хотелось лишь одного - столкнуть этот камень, свалить, его туда ли, сюда ли, теперь уж все равно.
– Правду хочешь знать?
– заговорил Невзор каким-то не своим, перегоревшим и тусклым голосом.
– Скажу, коли очень тебе на терпится : Боярин Дмитр Мирошкинич задумал рыбку чудскую изловить не на горох моченый, не на червя навозного - на живца, а мне поручил того живца насадить на крючок боярский хорошенько, чтоб, значит, не сорвался.
– Как это?
– не понял Кочень.
– - Загадки загадываешь, зубы заговариваешь:
– Обожди!
– остановил его мечник Голован.
– Говори яснее. Невзор.
– А что же тут неясного? Боярин поставил Петрилу во главе ватаги, а как вышли мы из Новгорода, женку его. Варвару, с малыми чадами умыкнул в терем свой, в залог взял для верности. А мне велел сказать о том Петриле, коли будет в том нужда. Я и сказал, когда он нас оставлял этот берег караулить.
– Вона как!
– раздумчиво протянул мечник Голован.
– Не брешешь?
– недоверчиво спросил Кочень.
– Да вот те крест!
– Невзор размашисто перекрестился, торопливо выудил из-за ворота рубахи оловянную бляшку змеевика с ликом архангела Михаила, поцеловал ее синими губами. Кочень переглянулся с Голованом, воины озадаченно молчали, лишь где-то в гуще толпы шуршал осторожный шелот.
– Я уже всяко думал, - признался Невзор, засовывая змеевик обратно.
– Коли Петрило вздумал скрыться - где же его найдешь? Да и попробуй-ка у пса матерого косточку отнять. А коли не нашел ои храма.
– что же нас не кличет? Почто слово не держит? И в этом разе искать бы его: надо, а где? По чужой-то земле с невеликой ватажкой ходить - сами знаете: А может, нашел он сокровища, да так случилось, что вынужден вернуться в Новгород другой дорогой. Как ни крути - надо нам отсюда убираться, домой идти, а там будь что будет.
– Что же ты раньше молчал: о крючках своих?
– не утерпел спросить Кочень.
– Дюже я на хитрость боярскую надеялся, - объяснил Невзор.
– Все думал - вернется Петрило. Верил ему, а он: Вот и нам надо уходить, да без шума, по-тихому, а посему булгар топить нет нам никакого проку. Вверх по Каме бежать на носу у дружины булгарской. Бог знает, куда прибежим, чем дело кончится?
– Но ведь по Волге домой возвращаться, - возразил Кочень, - это еще труднее. Великий-то князь Всеволод Георгиевич давно, небось, ушел из земель булгарских.
– Правда твоя, - согласился Невзор.
– А посему все чаще думаю я о той раке, что в Каму впадает чуть выше камского устья. Да знаете вы эту реку, вода в ней светлая, серебром отливает.
– Река вятичей, - вспомнил Голован.
– Она и есть, - обрадовался Невзор.
– Ты же сам говорил, что живут на ней русские люди.
– Так ведь они нехристи, - встрял Кочень.
– Старой веры держатся, нас, крещеных, не шибко жалуют.
– Али ты, крещеный, у красногорских огней не плясывал?
– насмешливо спросил Невзор.
– Али с девками хороводы солнечные не важивал?
– Ну, с девками!
– протянул Кочень.
– На алый цветок летит и мотылек.
– Ага!
– насел Невзор.
– Проехал было мимо, да завернул по дыму?
– Один Бог без греха!
– не сдавался молодой мечник.
– Опять за свое?
– рассердился Голован.
– Нашли время спорить, да и было бы о чем. Ты почто крестился?
– Боярин велел, - с вызовом ответил Кочень.
– Без этого на службу не брал.
То-то, что боярин, - Голован усмехнулся, оглядел воинов.
– Окрестил да по миру пустил: Идите, крещеные, бочком, крутитесь волчком.
– Так ведь и я о том же, - обрадовался Невзор.
– Кому жить хочется, тот и пню поклонится. Грех, конечно, так ведь не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не спасешься.
Ватажники с миром пропустили булгарские лодки, а ранним утром следующего дня легкие ушкуи стремительно летели вниз по течению, туда, где камские воды смешивались с серебряными струями реки вятичей.
Микулин сон
Микула потерял счет времени, одинаковыми серыми камнями валились на него тягостные дни, большой и прекрасный мир сузился до пределов булгарской лодки, тяжелое весло заслонило белый свет, бесповоротно отгородило и отодвинуло минувшее. С каждым взмахом этого весла все дальше назад уходила прежняя жизнь, которая с каждым днем, часом и мгновеньем все больше казалась сном, вымыслом, давней сказкой. И даже несчастья, постигшие Микулу в той прежней жизни, вспоминались теперь и виделись не такими горькими и страшными, ведь тогда он был свободен.
Да, тогда он не был прикован цепью к борту ручной посудины, чужие голоса не будили его ранним утром, ему не приходилось быстро съедать кусок черствой лепешки, запивая его разбавленным кислым молоком, надсмотрщик с хлыстом не стоял весь долгий день над душой его.
Теперь же все было именно так. В числе восьми разноплеменных рабов Микула с утра до вечера вздымал и опускал в воду длинное весло, с утра до вечера речные берега медленно уходили назад, и не было конца этой бесконечной дороге, и не было ничего, что могло бы прекратить это беспрерывное движение.