Клад Соловья-Разбойника
Шрифт:
Сзади нарастал тяжелый топот, из-за обреза холма показалась и, подобно диковинному грибу, начала неспешно вырастать фигура юзбаши.
Пора, подумал Келей, и поддал вороному под бока. Передохнувший конь озорно, вскинулся на дыбки и быстро разогнался в полный стремительный галоп. Дорога теперь пошла под уклон, опять возгудал ветер, справа часто замелькали зеленые лапы ельника. А впереди, в узком прогале между Старым лесом и пронизанными солнечным светом озерными зарослями, уже показался верховный жрец Уктын.
Он стоял спиной к Солнцу, лица его не было видно, и весь он казался черным. Вот Уктын согнул руки в локтях, поднял ладони с растопыренными пальцами к плечам и медленно, с усилием, начал толкать этими ладонями воздух перед собой. Вороной жалобно заржал и резко сбавил ход. Колей почувствовал, что верный его конь, изгибаясь и выворачивая лопатки, рвется в полет всеми своими силами, но какая-то невидимая преграда не пускает его вперед, какая-то незримая сила не дает расправить крылья, какая-то неведомая тяжесть стреножила его и притянула копыта к земле.
А Уктын все больше наклонялся вперед, все дальше вытягивалась. его черная тенъ; казалось, верховный жрец хотел упасть на Келея и ждал только того мгновеяья, когда молодой вождь приблизится и окажется совсем рядом.
Не помня себя, Келей впервые в жизни яростно, безжалостно хлестал коня плетью. Взмыленный, словно в крутую гору карабкающийся вороной хрипел, стонал и почти не двигался с места. Всего полсотни шагов отделяло Келея от шеста, и он всей душой рвался туда, за поворот, подальше от злых чар черного шамана:
А топот сзади нарастал, быстро приближалось удалое гиканье булга-рина. Когда наместник хана поравнялся с Келеем, Уктын опустил руки и отвернулся в сторону. Выпущенный на волю вороной легко рванулся вперед, и дальше всадники двигались рядом. Одновременно они достигли озерного бережка, до шеста оставалось шагов пятнадцать.
У Келея отлегло от сердца, смятенная его душа разом успокоилась, и он улыбнулся. Юзбаши, скакавший справа, ответил добродушной ухмылкой, высвободил из стремени левую ногу, ловко уперся сапогом в шею вороного и с силой толкнул его в сторону. Летящий конь резко пошатнулся, визгливо заржал и вместе с всадником повалился в озеро.
Небо, Солнце, ельник, безучастная спина Уктына - все это разом крутнулось в глазах Келея. Ледяная вода охватила разгоряченное тело, резанул по ушам влажный плеск вперемешку с торжествующим хохотом ве-остановимо удаляющегося булгарина.
– Не верю глазам своим!
– с непритворным ужасом закричал подбежавший к месту падения Уктын.
– Как ты мог не удержаться на коне? Как ты мог обмануть ожидания вотов? Они так верили в тебя: Давай руку, алангасар!
– Прочь!
– бешено закричал Келей. Слезы непереносимой обиды кипели на глазах его, ярость бессилия полыхала в груди.
Добравшись до Луговой башни, молодой вождь обвинил наместника хана в неслыханной подлости. Народ возбужденно загудел, со всех сторон возмущенные, злые взгляды буравили хозяина Булга-кара и его враз протрезвевших воинов.
– Разве кто-то виноват в том, что юноша увлекся скачкой и не удержался на коне?
– удивленно спросил юзбаши.
– Надеюсь, что когда-нибудь юноша станет настоящим мужчиной и научится проигрывать с честью.
– Подождем Уктына, - хмуро буркнул князь.
Когда скачка закончилась, верховный жрец, принародно поклявшись великими богами, подтвердил слова булгарина и торжественно объявил его победителем.
– Атак, Серкач!
– радостно закричали булгарские воины.
Разочарованные воты отозвались враждебным гулом.
Келей подошел к Люльпу, спокойным и твердым взглядом посмотрел в ее нахмуренное лицо.
– Юзбаши столкнул меня в озеро, - сказал он тихо.
– Я хочу, чтобы ты поверила моим словам.
– Верю, - прошептала Люльпу и опустила глаза.
– Благодарю, - взволнованно вымолвил Келей.
– Это самая лучшая награда.
Не глядя на окружающих, он вернулся к вороному, ловким прыжком взобрался на его спину и поскакал в сторону своего селения. Десять его воинов молча двинулись следом.
Награждение, победителя скачек оказалось не самым неприятным, что ожидало Люльпу в этот день. По окончании обычных церемоний она быстро ушла домой, забилась в свой угол за занавеской, привычно помолилась фигуркам великих богов, выстроившимся на камнях очага, и, утомленная и расстроенная, незаметно уснула на мягкой лежанке.
Через некоторое время какой-то шум за занавеской разбудил ее, кто-то шевелился в горнице, звякала посуда, и звучал голос Уктына.
– Подумай, князь, - говорил верховный жрец уверенным громким голосом, о той великой чести, которую оказывает наместник хана твоей семье, твоему роду и всей земле вотов. Если Люльпу станет женой юзбаши Серкача, то средь племен и народов, платящих дань Великой Булгарии, наша бедная страна займет особое положение.
Подумай о тех немалых выгодах, которые сулит нам это особое положение. Воты встанут вровень с булгарами, ты, князь, всегда будешь самым дорогим гостем во дворце великого хана. Никто и никогда не осмелится нарушать наш мирный труд, вотский край расцветет, и благодарные подданные прославят имя твое в веках. Слава твоя затмит славу твоего великого отца, ибо благоденствие страны будет куплено не хитростью и кровью, а великой любовью, которая, соединив твою дочь с этим прекрасным бием, соединит также и вотов с булгарами. Что может быть разумнее и благороднее такого шага?
Люльпу слышала, как сопит и вздыхает отец.
– Разве допустят великие боги, - заговорил, наконец, Выр, - чтоб моя дочь стала женой иноверца?
– Пусть это не тревожит тебя, - быстро отозвался Уктын.
– Я знаю, что Люльпу всегда служила примером вотского благочестия, великие боги очень довольны ее усердием в молитвах и неукоснительным исполнением обрядов. Я, как верховный жрец, вправе гордиться твоей дочерью. Вера ее крепка, и ничто не сможет пошатнуть этой священной веры. Но любовь наместника хана к твоей дочери так велика, что он готов преклонить колени перед великими вотскими богами.