Клад Соловья-Разбойника
Шрифт:
– Что, братцы, - весело крикнул Петрила, - цокнем по-нашему, по-новгородски?
– Веди!
– радостно раздался дружный ответ.
Широкой дугой ушкуи высыпали на середину Волги и ходко двинулись на неприятеля. Как радивая хозяйка задвигает в печь ухватом сухиедрова, так новгородцы начали теснить булгар к острову, от берегов которого, так же раскидываясь веером, уже отчаливали белозерские ратники. От этого двойного, стремительного натиска хрустнула и рассыпалась булгарская храбрость - крайние с той и другой стороны лодки рыскнули к берегам и торопливо побежали вниз по течению.
– Ничего, догоним!
– крикнул Петрила.
– Окружай остальных!
Засвистели стрелы, замелькали в небе копья. Окруженные, ошеломленные булгары бросили весла и яростно отбивались. Вот затрещали под ударами боевых топоров деревянные борта, закачались и перевернулись первые лодки. В тех, что еще держались на воде, звенело железо, хрустели кости, кричали, плакали и матерились опьяненные боем люди.
Прыгнувших или свалившихся за борт добивали перначами, рубили саблями, топили длинными копьями. Круг сжимался.
– Упустим!
– кричал белозерский воевода и показывал на уходящие вниз булгарские лодки.
– Не уйдут!
– хрипел распаленный дракой Петрила.
– Догоним!
Немногим из окруженных удалось спастись под перевернутыми лодками, считанные единицы выплыли на берега. А удиравшие лодки, помаячив некоторое время в конце нижнего плеса, скрылись за поворотом реки.
– Эх, ушли!
– сокрушался Фома Ласкович, стирая кровь с оцарапанной щеки. Ему хотелось полной победы.
– А я сказал - догоним!
– упрямо ответил Петрила.
– Ну, Фома, спасибо за дружбу. Умен ты, воевода, отрадно с тобой и пир пировать, и бой воевать. Коли что - не поминай лихом!
Он широко махнул рукой, и ушкуи, оседлав упругий речной стрежень, рванулись с места. Через малое время они миновали нижний плес и растаяли за поворотом. Фома Ласкович смотрел в то место, где они только что были, и улыбался - в ушах его звучали приятные слова новгородского ватажника.
Расчет Петрилы оправдался полностью: выйдя за поворот реки, булгары сильно сбавили ход - они поверили, что урусы оставят их в покое.
Стадом испуганных овец лодки их обились в кучу на середине реки и тихонько сплавлялись вниз по течению. Воины селений Челмат и Собекуль решали, что им делать дальше. Одни предлагали послать гонцов в далекий Булгар-кала и просить помощи у хана. Другие отвечали, что хану предстоит война с большим войском урусов, которое уже идет к столице сухим путем. Третьи кричали, что нужно вернуться в свои селения и, собрав народ, обороняться от пришельцев самостоятельно. Четвертые говорили, что разгромившие их урусы оставлены большим войском для охраны лодок, что они никуда не уйдут от острова Исады, поэтому бояться больше нечего, и надо спокойно отправиться домой: Увлеченные спором, они слишком поздно заметили вылетевшие из-за мыса ушкуи. Тотчас началась страшная паника.
Сцепляясь веслами, толкаясь бортами, с криком и руганью булгары начали разводить свои лодки по речному пространству.
– Отрезай от берегов!
– весело командовал Петрила.
– Эх, цокнем по-нашему!
Окончательно разгромив булгар, до самого камского устья шли беспрепятственно. Жители селений, оставшихся без своих защитников, в страхе разбегались по лесам. Все шло хорошо. Одно было плохо - в сражении с булгарами трое ватажников получили сильные увечья, одному из них с каждым днем становилось все хуже и хуже.
Поднимаясь по Каме, ватага остановилась на ночлег в устье большой реки, воды которой светлой полосой текли под высокими обрывами, долго еще не смешиваясь с темными камскими струями.
– Река вятичей, - пояснил бывалый ватажник Голован.
– Еще при князе Андрее Боголюбском, булгар не убоявшись, убегали они сюда от православного крещения. Может, и ныне обитают на этих берегах:
– Поискать бы их селение, да оставить раненых, - неуверенно предложил Невзор.
– Все-таки свои люди, русские.
– На вятичей надежа как на вешний лед, - ответил Петрила.
– Давно, поди, их булгары вырезали, посему рыскать по их реке нам не резон.
Весь следующий день шли под парусами с хорошим попутным ветром, но к вечеру стало ясно, что двигаться дальше нельзя - раненым стало хуже, один из них метался в горячке, кричал и вырывался из рук державших его ватажников.
– Мыслю як так, - объявил Петрила, сидя у вечернего костра.
– Время дорого, терять его нам никак неможно. Оставить увечных своих товарищей в чужой стороне, без догляда и опеки, было бы не по-людски, не по-новгородски. Посему - ватаге надобно разделиться.
Половина ее останется здесь. Велю допрежь всего поискать в здешних селениях хорошего знахаря, посулить ему серебра. Не захочет - привести силой.
Он помолчал, вороша палкой пышущие белым жаром угли костра.
Ватажники выжидающе смотрели на своего воеводу.
– Старшим останется Невзор, - решительно сказал Петрила и почувствовал на лице своем колючий, недобрый взгляд старика.
– - Остальные пойдут со мной, - негромко, но еще увереннее продолжил он, как бы вырубая мысль свою твердыми ударами слов.
– Через две седьмицы вернемся обратно, к тому времени, мыслю, увечные поправятся: Что скажешь, Невзор?
Петрила ждал несогласия, упорства, подозрений и упреков, но старый мечник, откашлявшись, погладил свою седую бороденку и заговорил спокойно:
– - Ты, воевода, у острова Исады явил разуменье воинское и мудрость не по летам. Ловкости да прыти у тебя на троих, и уж как ты обдумал, так тому и быть.
Слова Невзора удивили Петрилу и успокоили ватажников.
Утром, когда уходившие готовы были отчалить, Невзор, нехорошо усмехаясь, поманил к себе Петрилу. Они молча и неспешно отошли в сторону по узкой полоске прибрежного песка.
– Востер ты, парень, - со спокойной, дерзкой непочтительностью заговорил старик, усмешка сошла с его землистого лица, - да есть на свете и вострее тебя.
– Ты о чем?
– не понял Петрила.
– Меня обскакать невелика удача, - Невзор хлестко выметывал слова, будто размахивал розгой.
– Да и то, человек я подневольный. Думаешь, боярин Дмитр Мирошкинич не смекнул этого? Не таков боярин Дмитр Мирошкинич, чтоб в трех твоих соснах заплутать, и посему велел он мне при надобности передать тебе его слово боярское.