Klangfarbenmelodie
Шрифт:
И потому… по-прежнему мужчине ярко запоминался только голос Малыша — нежный, звонкий и мягкий.
О, как же он будет стонать ночью — Тики уж точно не упустит такой потрясающей возможности, чтобы вдоволь насладиться его вскриками и несдержанным мычанием.
За такими размышлениями он даже и не заметил, как, совершенно утомившийся и уставший, задремал под медленные, тягучие песни, которые приятных эхом отдавались в голове, и проснулся лишь когда кто-то мягко прикоснулся к его плечу.
— Ти-и-ики, — шепотом протянул Аллен (его ласковый Аллен) и осторожно
Мужчина неохотно приоткрыл глаза, отмечая, что Малыш уже переоделся в свои повседневные толстовку с джинсами, и широко зевнул, ощущая себя ужасно вымотанным и желая как можно быстрее прижать к себе редиску, чтобы подзарядиться и понежиться в его странной, какой-то зыбкой и обволакивающей туманом ласке.
Микк дёрнул охнувшего от неожиданности Аллена за руку, усаживая к себе на колени, и уткнулся лбом ему в шею, улавливая аромат каких-то резковатых, но вполне приятных женских духов, которыми юноша брызгался каждый раз, когда надевал платье.
— Может быть, поедем домой? — смущённо поинтересовался редиска, растерянно и слегка скованно проводя ладонью по голове мужчины, и Тики отчего-то чуть расстроился.
Ну вот, пропала вся чарующая его раскрепощенность.
Микк поднял на него усталые глаза и подумал о том, что хочет вернуть это очарование в его движения. Что хочет еще раз — еще много раз — ощутить эту ласку, эту естественность, с которой Аллен к нему прикасался, будучи Алисой.
Без парика, без помады, платьев и штукатурки.
Просто Аллен, который будет с ним ласков и раскроется ему навстречу.
— Да, — выдохнул мужчина, поднимая руку и мягко касаясь подушечкой пальца его разрумянившейся щеки. Скользнул по росчерку шрама, ощущая пальцами шероховатость кожи в этом месте и заставляя юношу легко вздрогнуть. — Поехали.
Аллен сполз с его колен, вставая на ноги, и подхватил со стола свою сумку, вешая ее на плечо и молча кивая Микку в сторону выхода.
Они покинули кафе и вскоре оказались на стоянке. Тики отомкнул машину, и… все, можно было ехать домой, но… ехать никуда не хотелось. «Домой» — значило домой к Уолкерам, а он хотел не возгласов супергероев на экране телевизора, а просто… тишины. Неа сразу заметит его состояние, даже если Микк будет всячески держать себя в руках и улыбаться, а потому…
— Тики, ну в чем дело? — Аллен, уже наученный опытом их посиделок в машине, стащил с себя парку и бросил ее на заднее сиденье, осторожно беря Тики за руку и слегка поглаживая по внутренней стороне ладони кончиками пальцев. — Был как тайфун, а теперь — как неживой. Что произошло?
Мужчина медленно обвёл взглядом его мешковатую толстовку, чувствуя жгучее желание снять её или нарядить Малыша в какую-нибудь обтягивающую футболку, чтобы любоваться тонким телом и выпирающими лопатками, и вздохнул, качнув головой.
Он не хотел беспокоить Аллена новостями об Адаме.
— Ничего, правда, — постарался Тики улыбнуться, но, судя по скептическому лицу юноши, улыбка получилась слишком кривой. — Это… не так важно.
Уолкер облизнул губы, встревоженно подавшись к нему,
— Ты поссорился с кем-то из братьев? — Микк вздрогнул, неприязненно нахмурившись, и редиска, глубоко вздохнув, сглотнул. — Я же хочу помочь, Тики, понимаешь? Хочу помочь тебе успокоиться, иначе ты либо уйдёшь в долгий запой, либо примешься убивать незадачливых преступников, — мягко хохотнул он, заглядывая в лицо мужчине, но оставаясь при этом очень скованным и напряжённым, словно не знал, как поступить и что сделать, хотя там, в кафе, в этом чёртовом платье и с этим париком, Малыш всегда чувствовался словно другим человеком — раскрытым, раскрепощённым, неимоверно нежным и доброжелательным.
— Побудь немного таким, как в кафе, — шепнул Микк как-то на автомате и перетянул непонимающе нахмурившегося Аллена к себе (он всегда так смешно это делал — пытался не испачкать ботинками салон, а в итоге сдавался и просто снимал обувь). — Побудь таким же ласковым-ла-а-асковым, — попросил мужчина, прошептав ему уже в ухо, и огладил ладонями юношеские бока.
Уолкер чуть отстранился, глядя недовольно, подозрительно и как-то даже обиженно. Но вслух долго ничего не говорил — наверное, даже целую минуту, словно пытаясь понять, правильно ли услышал мужчину. И в конце концов все-таки уточнил:
— Побыть… Алисой?
Брови Тики, решившего, что его явно как-то неправильно поняли, взлетели вверх. Мужчина глубоко вздохнул, чувствуя себя ужасно уставшим и каким-то почти убитым, и погладил юношу по напряженной спине.
— Не Алисой, — заметил он, утыкаясь носом ему в плечо. — Просто… посиди со мной и погладь меня, — и добавил тихо: — Пожалуйста.
Аллен снова дернулся, дрогнул — и с коротким смешком, полным какого-то странного облегчения, прильнул к мужчине, зарываясь пальцами ему в волосы и распуская и без того растрепанный хвост.
…наверное, просить его быть таким ласковым, как Алиса — это странно. Но будучи Алленом, просто Алленом (Тики почему-то вспомнил здесь роулинговское «just Harry»), юноша как будто… боялся его или что-то вроде. И потому был стеснен и скован, тогда как для «Алисы» подобная ласка была естественна как дыхание.
И это было странно, это даже вызывало временами когнитивный диссонанс, потому что всё это вкупе смахивало на раздвоение личности, но Микк прекрасно видел, что «Алиса» — это Аллен. Точнее — это Аллен без своей вечной ледяной брони, тот Аллен, которым он, возможно, был в детстве, когда участливо улыбался незнакомцам и приветливо сверкал глазами на камеру.
И сам юноша, кажется, настолько привык быть Алисой, что стал разделять их, как бы глупо и идиотски это ни звучало, — модели поведения словно бы были строго ограничены для мужского и женского образа. И Тики не мог понять, как ему пробиться сквозь этот, по сути, очередной защитный механизм, потому что он хотел ласкового Аллена в свои объятия, своего милого Малыша, который так внезапно поразил сегодня своей раскрепощенностью.
…вот тебе и гибкая ледяная психика, о которой говорил совсем недавно Шерил.