Klangfarbenmelodie
Шрифт:
Ели они молча. Но, кажется, этот безмолвный ужин был самым тёплым за последние несколько лет.
Неа смотрел на него, словно пытаясь разглядеть что-то понятное лишь ему одному, а Аллен прятался за своим безразличием, чувствуя, как внутри разгорается огонь — слабый, дребезжащий, но согревающий его уставшее сердце.
Когда часы пробили пять, юноша, закусив губу и пытаясь казаться не таким сконфуженным, каким он был на самом деле, встал из-за стола и, словив озабоченный взгляд Неа, выдохнул:
— Я на работу.
На самом деле он просто хотел сбежать от всего этого.
— Ты… будешь поздно, да? — огорченно выдал мужчина,
— Нет, я… — он пожал плечами; вышло как-то неловко. — Я часов до десяти где-то. Завтра в школу.
— Хорошо, да… — Неа чуть повеселел и, когда младший Уолкер уже направился к двери в коридор, снова его позвал. — А, Аллен… Я завтра еду в Киото. Мне нужно посоветоваться с моим руководителем. В общем… я просто предупредить хотел. Скорее всего, такси возьму, потому там… долго. В общем, буду поздно.
Юноша наклонил голову в знак того, что понял его, и чуть обернулся через плечо. И — все-таки не сдержал легкой улыбки, тут же, однако, заталкивая ее куда подальше.
— Ладно. Я… я тебе бенто сделаю, хорошо? И ляг тогда сегодня пораньше… Вот.
Он прикусил губу, услышав радостный смешок брата (как будто что-то из ряда вон произошло, как будто… ожил кто-то), и пулей выскочил в коридор, чувствуя, как лицо заливает краска.
Они поговорят. Обязательно поговорят.
Когда Аллен расправится с теми, кто угрожает их благополучию. С теми, кто не хочет оставить их в покое и посылает своих наблюдателей.
И найдет тех, кто этих наблюдателей недавно снял.
Но пока… пока он мог выдохнуть. Этот вечер… он как глоток свежего воздуха среди всего этого зловония. И раз так — можно идти дальше. Потому что пока Аллен мог — он должен был продолжать защищать то, что ему дорого.
========== Op.5 ==========
Тики воодушевлённо закусил губу, предпочитая не замечать совершенно хитрющих взглядов сидящего рядом Вайзли, и наблюдал за подготовлением на сцене, ловя глазами каждое движение хрупкой Алисы, сегодня облачённой в чёрное пышное платье по типу тех, которые были популярны у лолит и Роад — с рюшами, бантиками, складочками, бахромой и так далее.
Но девушка смотрелась в нём потрясающе.
Вот она легко спрыгнула со ступеней и ветром промчалась до барной стойки. Вот она мягко улыбнулась кому-то из посетителей, ласково прищурившись, а вот со смехом дала кому-то по черепушке. Волосы её густой волной опускались по спине до пояса, на голове красовался чёрный лакированный обод, отдающий бликами в свете прожекторов.
Тики заворожённо наблюдал за её тонкими запястьями, за плавными руками, вновь затянутыми в перчатки (тоже чёрными), за грациозными поворотами шеи, скрытой длинным воротом, за сиявшими серыми глазами и алыми улыбавшимися губами.
Вайзли ничего не говорил, но смотрел уж слишком красноречиво, и Тики признавал: да, кажется, влюбился. Да, такое и с ним бывает.
Но нужно было отдать брату должное — тот никак это не прокомментировал, хотя Шерил бы на его месте уже успел несколько раз всплакнуть и громко бы порадовался, сердобольно обнимая Микка и целуя его в щёки (ужасная и совершенно противная привычка).
— А я доволен, — всё-таки лукаво протянул Вайзли, щуря глаза и потягивая свой излюбленный молочный коктейль. Выглядел он намного лучше, чем неделю назад, когда Тики заскакивал к нему в больницу, куда
— Между прочим, я знаком с ней уже третью неделю, — фыркнул в ответ Тики, беззлобно ухмыляясь и откидываясь на спинку своего стула.
Потолок был похож на звездное небо.
— Она потрясающая.
— Да я уж вижу, — радостно хохотнул Вайзли, хлюпая трубочкой и вызывая (явно специально) у мужчины желание поморщиться. Вот малолетний гаденыш… — Яркая, живая, и голос у нее потрясающий. А уж небось как стонет…
— Откуда мне знать, как она стонет, — насмешливо улыбнулся Тики, оставляя в сторону свой чай со льдом (сегодня вновь было слишком тепло, ну что за капризная погода). — Я всего лишь говорил с ней о кантри.
Вайзли просто вытаращился на него, едва не выронив из ослабевших пальцев посудину с коктейлем. Микк вскинул брови, делая вид, что не понимает, что в этом такого необычного, и независимо повел плечами.
— Она тебя динамит? — сочувствующе выпалил он наконец. — Ты в нее втрескался, а она тебя динамит?
— Не знаю, — не сдержав невеселой улыбки, отозвался мужчина. — Она разрешает проводить ее до остановки, но не разрешает подвезти. Она говорит со мной о кантри — и закрывается сценическими улыбками. А потом — рассказывает, почему любит рок.
Вайзли склонил голову набок, беззлобно улыбаясь, и сложил ладони, приставляя их к губам.
— Мне кажется, я вообще тебя таким никогда не видел, — необычайно мягко заметил он. — Меня всего пару недель не было, Тики. Когда ты успел так влипнуть?
Мужчина неопределённо фыркнул и пожал плечами.
— Вот за эти недели, видимо, и успел, — буркнул он, и в этот момент свет в зале потух, а на сцене Алиса подошла к микрофону.
— Рада приветствовать всех, кому интересен не только джаз и желательно не я, — лукаво хохотнула девушка, и Тики услышал, как ей завторили посетители. — Сегодняшний вечер будет посвящён J-року, и если вам, уважаемые гости, это понравится, то мы планируем проводить каждый месяц тематические вечера совершенно разных направлений, чтобы показать вам всю многогранность и красоту музыки, — проникновенно говорила она, словно бы светясь изнутри, и мужчина внимал каждому её слову, ловя себя на совершенно идиотской улыбке. — На самом деле, я хотела бы ещё много чего вам сказать, но, уверена, вы услышите ответ сами. Приятного вечера, уважаемые гости, — поклонилась Алиса, и свет погас даже на сцене, погрузив всё помещение в полутьму.
Зазвучали первые звуки, и прожекторы высветили барабанщика, кудрявого парня в очках, и гитаристку, на удивление оказавшейся той самой Линали, которая несколько дней назад миловалась с Малышом. И через несколько секунд свет окружил и всех остальных, включая и запевшую с редко проскальзывающей на сцене ухмылкой Алису.
И Тики обомлел. Потому что девушка пела сильно, мощно, удивительно грубо, но с привычной мягкостью в голосе. Она пела про то, что ещё есть время, про то, что следует продолжать бороться, про то, что её история лишь только началась, и мужчина видел, что в этих словах нет ни капли лжи. Его словно пронзало этими чувствами, необычайно резкими, внезапными, ужасно личными, по сути, но великолепными.