Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Коллектив авторов

Тулсидас [412]

Перевод С. Северцева

Священное озеро деяний Рамы

(Фрагмент первой главы)

Ночь прошла, юный Лакшмана [413] с ложа тотчас поднялся, услыхав петуха, возвестившего утро. Раньше гуру восстал ото сна и владыка миров — Рамачандра [414] , чье сердце светло и премудро. Кончив обряд очищенья, братья пошли и омылись, После молитв ежедневных, к муни придя, поклонились. Час подобающий зная, у старца спросив разрешенье, Вышли цветы собирать [415] братья — миров украшенье. Царский пленительный сад вскоре они увидали — Сад, где весенние дни свежестью вечной сияли. Дивных деревьев различных свисали цветущие ветки, Сетью лиан разноцветных были увиты беседки. Свежие листья, плоды, цветы на деревьях блистали, Роскошью Древо богов [416] стыдили они, затмевали. Пели кукушки, чакоры, и чатаки, и попугаи, [418] И танцевали павлины, изяществом взоры пленяя. А посредине был пруд, — блестели на солнце красиво Лестницы из самоцветов, изогнутые прихотливо. Лотосы ярко цветут, чистая влага струится, Пчелы жужжат, а в пруду с пением плавают птицы. Пруд увидев в саду, был владыка миров восхищен, оба юноши возликовали сердцами. Да, красив и отраден поистине был этот сад, столько радости давший великому Раме! Встретив садовников, братья у них разрешение взяли — Листья, цветы собирать, радостнодушные, стали. В этот же час и царица дочери Сите велела Гиридже [419] дань принести — сделать достойное дело. Следом за Ситой подружки вышли с чарующей песней, Не было дев на земле скромнее, разумней, прелестней, В сад они шли, где блистал Гириджи храм возле пруда, Душу тот храм восхищал — не описать это чудо! С девами в этом пруду сперва совершив омовенье, К храму приблизилась Сита, в сердце скрывая волненье, Пуджу с глубокой любовью богине она сотворила — Мужа, достойного мужа у всеблагой попросила. В храме оставив ее, одна из подружек прелестных В сад углубилась, любуясь красою растений чудесных. Братьев прекрасных увидев, робкой душою смутилась, Трепетом сладким объята, к Сите скорей возвратилась. Увидали подружки, что слезы в глазах у нее и торчат волоски на взволнованном теле [420] ,— «Что с тобою, скажи?» — стали спрашивать нежно они, восхищенья причину узнать захотели. «Видела в нашем саду принцев я иноплеменных, Возрастом юны они, но достоинств полны несомненных; Темный и светлый красавец [421] — как опишу их словами? Речью глаза не владеют, а речь не владеет глазами!» Новость услышав, пришли девы в восторг и веселье, В сердце у Ситы волненье умницы вмиг разглядели. «Это, наверно, два

принца, — одна из подружек сказала,— О появленье которых уже я от многих слыхала. Вместе со старцем святым явившись вчера спозаранок, Очаровали они всех горожан-горожанок; Люди повсюду твердят об их красоте несравненной, Надо, подружки, и нам на них поглядеть непременно!» Слушала Сита подруг, дивясь своему восхищенью, Заторопились глаза к радостному лицезренью. Выслав служанку вперед, за ней она двинулась следом,— Смысл этой древней любви для всех оставался неведом. [422] Речь премудрого Нарады вспомнила Сита тотчас, [423] и любовь в ее сердце возникла святая. Трепеща от волненья, она за подружкою шла, вкруг себя олененком пугливым взирая. Слыша, как пояс звенит, ножные браслеты, запястья, Лакшмане Рама сказал, ощутив приближение счастья; «Кажется, брат дорогой, Мадана бьет в барабаны,— Все захотел покорить земные селенья и страны!» Тут оглянулся герой, и Ситу глаза увидали — Лунного лика ее сразу чакорами стали, [424] Веки прекрасных очей застыли, как будто под ними Вдруг перестал трепетать смущеньем охваченный Ними [425] . Ситы красу созерцая, счастьем был юноша полон, Сердцем ее восхвалял, достойных же слов не нашел он. Будто всевышний Творец все искусство свое, все уменье В облике этом явил — зримое дал воплощенье. Да, этой девы краса в красоте красоту открывала, В доме самой красоты, как в светильнике пламя, сияла. Жаль, все сравненья давно измусолить поэты успели,— Где же слова я найду, чтоб достойно Вайдеху [426] воспели? Так блистание Ситы владыка восславил в душе, и, свое положенье обдумав сначала, К брату младшему речь откровенную он обратил — прямодушием каждое слово звучало: «Брат! Это Джанаки [427] дочь, ради которой в столице Завтра сгибание лука торжественное состоится,— Гиридже дань принесла, а теперь, со служанками рядом, Все озаряя вокруг, гуляет, любуется садом. Видя ее красоту — блистанье ее неземное, Хоть я и чист по природе, все же смутился душою, Может причину постичь лишь разум Творца всеблагого, Тело дрожит от предчувствий [428] ,— слушай, о брат, мое слово! Людям династии Рагху дана чистота от рожденья — Души потомков его не ступают на путь заблужденья. Знаю я душу свою — ей доверяю всецело, Ибо она и во сне на чужую жену не глядела. Те, что спиною к врагам в сражении не повернутся, Те, чьи сердца и глаза к женам чужим не влекутся, Те, из которых никто нищему «нет» не ответит,— Лучшие люди, о брат, но мало подобных на свете!» Вот что младшему брату сказал Рамачандра, а сам к Сите влекся душой, восхищенной, влюбленной. С лика — лотоса нежного чистый нектар красоты пил владыка, подобно пчеле опьяненной. Сита же, стоя вблизи, смятенья полна, озиралась: «Где ж эти юные принцы?» — чуткой душой волновалась. Взоры встревоженных глаз — двух олененков несмелых — Будто рождали повсюду ливни из лотосов белых. Тут ей подружки под сень вьющихся лоз указали: Юноши — темный и светлый — там за листвою стояли, И разгорелись глаза, увидев их блеск несравненный, Возликовали, как будто узнали свой клад сокровенный. Видя красу Рагхупати [429] , словно застыли навеки Ситы лучистые очи — мигать перестали их веки, И, от любви обессилев, глаз не спуская с героя, Им любовалась она, как чакори — осенней луною. Так по дороге очей Раму введя в свое сердце, Сита прикрыла глаза, словно бы заперла дверцы. Девушки, видя ее любовью сполна покоренной, Слова сказать не могли, стояли толпою смущенной. В этот миг из беседки, обвитой сетями лиан, появились два брата, светясь красотою, Будто, занавес туч раздвигая, две чистых луны появились внезапно одна за другою. Были пределом блистанья оба прекрасных героя, Лотосы тел их сияли — синее и золотое, Пышные перья павлиньи головы их украшали, Воткнуты в темные кудри, ярко бутоны сверкали. Знаки святые на лбах, капельки пота трепещут, Дивные серьги в ушах, ожерелья жемчужные блещут, Дугами выгнуты брови, кольцами волосы вьются, Свежерасцветшие лотосы — очи блестят и смеются. Шеи — двух раковин блеск, щеки — услада для взора, Душу их смех подкупал, полный веселья, задора. Чтоб их красу описать, моих не хватает усилий,— Сонм властелинов любви лица бы их устыдили! Как у слонят Камадевы хоботы крепки, упруги, Были у братьев сильны пределы могущества — руки. И зашептались подружки: «Листья с цветами держащий, Юноша смуглый, прекрасный — вот кто герой настоящий!» С львиным станом, одетый в священную желтую ткань, им предстал он во всем благородстве и силе, И, увидев того, кем украшен весь Солнечный род, [430] девы юные сами себя позабыли! Тут расхрабрилась одна из самых смышленых и милых,— За руку взяв госпожу, сказала, сдержаться не в силах: «Гаури [431] посозерцать успеем всегда в нашем храме, Лучше на принцев взглянуть, пока они здесь, перед нами!» Сразу смутясь, застыдясь, Сита глаза приоткрыла, Львов рода Рагху [432] узрев, вспыхнула с новою силой, От головы и до пят Рамачандрою залюбовалась, Вспомнила клятву отца [433] — нежной душой взволновалась. Чувства, объявшие Ситу, видели ясно подруги, «Слишком мы здесь задержались!» — заговорили в испуге. «Завтра опять в это время сюда мы придем, полагаю!» — Молвила, в сердце смеясь, подружка одна молодая. Слушала Сита, смутясь, лукавых подружек шептанье, Стала бояться, что мать рассердится за опозданье, Робость свою одолев, в груди Рамачандру замкнула, Вспомнив о власти отца, вздохнула, домой повернула. Но, как будто желая взглянуть на деревья, на птиц, по дороге оглядывалась то и дело,— Вновь и вновь на красу Рагхубира взирала она, все сильней в ее сердце любовь пламенела. Ведала Джанаки [434] : тверд лук, заповеданный Шивой, С образом Рамы в душе мучилась думой тоскливой. А властелин темнотелый в деве узрел уходящей Кладезь блистанья, добра, счастья, любви настоящей. Светом чистейшей любви, подобной нежнейшим чернилам, Ткань несравненной души украсил он образом милым. Сита же к храму Бхавани [435] с волненьем направилась снова, Молвила, низко склонясь к стопам изваянья святого: «Славься, о, славься, рожденная гор властелином могучим, Славься, о мира праматерь с телом, как молния, жгучим! Славься, о, славься, чакори лунного лика Махеши [436] , Мать шестиликого Сканды [437] и слоноглавца Ганеши! Нет у тебя ни начала, ни середины, ни края, [438] Даже и веды не знают, сколь ты сильна, всеблагая! Ты — бытие бытия, ты строишь и уничтожаешь, Мир зачарован тобой, и в нем ты свободно играешь! Боги первое место, о мать, за тобой признают средь их жен, самых верных, прекрасных, счастливых! Шеша-змей [439] не сумел бы величье твое описать вместе с сотней Сарасвати красноречивых! Верною службой тебе четыре плода мы добудем [440] , Славься, супруга Пурари, блага дающая людям! Те, что у лотосов-ног, о богиня, твоих пребывают, Боги, и муни [441] , и люди — счастье и мир обретают. Тайну желаний моих ты и без слов понимаешь, Ибо в сердцах, как в домах, у всех ты живых обитаешь. Просьбу не выскажу вслух — только молю об успехе!» Так восклицая, к стопам богини припала Вайдехи. Тронули душу Бхавани верной любви излиянья, Спала гирлянда с нее, улыбнулось лицо изваянья. Сита святую гирлянду, склонясь, на себя возложила, Молвила Гаури ей — обрадовать Ситу решила: «Слушай, о Сита, тебе посылаю я благословенье! Знай, все желанья твои скорое ждет исполненье, Истинным было всегда Нарады [442] слово святое: Тот будет мужем твоим, кого ты избрала душою. Да, кто избран твоею душой, будет мужем твоим, смуглотелый, с рожденья прекрасный, правдивый, Сострадания кладезь, премудрый, безгрешность твою и любовь он уже разгадал, прозорливый!» И, услышав, что Гаури благословенье дала, ликованья исполнилась девичья свита. Тулсидас говорит: много раз пред Бхавани склонясь, поспешила домой со служанками Сита. Радость сердца влюбленного не описать: расположена Гаури к юной, прекрасной невесте! Стала левая часть ее тела дрожать — добрый признак, желанного счастья предвестье! В сердце своем восхваляя Ситы красу молодую, С братом отправился Рама к гуру, в обитель святую, И рассказал Вишвамитре [443] о всем, что увидел нежданно,— Прост был душою герой, не ведал и тени обмана. Взявши у братьев цветы, богам совершив приношенье, Юношам праведник дал священное благословенье: «Пусть, дорогие мои, исполнятся ваши желанья!» Рама и Лакшмана, вняв, были полны ликованья. Трапезу кончив, мудрец, лучший из муни преславных, Начал рассказывать им преданья времен стародавних. Тем и закончился день; у старца спросив разрешенье, На ночь молиться пошли братья — миров украшенье. Вот на востоке, сияя, луна поднялась молодая, Раме о дивном лице возлюбленной напоминая. Счастье почувствовал он, но подумалось вскоре герою; «Лик этой девы нельзя сравнивать даже с луною. Рождена океаном луна, как и яд, ее брат, [444] днем не светится, пятнами ночью покрыта,— С ликом Ситы тебе ли сравниться, несчастной луне, о, насколько светлее прекрасная Сита! Часто ущербной бываешь, женщин в разлуке терзаешь, Встретишься с демоном Раху — в пасти его исчезаешь, Мучишь тоской чакраваку [445] , лотосу стала врагиней [446] ,— Много пороков в тебе, о луна, замечаю отныне! Кто сопоставить тебя с ликом Вайдехи решает, Грех неуместности явной, кажется мне, совершает!» Так, порицая луну, дивноликую Ситу он славил, Видя, что близится ночь, стопы к Вишвамитре направил. К лотосам ног мудреца он склонился, хвалу воздавая, И, получив разрешенье, ко сну отошел Рагхурая. Ночь миновала, — и вот, проснувшись и брата заметя, Так Рагхунаяка стал ему говорить на рассвете: «Брат мой, смотри: над землей красное встало светило, Лотосам, чаквам [447] — всему счастье оно подарило!» Руки сложив, отвечал Лакшмана, брат светлоликий, Кроткою речью признал могущество Рамы-владыки: «Видя солнце всходящее, съежились лилии вдруг, меркнуть начали звезды — зарю увидали, Так, узнав о прибытье твоем, все земные цари сразу слабыми стали, бессильными стали. Звездам подобны цари, ты же — дневному светилу, Лука тяжелую тьму им одолеть не под силу. Но посмотри: чакраваки, лотосы, пчелы и птицы — Все окончанию ночи радуется, веселится. Так же и бхакты твои, о непорочный душою, Счастливы будут узнать, что лук переломлен тобою: [448] Солнце взошло над землей, и мрак уничтожен бесследно, Спрятались звезды, и в мире свет воцарился победно. Солнце восходом своим, о Рагхурая великий, Мощь доказало царям — мощь и величье владыки. Лишь для того этот лук напрячь им предложено было, Чтоб проявиться могла твоя величавая сила!» Брата слова услыхав, улыбкой герой озарился, Кончив обряд очищенья, чист от природы, омылся; После молитв ежедневных к гуру пришел несравненный, К лотосам ног мудреца склонился главою смиренной.

412

Тулсидас— Годы жизни Тулсидаса приходятся на вторую половину XVI и начало XVII века. Крупнейшее и наиболее знаменитое его произведение «Священное озеро деяний Рамы» («Рама — чарита-манаса»), которое часто называют просто «Рамаяной» Тулсидаса, было создано, по-видимому, в семидесятых годах XVI века. Поэт по-своему обработал легенду о Раме, основываясь как на санскритской «Рамаяне» Вальмики (см. том БВЛ «Махабхарата. Рамаяна»), так и на других литературных и религиозно-философских источниках. «Рамаяна» Тулсидаса — текст, священный для многих индусов Северной Индии. Тулсидас стремился объединить различные течения индуизма во всеобъемлющую религиозную систему, в центре которой — Рама-Абсолют. Для нового перевода выбран эпизод первой встречи Рамы и Ситы, отсутствующий в «Рамаяне» Вальмики. События, предшествующие данному эпизоду, вкратце таковы. Царь Митхилы Джанака объявляет, что руку его дочери Ситы получит тот, кто сможет согнуть огромный лук Шивы. В столицу Митхилы приходят Рама и Лакшмана со своим наставником муни Вишвамитрой. «Рамаяна» Тулсидаса написана на языке авадхи. Для перевода использовано издание с комментарием на современном хинди: «Шри-Рама-чаритаманаса». Горакхпур, 1965. В примечаниях, следующих ниже, использованы некоторые комментарии академика А. П. Баранникова к его переводу «Рамаяны» (М. —Л., 1948).

413

Лакшмана— младший брат Рамы.

414

Рамачандра. — См. Рама.

415

Вышли цветы собирать… — Цветы нужны были для религиозных ритуалов (см. ниже).

416

Древо богов— древо желания, см. выше.

418

Пели кукушки, чакоры, и чатаки, и попугаи… — Названы птицы, ассоциируемые индийцами с любовными переживаниями; таким образом читатель настраивается на восприятие последующего.

Чакора(ж. р. чакори) — индийская куропатка; считается, что эта птица влюблена в луну и питается только лунными лучами, источающими амриту.

419

Гириджа(«Горою рожденная») — также одно из имен Умы.

420

…и торчат волоски на взволнованном теле… — Традиционное для индийской поэзии описание сильных эмоций.

421

Темный и светлый красавец… — Рама смуглый. Лакшмана светлокожий.

422

Смысл этой древней любви для всех оставался неведом. — Рама — воплощение Вишну, Сита — воплощение супруги Вишну, Лакшми; поэтому любовь Рамы и Ситы предшествует их рождению.

423

Речь премудрого Нарады вспомнила Сита тотчас… — Нарада некогда предсказал Сите ее брак с Рамой.

424

Лунного лика ее сразу чакорами стали…— См. прим. к «Гита-говинде» (с. 821) и к Видьяпати <3>.

425

…смущеньем охваченный Ними. — Ними— основатель династии царей Митхилы, то есть предок Ситы. В силу заклятья он лишился тела и был помещен богами в глаза всех живых существ, чем и объясняется мигание век. Комментаторы поясняют: Ними, предок Ситы, был смущен тем, что на девушку смотрит незнакомый мужчина.

426

Вайдехи(то есть царевна из страны Видеха) — одно из имен Ситы.

427

Джанака— царь страны Видеха (Митхилы), отец Ситы.

428

Тело дрожит от предчувствий… — Дрожь в теле считается в Индии счастливой приметой.

429

Рагхупати («Владыка рода Рагху»), Рагхубир(«Герой рода Рагху»), Рагхунаяка («Предводитель рода Рагху»), Рагхурая («Царь рода Рагху») — имена Рамы.

430

И, увидев того, кем украшен весь Солнечный род… — Царские династии в индийской мифологии делились на два рода: солнечный и лунный. Рама принадлежал к солнечному роду.

431

Гаури(«Светлая») — одно из имен Умы, супруги Шивы.

432

Рагху— царь солнечной династии, предок Рамы.

433

Вспомнила клятву отца… — То есть клятву царя Джанаки отдать дочь за того, кто согнет лук Шивы.

434

Джанаки(то есть дочь царя Джанаки) — одно из имен Ситы.

435

Бхавани— одно из имен Умы, супруги Шивы.

436

Махеша(«Великий Владыка») — одно из имен Шивы.

437

Сканда— одно из имен бога войны Кумары.

438

439

Шеша— тысячеголовый змей, опора мира; символ вечности.

440

…четыре плода мы добудем… — То есть преуспеем в четырех сферах человеческой деятельности (см. прим. к с. 67).

441

Муни— мудрец, религиозный подвижник.

442

Нарада— божественный мудрец, обычно выступающий посредником между богами и людьми.

443

Вишвамитра— мудрец, наставник Рамы и Лакшманы.

444

Рождена океаном луна, как и яд, ее брат… — И луну и яд халахала боги добыли во время пахтанья молочного океана.

445

Чакравакаили чаква— песчанка; считается, что самец и самка чакраваки очень любят друг друга, но вынуждены расставаться с наступлением темноты до утра и всю ночь жалобно зовут друг друга.

446

…лотосу стала врагиней… — Лотосы дневного цветения закрываются с наступлением темноты, как будто их закрывает луна.

447

Чакравакаили чаква— песчанка; считается, что самец и самка чакраваки очень любят друг друга, но вынуждены расставаться с наступлением темноты до утра и всю ночь жалобно зовут друг друга.

448

Счастливы будут узнать, что лук переломлен тобою… — Рама, сгибая лук Шивы, сломал его.

Тукарам [449]

Перевод В. Микушевича

Ответ святым, спросившим Тукарама, как удалось ему порвать узы мирской жизни

Шудрой [450] родился я, вел я торговлю; Бог этот наш [451] , родовой, наш семейный. Сам о себе говорить я не стал бы, Мне говорить приказали святые [452] . Беды мирские меня сокрушили, Мать и отца схоронил я в печали И разорился в голодное время, Собственных жен прокормить неспособный: Отнял одну из них пагубный голод. Жизнь моя горькая: стыд и убыток. Рухнул мой храм [453] , и тогда я подумал: «Незачем скорбное сердце неволить». И попытался я спеть восхваленье, Но промолчало усталое сердце; Только потом помогли мне святые, Веру желанную мне даровали; Вторить я стал песнопеньям священным, И подпевало мне чистое сердце. Ноги святым омывал я смиренно, И не печалился, и не стыдился, Делал добро, если мне удавалось, Наперекор истомленному телу; Больше не слушал друзей и соседей, Возненавидев житейскую мудрость; Больше не путал я правду и кривду, Мненью мирскому внимать отказался, Только святому наставнику верил, Только на Бога в душе уповал я; И посетило меня вдохновенье, След в моем сердце оставил Витхоба. Горе! Стихи мне писать запретили, И сочиненья свои утопил я, [454] Сел перед храмом, как заимодавец, [455] Так что Нараяна [456] сжалился вскоре. Долго рассказывать: кончу на этом. Этого тоже довольно покуда. Ведомо мне, что со мною случилось, Ведомо Богу, что будет со мною. Благочестивых Нараяна помнит; Милостив Бог, — это все, что я знаю. Тука сказал: «Все мое достоянье В том, что сказал всеблагой Пандуранга [457] ».

449

Тукарам— Каждое лето, в самом начале сезона дождей, тысячи паломников со всех уголков Махараштры, распевая «абханги» [Абханг буквально значит «непрерывный». В этой поэтической форме может быть до ста строк.] (гимны) поэтов-бхактов, направляются в Пандхрапур, священный город на реке Бхиме. Здесь находится храм Витхобы, удивительного божества, встречающего своих адептов в необычайной позе — стоя, облокотив обе руки на бедра. Происхождение Витхобы загадочно. Чаще всего его отождествляют с Вишну-Кришной или рассматривают как пастушеское божество местного происхождения, а этимология слова Витхоба (или Виттхал) уводит к дравидийскому языку каннада. Поклонение Витхобе — специфика Махараштры и маратхов, последователей секты варкари. Мировоззрение варкари мало чем отличается от мировоззрения других индусских сект вишнуитского толка.

Один из крупнейших поэтов-бхактов Махараштры — Тукарам. Жил он, очевидно, в первой половине XVII века, но никаких достоверных сведений о нем нет. Согласно преданию, Тукарам был шудрой, сыном мелкого торговца. Во время страшного голода умерли родители Тукарама и одна из его жен, а сам он разорился. В результате духовного потрясения Тукарам стал бхактом Витхобы и остальную часть жизни посвятил восхвалению его в стихах.

Произведения Тукарама переводились на западноевропейские языки. Русские переводы (в основу которых положены различные индийские издания) публикуются впервые.

450

Шудры — низший социальный слой, обслуживавший прочих.

451

Бог этот наш …—То есть Витхоба.

452

Святые— варкари (см. выше). Можно предположить, что этот абханг был пропет во время одного из паломничеств.

453

Рухнул мой храм… — Согласно легенде, Тукарам на последние сбережения, вопреки воле своей жены и не обращая внимания на голодных детей, выстроил храм Витхобы.

454

…Стихи мне писать запретили. // И сочиненья свои утопил я… — Согласно легенде, брахман Рамешвар Бхатт убедил власти запретить Тукараму сочинять стихи, так как, будучи шудрой, Тукарам якобы осквернял тем самым индусские святыни. Повинуясь приказу, Тукарам утопил все свои рукописи в реке.

455

Сел перед храмом, как заимодавец… — В Индии существовала такая форма требования кредитором долга у должника, при которой кредитор садился у дома должника и не уходил, пока тот не отдавал долг. Подобным же образом Тукарам сел перед храмом, уповая на милосердие бога.

456

Нараяна— одно из имен Вишну.

457

Пандуранга— видимо, одно из имен Витхобы.

* * *

Господи! Как хорошо разориться! Благословенно голодное время: Я разорился, и к Богу воззвал я, Ибо мирское теперь мне отвратно. Как хорошо мне с женою сварливой! Как хорошо мне терпеть поношенье! Как хорошо, когда люди глумятся! Как хорошо потерять мне скотину! Как хорошо не стыдиться соседей! Господи! Как хорошо мне с тобою! Храм хорошо было строить мне, Боже: Мог я не слушать голодных детишек. Тука сказал: «Хорошо мне поститься, В срок постоянно молитвы читая!»

* * *

Всех приветствую и вся, Этот стих произнося. Ты, Нараяна, со мной; Бог со мною, как родной, Почитатель вечных вед, Всем я брат и всем сосед. Тука молвил: «С Богом я. Что друзья мне, что семья!»

* * *

Как Тебе, Господи, служат, не знаю, [458] В богослужении смысла не вижу; Даже вода — это Ты, Вездесущий, Кроме Тебя, мне пожертвовать нечем. В каждом цветке узнаю Тебя, Боже, И у меня опускаются руки. Рис нам даруешь, даруешь нам бетель, Не угощать же Тебя мне Тобою! Всем драгоценностям Ты драгоценность, И не бывает богатства другого. Ты песнопенье, и слушатель Ты же. Негде плясать нам — Нараяна всюду. Тука вещает: «Я весь Твое имя, Рама, Нараяна, свет и светильник».

458

«Как Тебе, Господи, служат, не знаю…» — В этом абханге перечисляются все аксессуары индусского богослужения.

Тукарам не гордится своим поэтическим дарованием

Что это вдруг на меня накатило? Криво ли, прямо ли — Богу виднее. Переплетенье стихов не отсюда, Милостью Божьей наитие Божье. Тука сказал: «Я в стихах не искусен. Так что за них отвечает Гопала [459] ».

Ответ Рамешвару Бхатту [460] на его просьбу о прощении

Враг превращается в лучшего друга, Тигры ласкаются, змеи не жалят; Яд — исцеленье, в несчастии счастье; Даже само преступление — подвиг, Даже в печали великая радость, В пламени жгучем благая прохлада. [461] Всеми владеет единое чувство, И не любить невозможно друг друга. Тука сказал: «Несказанное знанье — Милость Нараяны в этом рожденье».

459

Гопала(«Пастух») — одно из имен Кришны и Вишну.

460

Рамешвар Бхатт —См. выше. Через некоторое время Рамешвар Бхатт раскаялся в содеянном и извинился перед Тукарамом.

461

В пламени жгучем благая прохлада. —После наговора на Тукарама тело Рамешвара Бхатта покрылось волдырями. Ему казалось, что огонь сжигает его тело. Ответ Тукарама, простившего его, принес облегчение, и язвы зажили.

* * *

Кто не верит мудрым словесам, Да еще порочит Бога сам, Не желает сам себе добра. Уши? Нет, крысиная нора! Амриты не пить — великий грех, И к тому же пагубный для всех. «Полоумный, — Тука говорит,— Зло по недомыслию творит».

* * *

Все понимаю, во всем разобрался: [462] Только слывешь ты могучим. Имя твое оказалось бессильным, [463] Так что тебя разлюбил я. В собственной скверне погряз я, Сам себя мучаю, грешный. Тука сказал: «Погибаю, Значит, бессилен Витхоба».

462

«Все понимаю, во всем разобрался…» — Этот и следующий абханг принадлежат к циклу стихотворений, написанных Тукарамом в период временного разочарования в избранном пути. Согласно индийским представлениям, бхакту должно явиться видение почитаемого им божества, но, несмотря на все старания и молитвы, Витхоба не являлся Тукараму. Поэт впал в отчаяние, гнев ослепил его, и он начал богохульствовать. Но это было лишь временное помрачение, подобно тому как ночная тьма предшествует восходу солнца. Вскоре Тукарам удостоился лицезрения Витхобы.

463

Имя твое оказалось бессильным… — Бхакты считают, что имя бога обладает неограниченной силой и может подчинять своему влиянию даже само божество.

* * *

Мне надоело с тобою водиться; Ты, наконец, надоел мне, Витхоба. Нищий, ты слуг своих делаешь тоже Нищими, чтобы весь мир насмехался. Ты безобразный, и ты безымянный; Всех нас ты хочешь себе уподобить. Тука сказал: «Ты дотла разорился И разоряешь меня напоследок».

* * *

Факелы, зонтики, кони, — [464] Это страшнее погони. Всякий почет как ярмо, Слава — свинячье дерьмо. Уединенье дороже. Смилуйся, Господи Боже! Тука зовет: «Помоги! Видишь, грозят мне враги!»

464

«Факелы, зонтики, кони…» — Этот и следующий абханг принадлежат к большому циклу абхангов о том, как Тукарам ответил на приглашение Шиваджи приехать к его двору. Шиваджи (1627–1680) — основатель маратхской державы, вождь маратхов в борьбе против империи Великих Моголов. Согласно легенде, Шиваджи, наслышанный о добродетелях Тукарама, захотел его увидеть и послал ему письмо-приглашение в сопровождении слуг и богатых даров. Тукарам отказался все это принять. Он отказался и от визита к Шиваджи, заявив, что это лишь отвлечет его от служения богу. Восхищенный Шиваджи сам отправился к нему.

* * *

Ради чего мне пускаться в дорогу? Чтобы покой потерять, уставая? Проголодаюсь — прошу подаянья. Нет одеяния лучше лохмотьев; Лучшее ложе, по-моему, камень, Лучший покров — беспредельное небо. Что во дворце ты прикажешь мне делать? Жизнь пропадает в желании тщетном, А во дворце суета и тщеславье, Там не найдешь ни покоя, ни мира. Только богатого там почитают, Смотрят с презреньем на простолюдина. Стоит мне только увидеть вельможу, Кажется, смерть я поблизости вижу. Тот, кто печаль разделяет со мною, Господу вместе со мной угождает. Знанием дивным с тобой поделюсь я: Нищий блаженнее всех властелинов. Повиноваться желаниям — низость, Лишь созерцатель вполне благороден. Тука сказал: «Прославляют богатых, А между тем только праведный счастлив».

Рампрошад [465]

Перевод А. Шараповой

* * *

В воплощенье искал я оплота; в него моя вера была. Я забыл: воплощеньям не будет числа. Полюбив нарисованный лотос, ошиблась пчела. Мать давала мне нима, но сахаром ним нарекла. Ма! Я сладости жаждал, но горечь мне горло сожгла. Поиграем, сказала, — и в мир, обманув, привела. Рампрошад говорит: «Игра была и прошла». Вечер. Жду одного: чтобы сына ты в дом унесла.

465

Рампрошаджил в XVIII веке, в Бенгалии, когда в ней уже начала утверждаться власть англичан. Однако достоверных сведений о поэте почти нет. Он был бхактом (поклонником) богини Кали. Традиция приписывает ему множество стихотворений-песен, посвященных этой богине. Песни Рампрошада пользуются в Бенгалии большой популярностью, но сколько-нибудь критического их издания не существует. В основу первых переводов из Рампрошада на русский язык положено популярное индийское издание, а также прозаические английские переводы Э. Томпсона (Е. J. Thompson. Bengali Religious Lyrics. Sakta. Calcutta, 1923). Нумерация переводов принадлежит составителю. Подстрочные переводы — В. Коровина.

* * *

Мать! Завершилась моя игра. Слишком долго играл я; теперь завершилась игра. Я пыль земную глотал, играя с утра. Ныне же, дочь Гималайя, моя оболочка стара. Страшно мне: знаю, настала моя пора. В детстве далеком моя началась игра. Потом на забавы с женой променял я познанье добра. Не в молитвах — в забавах прошли вечера. Рампрошад говорит: «Всесильна ты, Ма, и мудра. В освобождения воды швырни мою душу с одра».