Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Коллектив авторов

* * *

Не назову тебя матерью, нет. Слишком много с тобою познал я бед. Буйноволосая, песней твоей влеком, Я стал саньяси [466] , бросил родимый дом. Что ты еще скрываешь в сердце твоем? От дома к дому буду один скитаться, Ночлег вымаливать, подаяньем питаться — И не приду в твои объятия, нет! Ма, я зову тебя столько дней — Что ж ты не внемлешь мольбе моей? Видно, открыть не хочешь ни глаз, ни ушей. Много ли пользы было, что мать живая, Если сын при матери жил, страдая? Какая же это мать? Все равно что нет. О, объясни: разве истина в том, Что родившая сына становится сыну врагом? Рампрошад вопрошает: «Кали [467] , Какие еще меня ждут печали? Неужели же вечно являться мне в муках на свет?»

466

Саньяси—

бродячий аскет, подвижник.

467

Кали(«Черная») — одна из ипостасей Умы, супруги Шивы.

* * *

Восторгаюсь тобою, танцующей танец войны. Вечен танец твой, мать, и волосы ветром полны… На груди у Шивы танец нагой жены. [468] Бусы из мертвых голов — это твои сыны. Поясом мертвых рук бедра оплетены. Серьги в ушах — младенцы умерщвлены. Зубы светлее кунды, губы твои нежны. Кали светла, как лотос: лицо белей белизны, А ноги в крови. Ты — туча в лучах луны. Рампрошад говорит: «Все чувства тобой пьяны. Чудной такой красоты видеть глаза не должны».

468

На груди у Шивы танец нагой жены… — Богиня Кали часто изображается танцующей на распростертом теле Шивы.

* * *

Разум мой, почему ты волненьем объят? Кали назвав однократно, уйди в размышленья стократ. Пусть другие для всех, напоказ, ее чтят. Ты же втайне молись, чтоб ничей не настиг тебя взгляд. Пусть ее изваянья из глины, металла и камня стоят — Ты же на лотосе сердца рисуй ее образ — да будет он свят. Пусть другие готовят бананы и рис, исполняя обряд,— Ты же нектар исторгни из сердца — напиток для высших услад. Пусть другие подарят ей пламя свечей и лампад — Ты же факелы духа зажги — негасимо они днем и ночью горят. Пусть на закланье другие приводят волов и ягнят — Ты же врагами шестью ей пожертвуй [469] , венчая обряд. Рампрошад говорит: «Пусть при имени Кали кругом барабаны гремят — Ты же хлопни в ладоши, и жертвой богине твой ум и душа предстоят».

469

Ты же врагами шестью ей пожертвуй… — Имеются в виду шесть «пороков»: страсть, гнев, алчность, невежество, гордыня, зависть. С этим стихотворением Рампрошада ср. стихи Лал-дэд и Кабира.

Мир Таки Мир [470]

Перевод В. Микушевича

* * *

Кто смеет нынче разрешать и налагать запрет? Открой ты сердце хоть на миг и слушай мой завет! Молитву набожный прервал, покинул коврик свой, Завидев тесный твой наряд, который мной воспет. Столица сердца моего дотла разорена. [471] Дотла разрушен каждый дом и каждый минарет. Игру безжалостной любви доколе созерцать? Кровь заливает мне лицо, за горем горе вслед. Но разорение мое сулит усладу мне: Вслед за ночною темнотой идет седой рассвет. [472] За годом год я тосковал, томился целый век, Изведал сердцем столько мук и столько разных бед! Сдирают кожу с одного, других ведут на казнь. Кто разгласил свою любовь, тому спасенья нет. И праведник не устоит при виде облаков. Увидев облака, греши! Не жди других примет! Зачем тебя в последний миг увидеть мне дано? Увидев красоту твою, не спасся Мир-поэт.

470

Мир Таки Мир (ок. 1722–1810 гг.) — выдающийся поэт урду XVIII века. Поэтические переводы его стихотворений на европейский язык публикуются впервые. Использовано издание: D. J. Matthеws, С. Shackle. An Anthology of Classical Urdu Love Lyrics. Delhi — Oxford, 1972.

471

Столица сердца моего дотла разорена. —Имеется в виду Дели, столица империи Великих Моголов. Поэт был свидетелем страшных разорений Дели иноземными завоевателями в XVIII в. На языке урду слова «Дели» (Дилли) и «сердце» (диль) созвучны.

472

Вслед за ночною темнотой идет седой рассвет. — Жизнь сравнивается с ночью, смерть — с рассветом.

* * *

Свой коврик, шейх, отдай в заклад, вину хмельному честь воздай! Святыне сладостной своей ты по-иному честь воздай! Как раз для пьяниц коврик твой, не годный больше никуда. Пониже кубку поклонись и всеблагому честь воздай! Вином одежду запятнай! Пускай тебя клянет народ! Себя не бойся уронить! Ступай, Содому честь воздай! Былую славу расточи, былых заслуг не береги! Своекорыстному служи! Греху святому честь воздай! Ты виночерпию молись, расправив слабые крыла! Благословенному вину по-молодому честь воздай! Когда вместить не можешь ты всех этих пламенных щедрот, Вина другому поднеси, с ним дорогому честь воздай! Когда кувшин перед тобой, ты перед ним смиренно встань, Ты перед пьяным преклонись, юнцу шальному честь воздай! Когда играет музыкант, ему одежду подари! Где музыка, там вечный хмель: добру двойному честь воздай! Не нужно холода теперь! Ты перед розою склонись! Дневному пылкому теплу, певцу ночному честь воздай! Как

чаша, роза над ручьем. Хмельную чашу подними! Ты добродетель долго чтил, теперь дурному честь воздай! Довольно дервишей с тебя, не для тебя теперь мечеть. Нет, лучше в солнечном саду цветку любому честь воздай! Довольно слушать этот бред! Очнитесь: на исходе ночь. Поэт почтенный, отдохни! Родному дому честь воздай!

* * *

Прошу прощения, друзья! Что делать! Виноват, я пьян. Не наливайте мне вина, и так среди услад я пьян. Не наполняйте чашу мне, но если мой придет черед, Позвольте все-таки глотнуть! Пригубить буду рад — я пьян. Такого пьяницу, как я, не возбраняется ругать. Я сам не свой среди друзей, болтаю невпопад — я пьян. Держите крепче вы меня, как чашу держат на пиру. Идти вы можете со мной вперед или назад — я пьян. Но презирать меня грешно, смотреть не нужно свысока. Я сам покаюсь во хмелю, плетусь я наугад — я пьян! По крайней мере, целый час продлится в пятницу намаз. Так подождите вы меня! Ваш непутевый брат, я пьян. Я тоньше всякого стекла. Я хрупкий кубок, я поэт, И надо вам беречь меня. Не человек, я клад, я пьян!

* * *

Другого такого поэта, как я, поверь, мудрено повстречать. Внимая моим необычным стихам, нельзя головой не качать. Тому, кто в раздумьях весь век не провел, подобных словес не дано. Чужую премудрость умей изучать. Попробуй, прилежный, начать! Когда преисполнишься ты правоты, насыщенный правдой людской, В тебе запылает великая скорбь, сам будешь ты свет излучать. По улицам ты побредешь городским, стихом обожженный моим, И розы, как жаркие угли в ночи, достойным ты будешь вручать.

* * *

Как отшельник, во мрак облачаюсь я, И со смертью моею встречаюсь я; Прахом воду живую засыпал я: С бедной жизнью моей разлучаюсь я.

* * *

Говорю себе: «Друг, ты в отчаянье. Хоть возрадуйся вдруг — ты в отчаянье! Не найти драгоценной жемчужины. Это страшный недуг — ты в отчаянье!»

* * *

Шейха здесь громогласного видел я, И пропойцу несчастного видел я. Там, вдали, где безмолвие вечное, Край покоя бесстрастного видел я.

* * *

Жизнь мою задушил я печалями, Кровь мою иссушил я печалями; Кратковременный век человеческий На земле завершил я печалями.

Мирза Галиб [473]

Перевод Веры Потаповой

* * *

По воле судьбы предо мною любовь не открыла чела. Продлись моя жизнь хоть немного — она б ожиданьем была. Я сразу бы умер от счастья, поверив тебе хоть на миг. Но жил я твоим обещаньем, считая, что ты солгала. По нежному облику можно о хрупкости клятвы судить: Тобою разбитая клятва была не прочнее стекла. «Скажи, где стрела, — меня спросят, — пронзившая сердце твое?» Не знал бы я сладостной боли, когда бы навылет прошла. Советчиков уйму отныне обрел я в друзьях — и не рад. Найдись утешитель, целитель — была бы мне дружба мила. Я умер, осмеянный всеми. Уж лучше бы мне утонуть: Ни гроба тебе, ни могилы… Лишь камни речного русла. От мук не избавиться сердцу. Отрину страданья любви — Что толку? Житейские муки сожгут мое сердце дотла. Ночные терзанья избрать мне иль смерти единый приход? В сравненье с мучительной ночью кончина не столь тяжела. О, если бы искра страданья прожгла вековую скалу! Из каменных жил непрестанно сочилась бы кровь и текла. Единство не знает подобья. Творца лицезреть не дано. На двойственность нет и намека, не то было б их без числа! Ты, верно, попал бы в святые, о Галиб, суфизма знаток! Тебя лишь приверженность к пьянству от почести этой спасла.

473

Мирза Галиб(Мирза Асадулла Хан Галиб; 1797–1869) [Галиб — поэтическое имя («тахаллус»). Поэт пользовался также тахаллусом «Асад».] признан крупнейшим поэтом из всех когда-либо писавших на языке урду. Переводы и комментарии публикуются по книге: Мирза Галиб. Лирика. М., 1969.

* * *

Я — умерших от жажды сухие уста. Я — паломников скорби святые места. Я — обманутое, нелюдимое сердце, Что разбила любовь, предала красота.

* * *

От обузы кокетства свободна теперь красота. У тиранов моих — ни забот, ни тревог после смерти моей. Красоваться моим чаровницам зачем? Перед кем? И откуда возьмется достойный знаток после смерти моей? Прозябает в безделье теперь обольщения дар. Оттого и сурьмой этот взор пренебрег после смерти моей. Распростится с безумством любовь. Будешь цел-невредим, Называемый воротом ткани клочок, после смерти моей. Виночерпий разносит любви роковое вино. Кто захочет напитка, валящего с ног, после смерти моей? Умираю с тоски, не найдя на земле никого, Кто любви постоянство оплакать бы мог после смерти моей. Друг мой, Галиб, меня удручает сиротство любви: Где отыщет приют этот бедствий поток после смерти моей?