Клеопатра и Цезарь. Подозрения жены, или Обманутая красавица
Шрифт:
– Последняя египетская царица, последняя из рода Птолемеев.
– Как? Но у меня есть дети! Этого не может быть! Я же столько лет боролась с неудачами и роком! И это ваша благодарность?
– Есть древний закон, который никогда и никем не будет нарушен.
– Какой?
– Последний царь держит ответ за всех предыдущих царей. Так было и так будет.
Я гневно топаю ногами, злые слезы наворачиваются на глаза.
– Ты хочешь сказать, что злой рок, нависший надо мной, который превращал
– Да, несчастная женщина. Потому что зло порождает зло.
Я бросаюсь к его золотому трону, падаю на колени.
– Как? Как все исправить?
– Ты уже ничего не исправишь, – отвечает за Осириса Ра.
Я вскакиваю на ноги, поворачиваюсь к Ра, хватаю его за плечи.
– Но ведь что-то можно сделать? Я не хочу погибать! Я не хочу гибели своих детей! Моей страны!
– «Я», «мое», – горько передразнивает меня Гор. – О чем с ней говорить? Она и слов-то других не знает.
Мои глаза гневно сверкают. Я смотрю на Тота, в чьих руках злополучный папирус, на Аммат, довольно разевающую пасть. Мое имя не впишут в папирус и люди забудут обо мне. Я отправлюсь в преисподнюю, где буду пребывать в муках и страданиях. Я погубила будущее своих детей и своей страны. Но ведь если я здесь, в Зале Двух Истин, значит, еще можно что-то исправить! От напряжения, отчаяния, обреченности и горя, обрушившихся на меня, я на мгновение закрываю глаза.
…Кто-то берет меня за руку. Я открываю глаза и удивленно осматриваюсь. Меня окутывают тьма и звезды.
– Я люблю эту тишину, – ласково говорит женщина необыкновенной красоты.
Я с завистью рассматриваю ее. Гордое открытое лицо, брови вразлет, прямой нос, красивые чувственные губы, волевой подбородок.
– Кто ты? – восхищенно спрашиваю я.
– Нефертити, что означает «Прекраснейшая из женщин».
Я пораженно смотрю на проклятую царицу.
– Что ты здесь делаешь?
– Живу.
Я невольно оглядываюсь на беломраморный дворец. Нефертити грустно улыбается.
– Они даже не впустили меня в Зал Двух Истин, – в ее голосе слышится давняя боль и отчаяние.
– Почему?
– Я обидела их.
– Чем? Я только что неподобающим образом разговаривала с ними: нагло и вызывающе. И они выдержали меня.
Нефертити улыбается мне, как глупому и непонимающему ребенку.
– Я сказала нашему народу, что их нет.
– А что тогда есть? – удивленно спрашиваю я, уже вспомнив рассказ Нефтиды о проклятой царице и прекрасно зная, что все боги Кемета находятся сейчас в беломраморном дворце.
– Единственный бог всего сущего – Атон.
– Солнце?
– Да.
– И что народ?
– Не поверил мне.
– А Тот вписал твое имя в папирус?
– Не знаю.
– И только поэтому тебя не впускают в Зал Двух Истин?
– Не только. Я погубила страну, ввергла народ в нищету и хаос, из-за меня пострадали и стали несчастными тысячи людей.
Я невольно прячу глаза. Как же похожи наши судьбы! Неужели и меня после смерти назовут проклятой? Не хочу! Мне становится холодно. Я оглядываюсь вокруг. Здесь вечная ночь и одиночество. Страшное наказание…
– Как ты живешь здесь?
Нефертити смотрит в черную даль. Ее глаза печальны, а уголки губ дрожат. Как же она скучает по Нилу и солнцу!
– Когда все пройдено, самое страшное становится легким и простым.
Я отпускаю ее руку и возвращаюсь в беломраморный дворец. В Зале Двух Истин стоит тишина. Боги ждут. Я подхожу к золотому трону Осириса. Мы долго смотрим друг на друга. Человек и бог, женщина и мужчина. Горькое раскаяние за содеянное зло и совершенные преступления овладевают моей душой. Чаши весов начинают колебаться. Но я никогда не буду в Полях Камыша – рай не для таких, как я. Вся моя семья пребывает в преисподней, потому что никто из нас не сумел пресечь зло. А ведь каждый из нас слышал в детстве старую египетскую сказку о том, как зло можно победить добром.
Я плачу. Но в этот момент мне жалко не себя, а те возможности, которые были у меня для исправления ошибок и которые я упустила.
Ко мне подходит Исида.
– Смотри, твое сердце и перо Маат уравновесились.
Я улыбаюсь сквозь слезы.
– Но я все равно не могу произнести древнее заклинание, чтобы попасть в Поля Камышей?
– Не можешь, – грустно отвечает Исида. – Но Тот впишет твое имя в папирус. Свою жизнь ты прожила не зря.
На душе у меня горько и тоскливо.
– По крайне мере, в преисподней ты встретишь много знакомых лиц, – пытается шутить Гор.
Я киваю головой. Что верно, то верно.
– Осирис, – обращается Исида к своему мужу, – позволь ей напоследок увидеть любимого! Ведь им есть что сказать друг другу!
Я вздрагиваю. Неужели… Неужели мне позволят? Милая, добрая Исида, только она и понимает, каково это – хоронить любимого и жить без него. Слезы застилают мне глаза. Но я вижу, чувствую, он здесь… рядом…
Цезарь крепко обнимает меня.
– Здравствуй, родная.
Я отстраняюсь и заглядываю ему в глаза. Этот вопрос… Этот страшный вопрос мучает и терзает меня долгие годы.
Цезарь улыбается – мягко, ласково.
– Ты злишься на меня? – спрашивает он.
Я киваю головой.
Он опять обнимает меня.
– Эх, любимая, без меня ты не смогла бы удержать Римскую империю, не женское это дело.
– Почему? Я же правлю Египтом!
– И в итоге его погубила.