Клеопатра и Цезарь. Подозрения жены, или Обманутая красавица
Шрифт:
– На его месте я построю римский город Никополь. Уверен, он превзойдет Александрию.
Эвфроний грустно усмехнулся. Какое незавидное будущее их всех ждет.
– Вы со мной так откровенны, потому что желаете, чтобы я все рассказал царице?
– И это тоже, – Октавиан согласно кивнул.
– А если я не расскажу?
– Твое право. В любом случае я ничего против тебя не имею.
Предложение Октавиана повергло Клеопатру в безнадежное отчаяние. В тот момент она еще не была готова к убийству отца своих детей. У нее не было полководца, который мог бы возглавить остатки армии и дать решающее сражение Октавиану. У нее не
Именно в эти дни, чтобы не сойти с ума от ожидания развязки и жестокой реальности, Клеопатра вновь начала устраивать пиршества. Они проводились во дворце и участвовать в них могли только самые приближенные лица. Царица даже дала всему этому название – «Союз смертников». Разумеется, никто из придворных и не думал ради царицы отдавать свою жизнь, но вот напоследок – все уже понимали, что дни Клеопатры сочтены и вскоре вместо нее будет другой царь, ставленник Октавиана – поживиться царскими подарками хотелось каждому. Ко всем этим увеселениям примкнул и Антоний. И, быть может, перед лицом надвигающейся беды и неминуемой гибели Антоний и Клеопатра вновь сблизились. Как и в лучшие времена, они плясали, пили, шатались по тавернам. Клеопатра заставляла именовать себя мессией нового порядка, а Антоний – властелином Восточной Римской империи. Они вели себя так, будто ничего не случилось. А чтобы пиршествам придать пикантность и остроту, Клеопатра приказала каждый вечер подавать яд, который испытывала на собаках и кошках. В глубине души царица понимала, что Октавиан не оставит ее в живых. К тому же птолемеевская гордыня не позволила бы ей умереть от руки ненавистного чужеземца, противного римлянина. Оставался только один путь: принять смерть, выпив яд.
Когда пир заканчивался и Клеопатра уходила к себе, она горько и надрывно рыдала, не веря в то, что все это происходит именно с ней и что жить ей осталось совсем недолго. Как же она умудрилась так глупо попасть в такую ужасную переделку? И как невыносимо знать, что вскоре ее сердце перестанет биться, а Октавиан будет жить и здравствовать. Как страшно думать о том, что из-за нее на славный и могущественный род Птолемеев падут позор и презрение. Иногда, когда вечера она проводила с детьми, на душе становилось спокойней, впрочем, такое редко случалось. Ей не хотелось, чтобы дети запомнили ее поверженной и сломленной.
Когда Октавиан взял Пелусий, конец стал очевиден. Пелусий был последним форпостом Александрии. Именно падение Пелусия повлекло за собой поражение и смерть Береники. Именно под стенами этого города она сама намеревалась дать решающее сражение Потину и Арсиное. И вот теперь Пелусий пал, чтобы поставить точку в Птолемеевской династии.
– Что с тобой? Ты куда? – спросила царица Антония, не веря в то, что видит его в военных доспехах и с мечом в руке.
– Драться с Октавианом! – задорно отвечал Антоний.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Лучше, чем когда-либо!
– Это заметно, – Клеопатра тяжело вздохнула. – Удачи тебе, славный воин!
– Ты смеешься?
– Нет, – царица покачала головой. – Если ты действительно сегодня одолеешь Октавиана, я буду самой счастливой женщиной на свете.
Антоний поцеловал ее в щеку. Его глаза радостно блестели, он будто помолодел.
– Я чувствую удачу!
Флот Октавиана находился недалеко от Александрийского маяка, а легионеры заняли позицию между ипподромом и городскими стенами.
Первого числа месяца августа Октавиан одержал удивительную победу, не потеряв ни одного солдата. Конница и пехота Антония, завидев знамена Октавиана, тут же сдались. А флот, выйдя в море, поднял весла вверх, что также означало покорность победителю. Антоний долго метался среди солдат, призывая их в атаку, но все было тщетно. Его принесли во дворец в беспамятстве, поверженного и отчаявшегося.
– Я так и думала, – тихо прошептала Клеопатра, сидя в кресле и держа Аполлодора за руку. – Я так и думала.
– И что теперь? – грустно спросил советник, еще крепче сжав руку Клеопатры в своей.
Тяжело вздохнув, она с усилием произнесла:
– Объяви, что Марк Антоний, бывший римский консул и властелин восточной части Римской империи, больше не является моим мужем. И… пусть убирается восвояси.
– Октавиан прислал тебе письмо.
– Что в нем?
– Он предлагает тебе убить Антония, после чего ему будет легче проявить благосклонность к твоей судьбе.
– Насколько легче?
– Не уточняет.
– Тогда о чем с ним говорить?
– И все же Антоний может тебе еще пригодиться. Октавиан неспроста хочет его смерти.
– Ты прав. Я скажу Диомеду, чтобы он привел его в мой мавзолей.
– Ты решила там укрыться? Не лучше ли во дворце? Как и подобает царям?
– Во дворце он может убить меня в любой момент. Я не доверяю больше своей страже. А в мавзолей ему не проникнуть.
Прижавшись к Аполлодору, царица в сердцах прошептала:
– Как хорошо, что его успели достроить.
Стены мавзолея были сложены из больших квадратных плит темно-серого гранита. Широкий фасад, с массивными воротами, увенчанными крылатым солнечным диском производил внушительное впечатление. По обе стороны диска в сводчатых нишах возвышались статуи Клеопатры и Антония, а над карнизом – медные фигуры любви и смерти, славы и безмолвия. Массивная медная дверь устояла бы перед любым осадным тараном. По ее бокам возвышались сфинксы из темно-зеленого диорита. Величие и роскошь должны были стать вечным приютом для двух владык, решившихся изменить мир, в котором народы жили бы в согласии, Запад и Восток – в единении, а династия Птолемеев стала бы господствующей династией нового порядка.
С собой в мавзолей Клеопатра взяла Хармион и Ираду, лекарь Олимпа должен был доставлять сведения и еду и всегда наготове держать яд, Аполлодор отвечал за жизнь детей. Запершись в мавзолее, царица принялась ждать переговорщиков от Октавиана. Вечером в массивную дверь мавзолея постучали. Думая, что это люди Октавиана и уже продумывая свои требования, Клеопатра выглянула из окна. Однако внизу стоял Диомед, а у его ног лежал…
– Кто это, Диомед?
– Божественная, это Антоний! Он пытался покончить с собой.