Клетка. Грудная клетка
Шрифт:
====== Руки прочь.(с) ======
Тьма поглощала, душила... Тьфу, что я несу? Наверное, просто свихнулась тут за это время. Мне казалось, прошла целая вечность, но я понимала остатками мозгов, что это не так. Ведь когда чего-то ждешь, минуты тянутся как часы. А я ждала. Ждала освобождения. Ну да, а ещё ждала свежего воздуха, еды, воды и увидеть-кто-эти-суки-и-что-я-им-сделала. Вернее, не я, а Вика. Зачем Стальцеву нужно её убивать? Он ебанат и козел, но не настолько же, чтобы отправить человека на верную смерть. Или настолько?
От нечего делать – когда кожа на костяшках пальцев уже была содрана до крови –
Тишина настолько ощутима, что, кажется, протяни руку – и ты сможешь коснуться её. Меня стали посещать странные мысли. Не связанные с произошедшим. Я не писательница и не философ, но эти мысли, они слишком...поэтичные...для меня. Я лежу на кровати, которая наверняка сделана из жесткого камня, и отсчитываю секунды до того момента, когда всё это закончится. Желудок болезненно урчит – я ничего не ела со вчерашнего обеда. Голод остается пока единственной причиной, почему я не могу уснуть. Кто-то заходит в соседнюю комнату, этот скрип несет за собой холод от сквозняка, и я неприятно дергаюсь, пытаясь согреться. Ледяной воздух...как будто меня выгнали сейчас на улицу...он пахнет безысходностью. А ещё хлебом. Я зажмуриваюсь, не давая себе заплакать от отчаяния.
Меня должны спасти. Вот сейчас. Пожалуйста-спасите-прошу. Мозг перепробовал все варианты, но я не могу быть уверенной, что хоть одна из теорий была верной о том, почему Вика должна быть здесь. Почему Артем хочет смерти. Почему вместо неё здесь я? Из-за моей глупости...из-за её глупости. Она ведь теперь знает правду, расскажет Андрею правду, и они придут за мной. Только куда придут? Свой мобильный я отдала Волди, потому что у неё в джинсах были карманы, да и с телефоном таскаться неудобно. И в голову даже не сразу приходит мысль о том, что надо бы позвонить в милицию, если бы телефон сейчас был у меня. Нет-нет, я придумываю, какую бы я слушала музыку, изнывая от холода и голода здесь. А ещё меня мучает жажда.
Ровно через шесть часов и тридцать семь минут после того, как я начала отсчет, раздается стук в дверь. Воздух превращается в пудинг, который можно резать ножом. Вязкая, густая тишина крадется по полу. И я словно ступаю вслед за тишиной, и медленно поднимаю голову с кушетки, упираясь ладонями назад. Смешно и слишком глупо говорить: “Войдите!”, да и не собираюсь так позорить свое положение. Стук повторяется, настойчивее, требовательнее, вызывающе прося дать ответ. Я встаю с постели и иду к двери. Идиотская усмешка каверзно застывает на губах, когда я делаю вид, что собираюсь впустить наглеца. Надеюсь, ты принес мне воды.
– Да, Стальцев говорил, что ты не обучена манерам, – хрипловатым голосом говорит входящий, – но не настолько же.
Я не успела открыть дверь, которая, как оказалось, была вовсе не заперта. Или он нарочно хотел поиздеваться? Издеваться он может как угодно, но только пусть заткнется. Его голос напоминает мне Андрея. Андрея-черт-где-тебя-носит.
–
– Я принес тебе еды, – он протягивает перед собой собачью миску с сгоревшей отбивной и склеенными комочками гречневой каши.
Я мотаю головой и отступаю назад, но эта вонь...это смрад...гораздо более мерзкий, чем вонь горелого мяса...забирается в нос. Я отворачиваюсь в отвращении. Это просто плохой сон, мне всё это снится.
– Ешь, сука! – он ставит миску около двери и проходит вперед.
– Кто вы? – страх овладел мной и говорит вместо меня.
– Я тот, кого ты обязана слушаться. Если хочешь, можешь называть меня Хозяин.
– Пошел вон, – выплевываю я, прежде чем подумать о сказанном.
Он делает два больших шага и оказывается рядом. Я с трудом разлепляю тяжелые веки, налитые свинцом. Всего два слова, а я уже чувствую себя невероятно уставшей.
– Что ты сказала? Повтори, – рычит он.
Милый оскал и тонкие губы. Его можно было назвать красивым, если бы не шрам через щеку. Лицо небрежным пятном мелькает перед глазами, а ладони подталкивают к стене, вжимаясь в бедра с силой. Пьяное дыхание вызывает отвращение, и тошнота выходит на передний план, обгоняя возмущение.
– И что вам от меня надо? Что вам сказал Артем? – я стараюсь казаться непоколебимой.
Стена слишком холодная и тяжелая, это словно она наваливается на меня, словно она прижимает его ко мне. Воображение рисует этого человека беспощадным. Его глаза, словно подведенные чернилами, должны быть цвета сточной канавы. Перед глазами все плывет. Я не знаю, это всё дикая жажда или же тот яд ещё доигрывает свой последний акт.
—...делать всё, что захочу.
Я слышу лишь обрывок фразы и не понимаю ее смысла. Мягкий голос никак не вяжется со словами, с этими словами. И когда он снова говорит, разум повторно отключается, рисуя в сознании цвет его одежды. Напряженная ладонь с силой раздвигает ноги, и мой крик застывает в этой темноте.
– Артем сказал, что можно всё.
От бьющего по ушам слова прет канализацией и сгоревшими отбивными. Кажется, где-то совсем близко лежит бита или пистолет. Я хочу протянуть руку и ухватиться за это несуществующие спасение, но даже пошевелиться не могу. И холодные пальцы прямо там, их так много, гораздо больше десяти. Они жгут через ткань белья. Убери. Прекрати-перестань-я-не-могу.
– Мне сегодня безумно скучно. Так что тебе, милая, развлекать меня предстоит очень долго.
Воздух, сотканный из запахов гнили, яблок и перегара, проникает в легкие. От этой вони голова кружится ещё сильнее, и тошнота с триумфом возвращается. Пальцы вдавливаются в меня через ткань, и от боли хочется кричать.
– Да, я знаю, я извращенец, – ухмыляется он.
Я готова, я уже сейчас хочу содрать эту улыбку у него с лица, раздавить её и отдать на съедение собакам. Скотина, шрам у него не просто так, за дело. Ох, как жаль, что его не убили. Не пристрелили к хуям уже тогда, когда бы это не случилось. Его пальцы слишком толстые и потные, одного и так достаточно, чтобы боль накрыла с головой, но эта скотина добавляет ещё три. ТРИ. Через ткань. Тонкой ниткой сморщенного стянутого белья трусики приспущены так, чтобы эта скотина могла трахать меня ими, обмотанными вокруг своих грязных пальцев. И Стальцев позволил бы всё это сделать с Викой.