Клетка. Грудная клетка
Шрифт:
– Оближи, – рычит он, резко выходя из меня.
Стон облегчения, когда терпкая пытка закончена, летит обратно. Я проглатываю этот стон, запихиваю подальше в глотку, чтобы это облегчение застряло там, чтобы я задохнулась. Я не стану этого делать.
– Делай, что я велю, – настойчивее говорит он, поднося вонючую грязную руку к моим губам.
Я не позволяю себе заплакать. Губы сжаты в тонкую полоску. Подчинение – это не для меня. Этого козла убьют, Андрей просто прикончит его, как и своего “друга” Стальцева. Ну где он? Где хоть
Ждать дольше пяти секунд этот ублюдок не привык, а потому я одним ударом оказываюсь на ледяном пыльном полу. Щека горит, и по скуле тонкой дорожкой кровь-змея ползет к подбородку. Тут воняет блевотиной и горелым мясом. И липкие пятна спирта заставляют меня вырвать прямо в ноги этому козлу. Кислота жжет глотку, внутренности сейчас выворачиваются наизнанку. Меня рвет от него. Говорят, алкоголь вызывает видения. Интересно, а он способен заставить их исчезнуть? Если да, то дайте мне бутылку рома, я хочу забыться.
– Мерзкая сука, – шипит тварь, отпрыгивая назад. – За это ты заплатишь вдвойне.
Он хватает меня за волосы, не побрезговав нагнуться возле этой желчной массы, и тянет вверх. Теперь я способна на...хоть что-то. И мой максимум – это вымученный вскрик.
– Эй, Рома, иди сюда! – вглядываясь сквозь этот полумрак в мое лицо, кричит ублюдок.
– Ох, Кирилл, что ты хочешь? – знакомый голос приближается, лениво перебирая воздух в легких.
Его зовут Кирилл. Что ж, теперь я ненавижу это имя. А Рома? Это же не... Да, это тот самый дружок Стальцева, которого я не переношу. И сейчас у меня есть основания.
– Ну и? – он опирается о косяк, с ноги открыв деревянную дверь. Такую же вонючую, как и скрипучие половицы.
– Хочешь, она тебе отсосет? – игриво интересуется Кирилл, снова дергая меня за волосы вверх.
– Это не она... – рассматривая меня на свету, в изумлении говорит Рома. – Это не та, идиот!
– Да плевать, – фыркает Кирилл, как бы невзначай снова отвешивая мне пощечину.
– Ты не понимаешь, это не она! – верещит Рома, бросаясь ко мне. – Какого хрена ты тут, когда на твоем месте должна быть Вика?! – он сам поднимает меня за волосы, не отрывая взгляда от моего побитого лица.
– Мы решили поменяться, – сарказм чужой, как и голос. Я не такая, во мне нет сил говорить. Это кто-то другой за меня сейчас выводит козла из себя.
– Сука, я спрашиваю, какого хрена?
– Я с такими ебнутыми, как ты, не разговариваю, – я спокойно подаюсь вперед, прямо перед его жалкой рожей, и ухмыляюсь.
Горькое дыхание, пять секунд назад блюющий рот, и он с омерзением отворачивается. А я улыбаюсь. Тебя тошнит, дружок? Выблюй нахуй все свои кишки, лучше сейчас, потому что Андрей вытащит твои кишки через зад и намотает тебе на шею, конченый задрот.
– Делай с ней всё, что хочешь, – бросает Рома, с удовольствием швыряя меня на пол, к ногам своего “коллеги”.
– Ну куда же ты, МИЛЫЙ? – хохот слишком сумасшедший. – Я ещё не закончила говорить тебе, насколько ты омерзителен.
Он разворачивается и резко ступает ко мне, склоняясь и хватая меня за руку так, что я поднимаюсь на колени даже против своей воли.
– А знаешь, – он говорит это скорее себе, чем Кириллу, – я, пожалуй, все же трахну её. Отсосешь мне, МИЛАЯ? – он притягивает свое мерзкое лицо к моему и противно улыбается. Серые зубы и пьяное дыхание, с застрявшей в горле черствой грушей или яблоком. И его кожа против света кажется цвета сточных вод.
– Да я лучше сдохну.
– О, поверь, так скоро и будет, – он отпускает меня и поднимает все гнилое туловище к Кириллу: – Я не хочу, чтобы о н а мне отсасывала... ты же понял?
– Хм, я подумаю, – умиляется тварь и протягивает ко мне свои мерзкие ручонки.
Корявая нога бьет меня в живот, и пока я ловлю ртом воздух, скукожившись, грубая рука пихается мне в рот, исследуя десны.
– Я же сказал, что ты их оближешь, – гогочет Кирилл и отступает вместе со своим, как я поняла, любовничком, назад, в свою комнату. Оставляя меня, наконец-то, одну.
Теперь я ощущаю эту вонь на вкус. Пот, сталь, грязь, растительное масло от сгоревших отбивных...Меня снова рвет. Желчный яд выходит наружу, и голова больше не кружится. Я переворачиваюсь на спину и бессмысленно гляжу в темный потолок. Глаза уже привыкли к кромешной темноте, и этот мрак становится даже немного различим. Это омерзение слишком охуительно тошно, чтобы не плакать. Я подтягиваю белье повыше, поправляю платье и поднимаюсь, волоча свое естество к кушетке. Твердой, как камень, и жесткой.
Говорят, есть два типа людей. Оптимисты и пессимисты. Что ж, я наверное, оптимист. Хотя теперь стакан наполовину пуст. Жажды больше нет.
====== Игра теней. 1:0 ======
POV Волди
Эта чертовщина ставит меня в тупик. Я особой сообразительностью не отличаюсь, я ж вам не герой американского блокбастера. Но мне кажется, что даже там больше 10 секунд думали, нафиг травить человека. Я требовала объяснений, оно и понятно. Но Стальцев упорно переводил тему. И меня это невероятно бесило.
– А я-то думала, что ты меня не выносишь.
– Так и есть.
Его двуличие, или двусмысленность, иногда напрашивается, чтобы её – ну, эту двусмысленность – побили. И, клянусь, я так и сделаю, если этот убогий мне все не объяснит. Не выносит, как же. А распускать руки на кухне, когда все ушли, это, наверное, один из видов проявления его отвращения, ага.
Голова уже начинает болеть. Блять, вот зачем я выпила? Мне ж бокала шампанского хватает, чтобы возникло желание орать народные песни и танцевать на столе, спасибо папе за такие гены. А этот...Артем орет так, что, кажется, сейчас кровь из ушей пойдет. Я не настолько пьяная, чтобы ничего не понимать. Но я определенно не понимаю, что он пытается мне сказать.