Клетка. Грудная клетка

Vilen

Раз. Я вскакиваю с лавки и бросаю дамский романчик на пол. Два. Я подбегаю к провонявшей блевотиной двери. Три. Я дергаю на себя ручку. Закрыто! Четыре. Твою мать, закрыто, как так?! Рома же говорил, что оставит дверь открытой! Пять. Я дергаю ручку ещё раз, а вдруг сильнее просто надо? Проклятая дверь не поддается. Уже шесть.

Позади слышатся быстрые шаги, бег. Тут идти всего десять секунд. Я в паническом страхе закрываю глаза и притыкаюсь головой к вонючей древесине. Не хочу видеть лицо того, что меня сейчас побьет или трахнет. Не выдержу. Дыхание слышится совсем рядом, оно уже

обжигает кожу, и по спине бегут мурашки. К горлу комом подкатывает тошнота. Я судорожно сглатываю и всхлипываю, когда сзади кто-то наваливается. Сделай то, что хочешь и убирайся. От незнакомца пахнет потом и кровью, а ещё дорогой, снегом и мехом.

– Прости меня, – шепчет незнакомец.

Он отстраняется, разворачивая меня к себе за локоть.

– Андрей? О, Господи! – я кидаюсь ему на шею, подавляя рыдания. – Ты...ты как тут?

– Я приехал за тобой, что за идиотский вопрос, – рассмеялся Фейт, гладя меня по голове.

– Я...ты...как ты меня нашел?

– Это было просто – я телепат, экстрасенс и ещё я хожу сквозь стены, – он отпустил меня, взял за руку и повел к выходу.

– Стой...погоди...Рома...я не могу...его убьют, блин! – я хочу остановить его, объяснить всё.

– Вика, нет времени спорить! Расскажешь всё в машине!

– Да его, блять, убьют из-за меня!

– А тебя могут убить из-за меня!

– А тебя из-за кого могут убить? – съязвила я.

– Козлова, если ты сейчас же не заткнешься, я тебя в мешок засуну и так понесу!

Я мысленно ору на Андрея всевозможными матами. Мне важна моя жизнь, но жизнь Ромы...она теперь важна тоже. И я не хочу, чтобы он пострадал по моей вине. Он может выходить на улицу, значит – может сбежать. Но не сбежал. Ему нужна помощь в такой же степени.

– Да послушай ты! – я вырываю руку из хватки, мельком оглядываясь. Кажется, это почти выход отсюда. – Если бы мы могли помочь Иванцову...Его Кирилл убьет, если узнает, что я пропала!

– Это он тебе так сказал.

– Я видела этого вашего Кирилла, и знаю уже, что это за человек. Он – убьет.

– Что он тебе сделал? – внезапно осипшим голосом спрашивает Андрей, снова таща меня на выход.

– Ничего. Я просто...А что случилось с Викой? Она в порядке? Её же хотели...

– Она...несчастный случай...но она в порядке...она была с Артемом, и...

– Так-так, и кто же тут у нас? – раздается за нашими спинами ехидный голос. – Девчонку – вон, а ты, Фейт, за мной.

Я разворачиваюсь вместе с Андреем. Эту мерзкую рожу я уже видела. Пергаментная кожа, кривая улыбка, обнажающая серые зубы, шрам на всю щеку. Каштановые, как у Андрея, волосы по-модному уложены, такие же зеленые глаза. Идеально выглаженные прямые брюки, черные высокие грубой формы ботинки, мятая рубашка с закатанными рукавами, поверх жилетка. На руке – золотые часы, выше по предплечью татуировка в виде ласточки. Во второй руке между пальцами зажат, как сигарета, нож. Черт, дай нам обоим уйти, Кирилл.

====== Да вы, бездарные актеры, покажите мне страсть! ======

“Девчонку вон”.

Это прозвучало почти как оскорбление. Почти. Потому что за это время – оно не лечит, оно меняет тебя – я привыкла ко всему. Грубый

тон не казался вызывающим, шрам на пол-лица стал до омерзения привычным. Я сжала руку Андрея в своей, чувствуя, как он волнуется, как большая влажная ладонь сжимает мои холодные пальцы. Конечно, я не ушла. Я не могла уйти, не знаю почему, но это показалось мне самым правильным решением – остаться. Хотя теперь, я это понимала, всем не до меня, и меня не тронут, возможно. Если, конечно, Кирилл не пустит меня по кругу своих укуренных клиентов.

Неизвестно откуда, словно из-под земли, возникли двое мужчин. Сильных, крепких. Они схватили нас за руки и потащили вниз. Вонь. Пот, спирт, блевотина,сырость, плесень – мне до ужаса знакомы эти запахи. Нет, только не в подвал. Снова. Нет-не-туда-не-хочу. Эта фобия у меня совсем недавно появилась, знаете ли. Неделя в одной комнате. А перед этим два дня в...аду, где поганый шрамоголовый трахает меня через трусы и разбивает лицо до крови. Ненависть затапливает меня с головой. А ещё безысходность. Странное чувство того, что я ничего не могу сделать. Уже не могу. Как будто минуту назад, пока Кирилл блевался словами, я могла спасти нас. Интересно, а этот подонок вообще способен на эмоции? Навряд ли. Его самолюбие – охирительное чертово собственное мнение – ничем не поколебать.

– Поскольку я хозяин дома, – величественно провозглашает на весь подвал Кирилл, – то мне позволено больше, чем вам.

Не сломать. Но ведь у каждого есть слабое место. Сильная сторона его – слова, речь. Все существование этого глупца цепляется за пафосные фразочки. Значит, надо бить по интимному – по прошлому. У каждого завистливого ублюдочного эгоиста – и это правило – в прошлом, в детстве, что-то было не так. И у Кирилла точно не все в порядке с психикой. Откуда у него шрам? Пожалуй, начнем с этого. Сильный, влиятельный, самодостаточный. Выходит, шрам он заработал ещё до этого. Отлично. До ссоры три-два-один...

– Зачем мы тебе? – подаю голос я, пока Кирилл довольно поджигает сигарету.

– Зачем мне вы? – насмешливо повторяет он.

Парень подходит ко мне и восторженно смотрит в глаза, а потом брезгливо выдыхает дым в лицо. Кажется, что меня сейчас никто не держит. Ничто не мешает мне врезать по наглой роже, пока я задыхаюсь от табачных паров.

– Ты мне не нужна. Только Андрей, – он бросает на Фейта хищный взгляд, – а ты могла уйти отсюда. Но раз не ушла... Теперь ты моя игрушка.

– Не смей! – закричал Андрей совсем рядом. – Я тебя предупреждаю, сука, не...

Хлесткая пощечина затыкает его. Я дергаюсь, хочу вырваться, но жесткие руки удерживают меня. Звук удара звоном отдает у меня в ушах.

– Я всё верну, блять! – кричит он, сплевывая кровь на вонючий пол.

– Мне не это нужно, – Кирилл приближает к нему свое лицо, противно ухмыляясь, – ты такой глупый, малыш.

– Отпусти её! Отпусти нас!

– Тебя, видимо, Жан не научил манерам. Не успел, когда ты ему горло перерезал...

Перерезал? Что? О чем он? Андрей же не убийца. Кто угодно, но не он. Я же просто себя накручиваю, правда? Да? ДА? Скажите, что да. Только умоляю, не подтверждай мои опасения протестом. Не надо.