Клинок без ржавчины
Шрифт:
Вахо снова наполнил стакан и выпил.
— Отчего ты ничего не ешь, дядя Вахо, а все пьешь и пьешь?
— Это я в армии привык. Там знаешь как: хлеб есть — вина нет, вино раздобыл — хлеб весь вышел… Вот так и вся жизнь устроена. Знаешь, девочка, как я обрадовался, что ты пришла?
— Я сейчас, дядя Вахо, немного обогреюсь и помогу.
— Нет, я не о том. Я так обрадовался… сам не знаю… В последнее время во мне что-то происходит, ты не замечаешь?
Гаянэ кивнула. Эта пустая болтовня отвлекала ее от черных мыслей, давала возможность забыть о том окне, успокоиться.
Вахо
— Гаянэ, дорогая, я хочу кое о чем тебя спросить. Можно?
— Спрашивай.
— Заклинаю тебя именем твоего отца, хорошенько подумай, а потом только отвечай!
— Не пугай меня, дядя Вахо, что такое случилось?
— Мои глаза тебе ни о чем не говорят?
— У меня сейчас голова кружится, дядя Вахо, я говорить не могу. Знаешь, сколько я сегодня ходила!
— Ладно, ладно, в другой раз ответишь, — неожиданно согласился Вахо и снова взялся за бутылку. — Убьешь ты меня своим «дядя да дядя»! — добавил он.
Из галереи донесся стук каблучков мадам Оленьки. Гаянэ поспешно встала: хозяйка рассердится, если увидит, что она сидит без дела.
Вахо поставил бутылку на место и вернулся к очагу. Едва войдя в дверь, Оленька успела обежать глазами всю кухню, не произошло ли здесь изменений в ее отсутствие? От ее глаз ничего не укроется: если на сковородке одного цыплячьего пупочка не достанет среди потрохов, она и то заметит!
— Нагулялась? Слава богу! Переоденься и замеси тесто, — распорядилась хозяйка, доставая из шкафа сыр. — Если тебе не трудно, — обернулась она к Вахо, — сбегай вниз и попроси у Гиго нарды. Наши нарды Силия Лашхи прибрал к рукам. Что за привычка у него: если проиграет хоть раз, потом его со стула не поднимешь!
Как только Вахо и Гаянэ вышли, в кухню вкатился кругленький, как яичко, румяный мужчина. Лысая голова его лоснилась и розовела, на жирном мясистом носу, как стрекоза, сидело маленькое золотое пенсне. Он обнял хозяйку и, не переводя дыхания, выпалил:
— Оленька, милая, идем на одну минутку. Помоги мне выиграть этот спор, и я твой раб навеки!
— Что случилось, Леварсан? Что тебе понадобилось? — Оленька осторожно высвободилась из его объятий и сняла со стены сито.
— Ради бога, скажи, в который раз вышла замуж в прошлом году Бабуля Абхазава? В третий?
— Совершенно верно, в третий, — подтвердила Оленька.
— Ты моя радость! А Леван затвердил, что генерал Вардишвили — второй муж Бабули Абхазава. Я ему говорю: послушай, второй муж у нее был русский, начальник Шорапанского уезда, а он мне: нет, русский был первым мужем, и в самом начале войны его убил Лабадзе на платформе в Свири… Хорошо, говорю, а куда ты денешь ее первого мужа, угольного промышленника Никушу Церетели? А он в ответ: Никуша Церетели в позапрошлом году похитил у Вачнадзе дочку. Вот чудак! Я ему растолковываю, что Бабуля была женой Никуши задолго до того, как он похитил эту самую Вачнадзе. Да разве убедишь этого упрямца! Оленька, я тебя умоляю, помоги восторжествовать истине, подтверди мою правоту, больше я ничего не требую.
— Сейчас, только сыр замочу.
Оленька нарезала несколько кругов сыра, положила в кастрюлю и залила водой. Вымыла руки, и они пошли в гостиную.
В передней они столкнулись с Гаянэ. Девушка успела переодеться и причесаться… Согрелась, порозовела и стала прежней Гаянэ. Она скромно поздоровалась с гостем и прошла на кухню.
Леварсан проводил ее долгим взглядом и вопросительно посмотрел на хозяйку: дескать, кто это такая?
— Видишь, как давно ты у нас не был! Как сделался большим человеком, совсем забыл к нам дорогу, — с улыбкой пожурила его Оленька.
— Не смейся надо мной! Я с грустью вспоминаю о тех временах, когда только и мог мечтать о чади и тобой приготовленном лобио! Тогда я действительно был большим человеком, не боялся правду говорить. А сейчас — сколько дураков ни войдет в кабинет, каждому под ноги стелись да лебези!
— Не прибедняйся, Леварсан, не прибедняйся, я все равно тебя не пожалею.
— Нет, в самом деле, кто эта красотка?
— Наша новая служанка. Когда Вардико вышла замуж, мы взяли эту.
— Служанка? — удивился Леварсан. — И ты не боишься?
— А чего мне бояться? — Оленька подозрительно покосилась на гостя.
— Такую клубничку опасно держать в доме, — ухмыльнулся Леварсан. — Или… так постарел твой неугомонный муж, что ты за него спокойна?
Леварсан снова захихикал и обнял Оленьку за плечи. Мог ли подумать председатель Хонской управы Леварсан Мебуке, что его безобидная шутка угодит в самое сердце хозяйки и отравит ей вечер. Снова проснулась затихшая было ревность, опять пробудились мучительные мысли. От противной, знакомой боли сердце заныло.
Одного мгновения хватило на то, чтобы Оленька мысленным взором окинула свое прошлое. Боль эта оказалась так сильна, что память не принесла никакого утешения ослепленной ревностью женщине. Оленька не могла вспомнить ни одного светлого дня, ни одной счастливой минуты на всем жизненном пути, пройденном вместе с Гочей. Все представлялось ей теперь в мрачном свете. «Хоть бы мне не дожить до завтрашнего утра! Нет на свете женщины несчастнее меня!» Она почему-то поглядела в зеркало, увидела увядшую кожу на шее, и такая горечь подступила к сердцу, что дышать стало трудно. Как испортили ей сегодняшний вечер! А он, ее блудливый муж, развалился в кресле и рассказывает гостям свеженькие анекдоты! Вы только посмотрите, как он хохочет, этот лжец и бездельник! Нет, Оленька больше не сможет этого вынести, она оденется и уйдет куда-нибудь, а он пусть сам за своими гостями ухаживает!.. Но это были только мысли — Оленька никуда не ушла. Супругу Гочи Калмахелидзе нельзя было упрекнуть в недостатке благоразумия.
Даже Гоча не заметил, что она не в настроении. Оленька вошла вместе с Леварсаном Мебуке в гостиную, помогла ему выиграть пари, а позже за столом, когда он запел, любезно подхватила песню. Смеялась, шутила… Только один раз не справилась с собой. Это случилось, когда Гаянэ подала к столу хачапури. У мадам Оленьки губы затряслись при виде белых рук и гладкой шеи Гаянэ. Чего бы ни дала мадам Оленька, только бы унизить сейчас Гаянэ. И как все идет этой противной девчонке. Простенькое платье, ситцевый фартук, а кажется, одета в атлас и парчу.