Клинок Смерти-Осколки
Шрифт:
– Груз сдал, как положено, теперь поеду обратно к дому в Боровск. Дорога не близкая.
В этот момент Тимофей увидел, как Метсиев глумился над Анной, столкнул её с телеги со словами:
– Нюрка, тебе говорю глухомань лесная.
Анна сидела на земле, держалась рукой за ногу и беззвучно плакала, а Метсиев говорил сыну:
– Что она там расселась? Подними её.
Тимофей шустро проковылял к телеге Метсиева, подошёл к Анне, опередив Дениса, помог ей подняться на ноги, отряхнул её одежду от
– Спаси Господи тебя мил человек за доброту твою.
Метсиев обошёл телегу, оттолкнул Тимофея от Анны, бросив скупо словом:
– Помог и иди с Богом.
Он повернулся к Анне и, вытаращив на неё глаза, прошипел змеёю: – Что рот раззявила, иди, толкай телегу с Денисом, – при этом толкнул её в спину, так, что она на телегу-то и повалилась.
Тимофей на это действие оттолкнул Метсиева в сторону, обнял нежно Анну за плечи и также добро продолжал с ней говорить:
– Ушиблась, поди? Как зовут-то тебя милая?
Анна смутилась, но ответила:
– Нюра Метсиева.
Какое-то непонятное чувство сыграло в ней, подумала она, что этот мужчина, на протезе с клюкой в руках послан ей самой Судьбою.
Денис подошёл со спины к Тимофею, развернул его к себе лицом, взял за «грудки» и, дыша ему в лицо перегаром, грубо сказал:
– Тебе что надо, колченогий? Ковыляй отсюда по добру по здорова.
Народ начал собираться у телеги, так зеваки, чтобы посудачить и тут Анохин появился со своими холопами.
Тимофей без страха, спокойно ответил Денису:
– Ты почто обижаешь человека?
– Она дочь моя, что хочу с ней то и делаю, – встрял Метсиев и продолжил Анне:
– Что встала? Толкай телегу.
– Не отец ты, упырь болотный, – откровенно заявил Тимофей кулаку Метсиеву.
– Что, – возмутился Метсиев, – это я-то упырь? Ах, ты, вша на гребешке. Голодранец колченогий. Да я тебя сейчас плёткой промеж ушей твоих полосну, – и замахнулся кнутом на него.
Тимофей клюкой ткнул в грудь Метсиеву и тот, присев на полусогнутых ногах, заголосил Белугой:
– Миряне, да где это видано, чтобы отца дочери всякие уродцы палкой в грудь тыкали!?
Анохин с Гордеем и Фомой протиснулись сквозь толпу к Тимофею и Фома подстрекать начал людей:
– Красноармейцев тут всего-то на станции ничего, давай им бока намнём, чтоб знали наших.
Фома ударил кулаком Тимофея по лицу со словами:
– Получи по соплям заступник.
Хотя протез, конечно, мешал быстро двигаться Тимофею, но он устоял на ногах.
Гаврила выскочил из толпы народа и с криком:– Ах, ты рыло свиное, – ударил Фому наотмашь по уху кулаком, да так, что тот с ног свалился.
Анохин почувствовал волком кровь и сыграл на публику криком:
– Бей их мужики, голодранцев
Толпа из местных кулаков и их работников набросилась на Тимофея и Гаврилу и не столько били их из-за тесноты, сколько мутузили.
***
Старший патруля у переезда, завидев «бучу», вскинул винтовку и скомандовал своим:
– Примкнуть штыки.
Два солдата тут же выполнили приказ и, примкнув штыки к дулам винтовок, передёрнули затворы и пошли к ревущей толпе.
Старший патруля закричал:
– А, ну, прекратить драку!
Крик его слился с ругательствами кулаков и не дал никакого результата и тогда Старший патруля скомандовал своим бойцам:
– Поверх голов, огонь.
Три ствола трещоткой выстрелов возымели действие над толпой. Все остановили свои движения, замерли. Старший патруля, продолжал:
– Это что за контрреволюционные выпады? Разговаривать долго не будем, шлёпнем на месте, даже к стенке не поведём. Следующий залп на поражение. Понятно излагаю?
Толпа понятливая была, разошлась. Лучше гроши в кармане, чем пуля в голове. Время такое было, как говорил поэт Маяковский «ваше слово товарищ маузер». Старший патруля подошёл к Метсиеву и строгим голосом спросил:
– Ты чего тут глотку дерёшь? Путейца обидел, инвалида. Что молчишь, морда кулацкая?
Метсиев овцой прикинулся, приложил руки к своей груди, лепетал:
– Что ж мне теперь смотреть, как к дочери моей пристают? Тепереча при Советской власти, я, значит, заступиться права не имею за дитя своё родное?
Денис стоял, испугавшись патрульных, утирал рукой свой разбитый нос. Анна зашла за спину Тимофея, ухватилась рукой за его пальто. Один из патрульных кивнул головой в сторону Анны, спросил у Метсиева:
– Эта, что ли дочь твоя?
Метсиев играл хорошо роль заботливого отца, змеюка был ещё тот и, кивая головой, плакался: – Она самая, что ни есть родная, – затем он, пустив слезу и промямлил дочери: – Анечка, доченька моя, подойди родненькая к батюшке своему.
Анна с дрожью в голосе ответила:
– Спасите меня. Упаси Господи от отца такого. Не пойду я к извергу этому.
Тимофей, понимая положение дела, жёстко и уверенно произнёс, подводя ситуацию к финалу, врал, не моргнув глазом:
– Нюра она, Аркадьева, жена моя и никуда она, без ведома моего, не пойдёт, а это отец её кулак недобитый, хотел жену мою назад к себе забрать.
Тимофей, ковыляя, пошел, рука об руку с Анной в сторону паровоза, за ним пошёл машинист Гаврила.
Остатки любопытных зевак, разбрелись по сторонам, а Метсиев стоял с сыном своим Денисом и, глядя в след Анне и Тимофею с лютым злорадством произнёс: