Клокотала Украина (с иллюстрациями)
Шрифт:
Он снова посмотрел на Максима. Сердце его всегда радостно билось, когда видел он таких казаков — собою статных, силы немереной что в бою, что на гулянке...
Поймав себя на мыслях о грешном мире, Покута, стремясь освободиться от них, помотал головой, пошевелил молитвенно губами и начал бить поклоны, обратясь к церкви.
Рядом играла музыка. Выше лошадей взлетали на упругих ногах казаки. С завистью смотрели на них бурсаки, высыпавшие из Братского монастыря. Только Покута не переставал молиться. Но чем дальше, тем больше приближались поклоны его к плясовому ритму. Смущенный прощальник с не высохшими еще на щеках слезами наконец вскочил, выпил кружку горилки, пристукнул ногой и с гиканьем, с диким свистом пошел вприсядку, приговаривая:
Будет пан, будет лях
Побит казаками!
VI
В корчме было тесно от людей и темно от табачного дыма. Окрестная шляхта, съехавшаяся на ярмарку, заняла все лавки, развалилась за длинными столами и вопила изо всех сил:
— Виват! Виват!
Кричали с одинаковым пылом, поднимая тост и за короля польского, и за отчизну, и за своих приятелей. Звенели кружки, на стол проливались напитки. Шинкарка, отбиваясь от бесцеремонных приставаний, не успевала подавать сулейки с водкой и кувшины с медом.
Реестровая старшина, не находя для себя места, с виноватым видом топталась в углу, возле перевернутой бочки, заменявшей стол. Стараясь не привлекать к себе внимания, казаки разговаривали вполголоса и с завистью косились на соседей, развалившихся за столами. Только один казак, с посоловевшими глазами, паясничал и на каждый возглас шляхты кричал:
— Кукареку, кукареку!
На завалинке под окном кобзарь заиграл веселую песню. Сварливый казак, которого уже держали за плечи, одним движением сбросил с себя чужие руки, перепрыгнул через бочку и пошел к двери вприсядку.
Максим Кривонос зашел в корчму с казаком корсунского полка Захаром Драчом. Драч подмигнул шинкарке, что-то шепнул ей на ухо, и она провела их в комнатку с колченогой кроватью у стены и маленьким окошком на речку. Максим Кривонос устало присел к залитому вином столу и вздохнул так, словно сбросил с себя на мокрый пол тяжелую ношу.
— Спрашивал?
Драч безнадежно махнул рукой.
— Не подмажешь — не поедешь, а кое-что она должна бы знать: Чапа из Чигирина ей водку доставляет.
— Позови сюда.
Пока Драч ходил за шинкаркой, Максим Кривонос, задумавшись, смотрел на быстроводную речку. Как вода в Роси, уплывали дни, а об Ярине — живой или мертвой — не было ни слуху ни духу. Прискакав в Чигирин в ту памятную ночь, они с Веригой и с теми, кто еще был у хорунжего Лавы, обыскали все местечко, вычерпали почти все колодцы, реку на версту волоком прошли — и все напрасно. Тайной оставался только замок старосты, в котором в тот день было полно гостей. Кривонос на следующий вечер и туда пробрался. Он переоделся поручиком отряда надворного войска князя Иеремии Вишневецкого и сообщил, что якобы был в Диком поле в разведке и обнаружил у Ингульца татар. Ему даже не пришлось кривить душой: у Кучугур давно уже стояла орда и охотилась за казацкими табунами.
Коронный хорунжий Конецпольский с радостью встретил это известие: явилась возможность блеснуть булавой региментаря [Региментарь, рейментарь - военачальник] перед самым носом князя Вишневецкого, который тоже стремился захватить булаву польного гетмана. Конецпольский был уверен: пока Иеремия Вишневецкий узнает о случившемся, он успеет двинуть экспедицию против татар, легко разгромит орду и завоюет себе славу. Мнимый поручик, воспользовавшись расположением к нему хозяина и его свиты, пустил в ход всю хитрость, чтобы узнать, что творится в замке и его службах, но следов Ярины и здесь не нашел. Он только узнал, что прошлой ночью отсюда, после долгого пребывания в гостях, выехал коронный стражник Лащ, а на рассвете — князь Четвертинский, хотя молодая княгиня осталась еще гостить у пани Конецпольской. Мог что-нибудь слышать Чапа — его корчма стояла при выезде из Чигирина, и туда все заглядывали.
Содержатели корчмы долго прикидывались, что они пана Лаща даже не знают, — пока не треснула под рукой Кривоноса доска на столе.
Тут Чапа начал припоминать какие-то давнишние приключения с паном стражником и хитро закончил:
— А он щедрый пан.
Кривонос бросил ему два золотых.
— Куда он поехал?
Чапа нагло улыбнулся, спрятал деньги в жилет и равнодушно сказал, что видел, как прошлым вечером проехал по дороге на Черкассы рыдван, но, кто был в рыдване, не мог разглядеть — окошко было занавешено. Два гайдука из свиты пана забегали в корчму выпить меду и почему-то хохотали.
— А уж если слуга смеется, то, наверно, пан доволен, — заключил он, хитро прищурив глаза, но, посмотрев на Кривоноса, испуганно замолчал.
Шинкарка тоже испугалась и, чтобы предотвратить беду, заслонила собой Чапу.
— Зачем ваша милость слушает его? Что он может знать? Возможно, пан староста ехал прогуляться по свежему воздуху. Разве у него времени мало или некому лошадей запрячь? Ну да, я теперь уже вспомнила, правда-таки, то был пан староста.
Коронный стражник Лащ обычно жил в Абакарове, возле Киева. Но ему же принадлежал и Стеблев под Корсунем. Может статься, что именно на ярмарке среди шляхты будут какие-нибудь разговоры об очередной выходке коронного стражника. Кривонос не имел доказательств, но чувствовал, что в исчезновении Ярины непременно повинен Самуил Лащ.
Лукаво улыбаясь, в комнатку снова вбежала хозяйка с водкой. Суровый взгляд казака охладил шинкарку, и она льстиво спросила:
— Вашмость звали меня?
— Говори, что ты слыхала о пане стражнике? Какой еще пани вскружил он голову?
Шинкарка молча пожала округлыми плечами. Тогда Кривонос вытащил из-за пояса мешочек с червонцами.
— Говори, о чем тут шляхта болтает?
— Может, вашмость знают ту пани, — заговорила она сразу же. — Ох, бедная пани, как она его здесь, на этой постели, умоляла, а сама такая хорошая, черные косы до самой земли: «У меня, говорит, муж — уроджоным шляхтич, он меня убьет, если узнает».
— Я о дивчине спрашиваю, о казачке из Чигирина!
— Но ведь то уже недели три назад было. Пан стражник привез ее из Черкасс, ну, так она на другой же день утопилась. Софией звали?
Кривонос наклонился через стол.
— Яриной! Ты и о ней знаешь. Что ты слышала от Чапы?
Шинкарка попятилась к двери.
— Если пан думает о той дивчине, что убежала из-под венца в Чигирине, так пусть там и спрашивает, а я откуда знаю! Может, она не хотела выходить замуж за вдовца.
— Врешь, кабацкое семя!