клуб аистенок
Шрифт:
– Не хочу быть рассудочной, дидактичной, как пойдут дела в группе, - объясняла Барбара Дане, разливая яблочный сок в бумажные стаканчики, - потому что в моей практике были группы, которые начинали жить сами по себе, и родители обсуждали все, что с ними происходит. Однако, у меня есть кое-какие стартовые идеи и направления, и, возможно, мы захотим их обсудить. Например, как много мы хотим, чтобы дети узнали, и когда. Как создать систему поддержки, как управиться с нереальными ожиданиями праздников, поддерживать ли связь с биологическими семьями рассказами, письмами. Рик,
Они много еще о чем говорили, иногда легко, иногда сдержанно, в прикуску с крекерами, сыром, изюмом, а потом все вместе спели "Две маленькие синички сидели на пригорке", "Колеса автобуса", "Ици-Бицы Паучок", а в конце Барбара почитала детям книжку.
Когда все ушли, Барбара с Данной собрали стульчики и задвинули их в угол. Дана ушла. Барбара, всегда гордившаяся своей способностью видеть группу клиническим оком, села на один из пластиковых стульчиков и, перебрав в памяти все, что было сказано сегодня, - по какой-то необъяснимой причине - расплакалась.
27
Арти Уильсон, один из исполнительных директоров в комедийном жанре на студии, мимоходом заметил Шелли, что тот худеет, и Шелли часами не мог работать, так он был угнетен этим замечанием.
– Шелл, - клялась Рути, - это был комплимент. Он знает, мы ненавидим его из-за того, что он заставил нас убрать шутку из того сценария в прошлом сезоне. Он решил, она провокационная и теперь он пытается казаться очаровашкой. Разве ты не знаешь, что в Голливуде считается абсолютной лестью, если кто-то скажет, что ты худ?
Десять штатных писателей - все равно, что десять пациентов психиатрической больницы,' каждый со своим неврозом и уникальностью. Перед встречей с ними Шелли говорил: "Принеси мне плеть и стул, пора приручать животных". Говорилось это с любовью и признанием того факта, что и они - Рути и Шелли - скроены из того же теста, что и эти психи, но поскольку они продюсеры, их работа - контролировать продукцию.
Одной из своих обязанностей они считали также защищать писателей, поддерживать в них добрый, боевой дух и создавать атмосферу дружескую, забавную и креативную. Иногда даже Рути что-то пекла и приносила на эти утренние совещания. К сожалению, защитить штат от Зева Райдера, исполнительного продюсера, не представлялось возможным. Он всегда во все вмешивался. Когда случалось Шелли не появлялся на работе, Рути инстинктивно избегала любого контакта с Зевом, но если ему удавалось настигнуть ее, он не упускал случая клюнуть.
– Где ж твоя забавная половина?
– спрашивал он.
Рути было известно, что за их спиной он называл их с Шелли "Сестрами Долли", шикал и цыкал по поводу некоторых их шуток - "юмор гомиков" - так он их называл. Он презирал всех в команде писателей, и они платили ему той же монетой. И все-таки во многом, благодаря таланту Рути и Шелли, шоу было очень популярно, хотя иногда не удавалось оградиться от дурных вибраций Зева Райдера.
Например, в то утро, когда Джек Голдштейн, худющий, с диковатыми глазами и шевелюрой Энштейна, писатель в команде, чьи странноватые и воспаленные идеи, казалось, исторгнуты под действием наркотиков, ворвался в кабинет Райдера. В то утро Райдер выбросил один из скетчей Голштейна из сценария.
– Совсем не забавно, - заявил он.
Райдер разговаривал по телефону, когда Гольдштейн потянул трубку из его руки, повесил ее, потом, пригнув через стол, крепко ухватил Райдера за ворот рубашки Ральфа Лорена и прошипел ему в лицо:
– Скажи что-нибудь забавное. Ты - исполнительный продюсер комедии ... Хоть одну забавную шутку, одно забавное слово, и я тебя не убью! Шутку, позаимствованную, ворованную, цитату из кого угодно, чтобы доказать мне, что ты понимаешь, что такое забавно.
Он держал его за оба конца рубашки в большом стиснутом кулаке, стягивая короткую жирную шею Райдера. Глаза Райдера от шока вылезли из орбит.
– Видишь, ты не способен сделать это даже ради спасения своей никчемной жизни. Потому что во всей твоей семейке нет ни одного гена забавности, ты - чучело! Давай, ты, проклятое семя! Скажи же что-нибудь забавное.
Рот Райдера был открыт, из него вырывались странные булькающие звуки. В дверном проеме уже стояли писатели, услышавшие вскрики. Райдер посинел. Глаза начали вылезать и, видя их всех здесь, в отчаянной мольбе он выдавил:
– Я умираю. Пожалуйста, я умираю.
Гольдштейн отшвырнул его в кресло, прорычав:
– Ты достал меня. Вот это, действительно, забавно!
– и он покинул офис Райдера и, конечно, шоу.
Прошло более года. Зев Райдер проследил, чтобы Джек Гольдштейн - хоть и комедийный гений - не получил работу нигде в шоу-бизнесе. И каждый раз, после этого инцидента, когда Зеву Райдеру не нравился сценарий, он бросал комментарий:
– Смотрите, свиньи, Джеку Гольдштейну, который стоит в очереди безработных, нужен кореш для разговора.
Сегодня команда писателей превратила конференц-залу в миниатюрный гольф-клуб. Когда Рути и Шелли вошли, у стола стояли двое и спорили об ударе.
– Давайте приступим к работе, - предложил Шелли.
Рути, подтянув стул, села, терпеливо ожидая, пока стихнут ворчания по поводу качества луковых калачей и шутки о беременной жене одного из писателей. Она уже была готова говорить о шоу, когда Джерри Бреннер, 40-летний толстяк, бывший комик, начал рассказывать шутку своему партнеру Арни Фишемену. Обнаружив однако, что все в зале уже утихли, он повысил голос, чтобы поведать эту шутку всем.
– Женщина рассказывает подруге "Не знаю, что и делать. Муж мой только что вернулся от доктора. Тот сказал ему, что у моего либо СПИД, либо болезнь Альцхаймера, но он не уверен, что. Что мне делать? Я так беспокоюсь".
Кто-то простонал, кто-то попытался остановить рассказчика - Рути не смотрела и не знала, кто, но тот произнес с упреком:
– Старина Бренннер - Человек Хороший Вкус.
– А подруга советует "Сделай вот что. Пошли его в супермаркет. Если он найдет обратную дорогу домой, не трахайся с ним".