Клуб интеллигентов
Шрифт:
А говорят, что у нас богатеев нет! Есть, сами убедились!
ДОНЖУАН
Всевозможных размеров и оттенков животы, ляжки, зады, мощные и увядшие груди усеяли берега реки Нерис. Попадаются совсем еще белые как кость, но уже есть и розовые, и даже порядком на солнце подрумяненные и подгорелые. Одни пьют, другие уже пьяны, третьи похмеляются, четвертые спят и жарятся прямо в одежде — они пришли сюда уже усталыми. Под каждым деревцем и кустиком — одеяло или подстеленные брюки, а над ними гористый рельеф тел. Рядом — сумки с консервами, бутербродами, бутылками с молоком и водкой и прочими витаминами. Наисмелейшие, более закаленные в сфере пригородного отдыха, растягиваются даже поперек тропинок, в воде, на камнях.
Все они обложили реку, хотя большинство целый день купается на берегу — другой даже ног не замочит, только потом обливается и едет вечером домой довольный. Он знает, что пропотеть полезно, и этого уже достаточно для укрепления здоровья. Такого, пропотевшего, и смерть не берет.
Однако наиболее интересны те, что лежат на камнях и тропинках, которых коллеги осторожно обходят или просто переступают через них, а близорукие об них спотыкаются. Опытному ловцу ни компаса, ни ориентиров не надо — он знает, где рыбачить: лучше всего клюет на тропинках и камнях. Он не лезет в интимные кусты, где орехи уже завязались или завязываются.
А наш герой, страстно страдающий по девкам, слюнтяй Фирцикас Виштаутас, в выборе объектов совершенно не разборчив. Кидается на кого попало, как та мопассановская свинья Морен. Дело в том, что еще в школе уроки по психологии он просимулировал и к душевным запросам остался глух. Не ожидал, что эта наука пригодится в любви, облегчит долю донжуана.
Вот страдающий по девкам Фирцикас лежит на берегу, нежит жидкую бороденку и подстерегает добычу. Глаз его искушает собравшаяся под кустом кучка дочерей Евы. У одной из них особенно поэтическая ляжка, грудь другой — прямо-таки целый Декамерон. Виштаутас берет в руки приманку — колоду карт — и храбро пускается в бой. «Возьмем этот трофей!» — нацеливается он на лирику.
— Девчушки, может, в картишки перебросимся? — над девушками нависает черная бородка.
Но девицы щетиной не восхищаются, не тают и в обморок не падают — они читают конспекты лекций, по-видимому, готовятся к экзаменам. Лишь одна, наиболее намагниченная солнцем, приваживает бородку. По ее примеру берут карту и другие.
Стараясь быть любезным, Виштаутас проигрывает шесть раз подряд, становится «ослом», однако продолжает гнуть свою тайную линию, не выпуская мишени из глаз. А когда прицел направляется прямо в яблочко, одна девушка и говорит:
— Девчата! Да ведь он не только осел. Они бедный. Скинемся ему на бритье!
— А может, и голоден? Видите, ребра как у гармони меха, — сочувствует другая.
Итак, нацеленный ствол отводят в сторону, но Фирцикас с поля боя отступает геройски: успевает выдать анекдот со «времен универки», хотя сам кое-как только пять классов вымучил, а мимо университета раза два прошел по улице.
Но неудача не сломила духа храбреца, и Виштаутас вновь рыщет вокруг одиноких ножек, сует под нос карты:
— Душечка, бутончик, давай перекинемся...
Душечка из вежливости, разумеется, не отказывается, но вскоре опять берется за тетрадку, книжку или свои записи. Тогда Фирцикас плетется к своему кустику, вытягивается на подстилке и охотится глазами.
Когда на горизонте показывается полуголая желтоволосая красавица с пышно заросшим лбом, редеющими космами на затылке и редкими усиками, Виштаутас снова поднимается, трещит колодой карт между пальцами и подкрадывается. Он присаживается к одной, другой красавице, а потом, как поджарый пес, бредет к своему логову.
— Нет! — самокритично сказал наконец Виштаутас. — Надо менять оружие. — На другой день он у реки уже с волейбольным мячом.
И не ошибся. Тут же образовалась целая команда душечек. В игру включились не только дочери, но и восьмипудовые мамаши, которые знали, что заниматься спортом — даже лежа на смертном одре — полезно для здоровья. Фирцикас отбивал мяч из одного только молодечества, а сам целился в одну спортсменку, особенно хорошо подающую мяч, — ужасно хотелось узнать, какой у нее разряд. Оказалось, она истинный мастер спорта и уже побила ряд рекордов: четыре раза счастливо развелась и в пятый раз несчастливо вышла замуж. Поэтому на мужчин смотрит как на воплощение всех мерзостей.
Узнав это, Фирцикас хотел незаметно скрыться и перебраться под другие кусты, но его не отпустили толстые мамаши. Они как ухватили мяч, так и колотили его до потемок, а команда все пополнялась новыми игроками.
— Еще раз нет! — сказал Фирцикас, когда одна из мамаш села на мяч и раздавила его.
Теперь Виштаутас перебрался поближе к воде, к русалкам, развалившимся на огромных камнях. Предложил научить их плавать. Но русалки боялись утонуть и лениво жарились на своих каменных постелях.
Фирцикас испробовал еще один метод: наметив одну приличную крошку, сделал нырок у самых ее ног, при этом головой долбанулся о камень и вынырнул едва не плача. И хотя бока его ходуном ходили, как у загнанной клячи, он из последних сил трижды перевернулся через голову, дважды задрал ногу на затылок, провел весь комплекс утренней зарядки, стал швырять камни через реку — угодил в нескольких отдыхающих на другом берегу, выкурил сигарету, вскочил на палубу проплывающего мимо парохода, снова нырнул, выбрел из воды, напевая эстрадные песенки, поросячьей рысью отмахал пару километров вдоль берега, на коре дерева вырезал свое имя, наломал охапку цветущей черемухи и предложил своей избраннице вместе выкупаться. Однако девица, видя такой прилив энергии у кавалера, не рискнула — она сбежала.
— И еще раз к черту! — стукнул Виштаутас подвернувшуюся бутылку о камень. Бросив в реку двух одетых мальчишек, он отплыл к другим берегам.
Фирцикас попытался проникнуть в сердца красавиц с гитарой, но вскоре почувствовал, что времена Ромео давно прошли, а с транзистором он выглядел чересчур убогим — держал, вытянув в руке дребезжащую коробку, как нищий шапку.
Вспомнил Виштаутас, что на его вооружении остались сладости и бутылка, и снова вступил в отчаянную схватку.
Некоторые нимфы любили напитки и сласти, однако до тех пор, пока их не приканчивали. Похмеляться Фирцикасу пришлось все равно одному.