Клуб интеллигентов
Шрифт:
Да, бывало... Но ведь земля не стоит на месте, время бежит, не все коту масленица. Вот и сегодня насмерть поссорились.
За ужином Ирена вдруг и говорит: вот, дескать, в прошлом году наш сосед Пятрас выиграл женский свитер. А ты, говорит, покупаешь эти билеты, а даже прелого лаптя не выиграл. Ужас, какой неудачливый.
Мне и так в последнее время не везло, а тут еще какой-то свитер выдумала! Тем более, что я хорошо знал, что Пятрас этот свитер жене купил, а выиграл он всего один рубль.
— Не свитер, а рубль.
— Что? — выпучила глаза Ирена. — Она сама мне показывала. До сих пор еще носит.
— Я тебе ясно говорю: один рубль. Откуда свитер — я не знаю.
— Если не знаешь, то помалкивай!
— Как же не знаю, если знаю: мы с Пятрасом этот выигрыш вдвоем пропили. Я полтинник добавил, купили бутылку вина.
Ирена тогда внезапно задумалась и даже вздохнула:
— Ах, вот почему ты приходишь с работы в шесть! Ведь работаешь-то до пяти. И, видно, не одни там в ресторане, с девками пьянствуете!
— Что ты, Ирена! Пока автобуса дождешься, пока втиснешься, доедешь...
— Не оправдывайся, знаю. Я все знаю!
— Ничего ты не знаешь...
— Я? Ничего не знаю? Ты за кого меня принимаешь, а? За разиню?
Спор продолжался до полуночи, пока я, потеряв надежду доказать свою правоту, не предал своего соседа Пятраса и рассказал, из какой лотереи этот свитер. Увы, Ирена ничуть не удивилась.
— Я и сама знаю, что Пятрас купил. Он добрый. А почему ты мне ничего не покупаешь? На вино находишь! Ты меня не любишь!
Это было похоже на смертный приговор, и я почувствовал — повеяло холодным ветром развода.
На следующий день в театре, как назло, я не успел подать ей пальто да еще первым вышел в дверь. Этого было достаточно, чтобы Ирена вовсе перестала разговаривать со мной. От соседей узнал: дескать, я не разговариваю с ней. Не она, а я!
Я не на шутку обеспокоился. Казалось, ничего особенного не случилось, однако было ясно видно, как быстро рушится наш семейный очаг. И что она от меня хочет, какая оса ее ужалила?
Не вытерпев, рассказал я о своей беде другу. Может быть, говорю, это портной ножку подставил — чересчур часто приходит, слишком долго талию и грудь измеряет, весьма внимательно изучает углубления и возвышения и т. д.
Товарищ, грустно улыбнувшись, утешил:
— У всех у нас судьба схожая, потому что все мы — дамские льстецы и угодники. Начинаем, все норовим понравиться, потом — хотим угодить, и в конце — потому, что к этому привыкаем. А они того и ждут. Начни ты снова лебезить и прыгать вокруг своей Ирены, льнуть к теще и увидишь: вернутся медовые месяцы.
— Но это оковы! Ведь еще Руссо объявил, что человек родился свободным...
— Да, но потом тот же человек сам себе построил прекрасные тюрьмы. Льстя и угодничая. Итак, браток, не надо было тюрьму строить, коли хочешь из нее бежать!
А мне хотелось плакать.
ГУМАНИСТЫ
Потеряв командировочные деньги, Балис Бикялис от души выругался, однако окончательно духом не пал. Наплевать! Можно взять взаймы. Кругом товарищи, друзья, братья — все только и смотрят, кому бы добро сделать, как на практике применить высокую мораль.
Пустился Балис, посвистывая, к ближайшему соседу-лектору. Не раз Балис слышал, как красиво повествует тот про изумительное будущее, весьма ярко описывает счастье человечества. Во имя благополучия других он сам каждое мгновение готов пасть замертво.
Стало быть, и открыл ему Балис свою душу. Вдруг видит — лектор в пол смотрит, потом стеной заинтересовался и все в сторону косит. Должно быть, никак не решит, сколько дать: сотню или полсотни. Наконец нашел выход:
— Скажи прямо — «пропил».
— Да ведь потерял... Стало быть, если бы пропил... — жалостливо вздохнул Бикялис.
— Вот видишь. Не надо пить. Пьянка никогда к добру не приводит.
Выслушав целую лекцию о вреде алкоголя, Балис узнал, что пить — не только нездорово, но и опасно. Вот что означает чуткое, вовремя сказанное слово друга!
Второго приятеля, журналиста, Бикялис дома не застал — его встретила теща. Предложила обождать. Балис бы не ждал, но случайно одним глазом заметил на столе друга рукопись с волнующим названием: «Любовь к человеку — стальной закон сердца». А теща, неожиданно обретя слушателя, стала рассказывать историю своей болезни.
— Я, детка, всех врачей уже обошла. Только пыль в глаза пускают. У меня рак, а они говорят: «У тебя, мать, нервы. Видать, зять в доме». Зять, конечно, скотина, он меня и загнал в этот рак...
Тем не менее она поклялась не умирать до тех пор, пока не дождется развода дочери. Бикялис понял, что развода она наверняка дождется, а вот приятеля он так и не дождался. Вернулась жена и сказала, что муж неделю тому назад уехал в командировку. Как другу семьи она могла бы дать взаймы и сама, но в прошлом году нашелся такой бесстыдник и долга ей не вернул. Теперь она стала осторожнее.
К третьему другу Балис шагал уж не столь резво и энергично, уже не посвистывал. «Никто на тарелочке не поднесет. Могут и отказать», — свербила печальная мысль. Товарищ — дружинник — неожиданно встретил его с распростертыми объятиями:
— Ты — мой лучший друг! — и кинулся целовать. — Я тебе всю душу...
— Души мне не надо. Ты, браток, одолжи мне пятьдесят рублей, — не ожидая, пока приятель прохмелится, попросил Балис.
Дружка будто покрыло траурным флером.
— А я думал — ты мне трешку дашь, — внезапно обмякнув, промолвил он. — Но ни черта! Сейчас придет жена, выдою у нее. Мне не даст, так даст тебе!