Клятва Маат
Шрифт:
Песчаник, из которого были сделаны почти все дома в Фаюме, окрасились в цвет заката. Весь город за считанные секунды наполнился мягким светом, игравшим на всем, к чему прикасался. Жители оазиса неспешно шли домой после жаркого трудового дня. Пастухи загоняли овец в хлева, растениеводы любовались своими садами. Они выращивали инжир, оливы, виноград и финики. Все, что можно было вырастить в этом прекрасном месте. Особенно хорошо получались сладкие финики и виноград, из которого делали замечательное вино, пользовавшееся здесь особым спросом.
Сегодня, в столь прекрасный вечер мы решили отужинать на улице. Наш дом стоял на пригорке, чуть выше остальных. С такого возвышения было особенно наблюдать за оазисом и за всеми остальными жителями. Соседние с нами дома образовывали небольшую равнину, которая на востоке образовывала небольшую горную цепь. Вокруг оазиса раскинула свои пески Ливийская пустыня, и Фаюм был одним из островков жизни, разбросанных по изнуряющему морю песков.
8
После ужина мы любили посидеть возле амбара, где специально для отдыха соорудили мягкое место, сделанное из большого тюка сена. Это место было нашим излюбленным. Песчаник, из которого был сделан дом, за время долгого и жаркого дня впитывал тепло и постепенно остывал после захода солнца. Место было настолько хорошо, что ненароком засыпали прямо здесь – теплый песчаник и мягкое сено превращали задний двор в идеальное место отдыха. Таким местом могли похвастаться не все жители оазиса.
Часть солнца уже скрылась за горизонтом. Его последние лучи окрасили Фаюм в оранжевый цвет. Мы, валяясь в обнимку, наблюдали за заходящим светилом. Воды постепенно высыхающих (это была одна из насущных проблем, вызывающих опасение) канала Юсуфа и Меридова озера с каждой минутой теряли свой ослепительный блеск и вскоре приобрели сумеречный цвет, который был таким же необычным, как и дневной.
После захода солнца стало холодать. Мы зажгли фонари, которые полностью освещали задний двор нашего дома, где я тренировал Иду. Небольшой забор, служивший ограждением для нашего небольшого сада, располагался почти на краю пригорка. Этот пригорок представлял собой скалу песчаника, возвышающуюся над оазисом. Этот песчаник служил своеобразной каменной лестницей, на каждой ступеньке которого располагались дома.
Наш дом был одним из самых богатых на холме. Прекрасный вид и положение в оазисе тоже входили в определение богатства моего дома.
К нам часто заглядывали гости – с ними мы обсуждали насущные проблемы и их решения. Однако сегодняшний визит перевернул жизнь моей семьи с ног на голову.
9
Когда мы собирались ложиться спать, было уже темно. Песчаник полностью отдал накопленное за день тепло. Большие тканевые пледы служили своеобразной защитой от ночной прохлады. Иду любил полностью завернуться в плед – его не было видно в многократно обернутой ткани. Его это очень забавляло, и, когда мы с Наимой искали его по всему дому, он тихонько лежал и хихикал (на самом деле мы знали, где он находится, и лишь ему подыгрывали). Так, бывало, он и засыпал – в большом тканевом мотке.
В ту ночь я услышал всадника, приближающегося к моему дому, преодолевавшего многочисленные ступени пригорка. Еще издалека я понял, кто едет и к кому. В свете факелов я смог разглядеть лицо своего старого друга – Семифая. Мы вместе служили в царской гвардии и пережили с ним немало трудностей. Я был рад его появлению. Но в столь поздний час он спешил ко мне не просто так.
Я сказал Иду и Наиме, что нечего опасаться, он мой давний друг и я ему доверяю.
Как только Семифай подъехал к дому, я его уже встречал. Он был греческого происхождения и его корни можно было проследить по его манере одеваться и чертам лица. Я помню его вечно улыбающимся во время службы в армии. Однако сейчас в его лице я прочитал смятение и страх. Он с трудом спешился, словно его мучала боль и направился в мою сторону.
– Друг мой! – эти слова он сказал не в обычной для него манере, почти шепотом.
Немного опешив от столь необычного для моего друга состояния, я не сразу принял его руку.
– Что случилось, Семифай? – я старался говорить с некой долей легкости, дабы разрядить обстановку.
Но моему старому другу было не до шуток. Он задыхался, по его лицу струились капельки пота и… несколько ран, которые бросились мне в глаза не сразу. Эти раны мог оставить только меч. Его вид выдавал наличие ран на его теле, но Семифай тщательно пытался скрыть их присутствие. Морщась от боли, он начал лихорадочно перебирать руками, прося выслушать его.
– Не здесь, не здесь. Прошу, скорее… Это не для чужих ушей, – задыхаясь шептал он.
Мне не оставалось ничего кроме как пригласить его в дом и расспросить о случившемся (что-то произошло, я это знал точно). Семифай облокачивался руками о стены дома. Я взглянул на Наиму. Моя жена поняла все без лишних слов и направилась за кувшином с чистой водой, моему другу стоило промыть раны.
Я помог ему устроиться на мягкой подстилке, служивший мне и моей жене постелью.
– Что случилось? – пытался выведать я у Семифая причину столь позднего приезда.
Ответа не последовало. Наима принесла кувшин с чистой водой, но как только раненый воин увидел это, его глаза наполнились горечью. Он резко встал и направился в сторону сада. Капли крови, струящиеся по его ногам, оставляли на полу багровые точки. Семифай знал строение моего дома, поэтому найти вход в сад ему не составило труда. Не успев за обезумевшим (по-другому сказать было нельзя) другом, я сказал Наиме остаться с сыном и запереть входную плетеную дверь. Моя жена кивнула мне. В глазах друг у друга мы прочитали недоумение вперемешку с неприятным возбуждением.
Первым делом Наима направилась запирать входную дверь, оставленную нараспашку. Подойдя к ней, она увидела коня Семифая, который спокойно стоял напротив дома, пристроившись к ближайшему дереву. В глаза ей бросился меч моего друга, прикрепленный к седлу. С его лезвия капала свежая кровь. Наима насторожилась и огляделась по сторонам. К ее облегчению ничего необычного на глаза не попалось. Заперев дверь, она направилась в комнату Иду, который, завернувшись в плед, уже крепко спал. Шум, принесенным Семифаем, не разбудил его. Моя жена погладила его по голове и поцеловала. Проверив, все ли в порядке, она задернула занавеску, служившую дверью между комнатами, и направилась в гостиное помещение и отдала мне кувшин воды. Наима вернулась туда, откуда в поле видимости оставалась комната Иду.