Ключ без права передачи
Шрифт:
– Город виноват, стало быть? А заодно и жена с ребенком? Послушайте, так он же у вас слабак! А на вид бравый был парень, даже Фиделя Кастро напоминал - бородой, ростом… И предлагали же ему пустующий гараж - мог перебиться временно…
– Давайте прекратим, Кирилл Алексеич!
– крикнула она.
– Давайте!
– и он крикнул ответно.
– Только, если по такой малой причине художник кончился, - значит, его и не было никогда!
Вот так он довел ее до слез. А зачем? В порядке самообороны? Затравленно глянула она сквозь
В досаде на себя взлохматив волосы, Назаров уставился в обложку книги Корчака.
6
– Ну-с? Сегодня, кажется, кто-то родился?
– прозвучал над Юлей Баюшкиной голос отца, как раз в тот момент, когда она открыла глаза и снова зажмурилась: мама раздвинула шторы.
Юля зевнула и сказала:
– Мне снилось, что я разбила банку с кислотой в химкабинете…
– Чепуха, - сказала мама ласково.
– Стекло бьется к счастью. У тебя сегодня и праздник, и воскресенье, совпало-то как хорошо.
Юля еще досыпала одним глазом, принимая родительские поцелуи и слушая традиционные тексты:
– Поздравляю, девочка. Будь умницей…
– Мать, уши, я думаю, драть не будем?
– О чем ты говоришь, Коля, какие уши? Семнадцать лет! Тут розы нужны, корзину роз к ногам - верно, доченька?
– Ну, роз я не достал, принцесса меня извинит, а кое-что получше имеется… Принимай!
Что-то водрузили ей на живот поверх одеяла, что-то щелкнуло, и Муслим Магомаев страстно запел:
Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала,
И крылья эту свадьбу вдаль несли,
Широкой этой свадьбе было места мало…
– Ой… большое спасибо!
Это был магнитофон - портативный, изящный. Дивная игрушка.
– Тут одним "спасибом" не отделаешься, - шутил папа, выключив Магомаева.
– Такие капиталовложения должны давать хорошие проценты, дочка! Да-да… В виде пятерок в аттестате - это раз…
– Нет, - перебила мама.
– Главное даже не это. Главное - понимать, что ближе родителей никого нет, что им для тебя ничего не жалко и что плохо они не посоветуют - у них опыт!
– Ладно, мать, не наседай… Юля, Юля! Ну чего ты нажала, куда? Понятия ведь не имеешь, что это за клавиша! На, читай инструкцию… Пока не ознакомишься - даже не прикасайся. Я, чтобы записать Муслима, часа полтора разбирался… Значит, первое: он работает и от сети, и на батарейках. Ну, батарейки мы зря жечь не будем…
– Пап, давай потом, а? Мне надо одеться.
– Ну-ну… - он вышел с инструкцией в руках, а мама осталась сидеть в ногах у именинницы.
– Юленька, мы все-таки решили устроить, отец рыбу достал живую… Можешь своих позвать, только немного. А мы пригласим Борзуновых с дочкой.
– Да?
– Юля тут же отменила подъем, улеглась снова.
– Я рада за вас. И сочувствую рыбе. Только меня не будет.
– Начинается… Чем, чем они не угодили тебе?
–
– Интересно… Чем же это?
– изумилась Клавдия Петровна.
– Тем, как ты их облизываешь. И главное: зря - мне Борзунов не нужен, я в его институт не иду, раздумала.
– Коля, ты слышишь?
– воскликнула мама.
– Это кому надо сказать спасибо - Марине Максимовне?
В смежной комнате зазвонил телефон, трубку взял отец. Зычно объявил:
– Именинницу требуют!
– Пораньше не могли? Наверное, она, Мариночка. Спешит показать, что не забыла… - прокомментировала мама.
Секунда - и Юля, уже в халатике, была у телефона.
…Саша Майданов торчал в автоматной будке без пальто, в свитере и шапке, с лыжами, которые, не умещаясь, мешали ему закрыть дверь. Первым делом он предупредил Юлю:
– Только трубку не бросай: у меня одна "двушка".
– А если брошу?
– Тогда мне придется еще доставать, - сказал он мрачно, выдыхая пар.
– В общем, так. Я поздравляю, желаю тебе всего самого-самого… Говорить я не умею, ты знаешь. Может, я тогда и свалял дурака на сочинении…я не спорю…
– Так. Уже прогресс. Еще что скажешь?
Втянув озябшие пальцы в рукава, он замолчал. И она ждала.
Ее мама, накрывающая на стол, и папа, будто бы углубленный в магнитофонную инструкцию, - оба предельно внимательны к этому разговору Юли. И она демонстративно переходит на английский:
– Иф ю уонт ту си ми уис ивнинг, ю мэй кам…
– Секреты, - скорбно улыбнулась мама.
– Вот и обучай их после этого…
– Что-что? Повтори!
– заволновался в своей будке Майданов.
Юля взбунтовалась, а он это слышал:
– Товарищи, миленькие, ну дайте же словечко сказать! Я не только по-английски, я по-птичьи скоро начну разговаривать!…
– Как тебе это нравится, Николай?
– Ну, не нравится, а что я могу? Выросла девка… Пошли на кухню… Пошли, пошли, - проявил сознательность отец.
Оставшись одна в комнате, Юля сказала:
– Через час я буду на Гагаринской, ты знаешь и дом и подъезд… Но там тебе надо прежде всего просить прощения!
– Юль… а тебе не надоело там?
– Представь себе, нет!
– А то поехали в Блинцово, как в тот раз… тетки там нет сегодня. Печку затопим… там хорошо… Белки по снегу бегают…
– Никуда я с тобой не поеду, - отрезала Юля.
– Ты вел себя с Мариночкой, как последний хам, я тебя ненавидела… И не скоро еще отойду, понял? Все, привет белкам!
7
Снег! До этого он был только за окнами и мало замечался, а тут ослепил вдруг, козырнул щедростью, пристыдил чистотой…
Антошка, сын Марины Максимовны, сидел на санках и сердился: его "конь", вместо того, чтобы работать, затеял долгий и непонятный разговор с мамой. " Конем" был Алеша Смородин.