Ключ без права передачи
Шрифт:
– Это Майданов? А где белка? А что это крутится?
А через полчаса все заминки и психологические трудности были, казалось, далеко позади…
На майдановских лыжах Юля скатилась с горки по искрящейся пушистой целине, а внизу шлепнулась, вспахала ее носом.
– Приказываю!
– зазвенел на просторе голос Адамяна.
– Торжественный салют семнадцатью артиллерийскими залпами! По новорожденной!
Сверху в нее полетели снежки, веселые и безжалостные.
Солнца в этот день было сколько угодно. И Антон не капризничал. Что касается Майданова,
– Юля… С той компанией он уже не имеет дела?
– Вроде нет… "Баба Сима" успела ему мозги прочистить. Ну и я немного повлияла, наверное… Двое оттуда уже в колонии, знаете?
– За что?
– Киоск кожгалантереи взломали.
– Красота!
– горько сказала Марина.
– Они бы и Сашку потянули - слава богу, у него тогда был перелом руки…
– Да? А если бы…
– Нет!
– почти вскрикнула Юля.
– Я не то хотела сказать, он и со здоровой рукой не пошел бы! Верите?
– Я-то ему готова верить. Он мне - нет…
– Мы вас знаем три года, а он - один. И после всего, что было, трудно ему причалить к нам…
– Я о том и говорю. Собираетесь вы у меня, ревнует он тебя ко мне… Ревнует, не спорь! Только напрасно, объясни ему. Я могу написать на своей двери аршинными буквами: "Все, кому интересно, - добро пожаловать!"
– Я понимаю… А как сделать, чтоб ему интересно стало?
– Ну и вопросик… Я ж не волшебник, Юлька, я только учусь…
…А еще они гуляли по лесу. Слушали капустный хруст снега под ногами, высматривали обещанных белок. Дергали ветки, чтобы по-братски уронить снег на голову зазевавшемуся "ближнему". Антошку тащили и развлекали по очереди, и никому он не был в тягость.
И была такая подходящая опушка, где Марина попросила:
– Таня! Почитай-ка нам.
– Стихи? Прозу? Басню? Монолог?
– тотчас перебрала она весь ассортимент, с которым собиралась поступать в актрисы.
– Стихи.
– Пожалуйста. Ну, допустим, вот это. Называется - "Из детства".
Я маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поет мне: "Как ныне
Сбирается вещий Олег…"
Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.
Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я маленький, глупый, больной.
(Стихи Д.Самойлова)
– Хорошо, - вздохнула Марина и посмотрела на Майданова. Тот, наморщив нос, спросил:
– Над чем он плачет? "Над бренностью" - это как?
– Над тем, что все проходит на свете, ничто
– Ну правильно, - согласился Майданов мрачно.
– Человеку это всегда обидно. Хоть маленькому, хоть какому.
– Даже мне понравилось, - заявил Адамян.
– Странная вещь: информация ведь минимальная, так? Ничего нового, ошеломительного не сообщается. А - действует!
Марина взяла его шапку за оба уха, надвинула на глаза:
– Женька, ты чудовище! Ну можно ли думать о количестве информации, когда тебе читают стихи?
– По-моему, за этим стихотворением моих данных совсем не видно. Они как бы не нужны, - пожаловалась Таня.
Майданов сплюнул. Когда его что-то коробило, он сплевывал.
– А ты их не навязывай, - резковато сказала Марина.
– Кому надо - увидит. Ты же не в манекенщицы идешь - в актрисы!
– Все равно. Я чувствую, что для поступления это не подходит. Надо взять чтонибудь гражданское, патриотическое…
– А что, - спросил Смородин угрюмо, - красивым девчонкам прощаются пошлости?
– Пошлости?! А что я такого сказала?
– Когда же люди поймут, Марина Максимовна? Когда они поймут, что нельзя выставлять свой патриотизм, чтобы тебе за него что-нибудь дали или куда-нибудь пропустили! Другие свои данные выставляй, пожалуйста; может, и правда, в дом моделей возьмут… А это - не надо!
Татьяна, округлив большие красивые глаза, готовилась заплакать.
– Дядя Алеша сердится?
– спросил Антон у Майданова, с которым успел подружиться.
– Ага, - сказал Майданов.
– Он идейный.
И толкнул плечом Адамяна: отойдем, мол.
Когда их не могли слышать, спросил:
– Кто из вас придумал этот… культпоход? Только мозги не пудрить, я все равно узнаю.
– А тут все открыто, - удивился Женя.
– Предложила Мариночка.
– Так я и знал. Педагогические закидоны!
– Слушай, ты ее все время с кем-то путаешь. Она - человек, понимаешь? С ней интересно - раз. Никогда не продаст - два. И говорить можно чем угодно - три. Нам дико повезло с ней, если хочешь знать.
– Наивняк… Ну давай, заговори с ней "о чем угодно". О чем ей педагогика не велит!
– Ну например? О сексуальной революции?
– ухмыльнулся Женька.
– О сексуальной? Нет, тут она сразу иронии напустит. Надо такое, от чего нельзя отхохмиться. Начни только - сам увидишь, как завиляет.
– Да что ты против нее имеешь?
– "Душевница" она. А я учителям-"душевникам" не верю! Я нашей Денисовне, завучихе, верю больше, понял? В трех школах перебывал, видал всяких. Одна инспекторша детской комнаты - тоже молоденькая, нежная, с "поплавком" МГУ на груди, - так со мной говорила за жизнь, так говорила…
– И потом что?
– А потом - протокольчик. И в нем черным по белому: "На собеседованиях Майданов Александр показал…" Ну и там все мои сопли доверчивые в дело пошли. Против Витьки Лычко и других… Ты их не знаешь. Артистка она была, понял?!